Мария Лебедева

Волшебный хор» — настоящая ода мужской дружбе в изводе российского масскульта. Повзрослевшие приятели детства и юности не общались четыре года, но, узнав, что один в беде, другой сразу спешит на помощь: сам погибай, а товарища выручай. Чиновник Дмитрий Баврин хочет во что бы то ни стало спасти Михаила Протасова, учителя истории, обвиненного по статье об оправдании нацизма. Жизнь, разрушенная несправедливыми обвинениями и личность, уничтоженная системой — сюжет страшный и актуальный.
0
0
0
7902
Препарируя вещество памяти, бесстрашно ныряя в этот гаррипотеровский омут, Мария Степанова маркирует как личное то, что вроде бы не принадлежит никому — или принадлежит сразу всем. Нанизывать имена, не ударяясь в неймдроппинг, можно лишь с бесконечным уважением к личности тех, чьи слова отозвались в тебе. Мария Степанова бережно, очень тактично обращается с текстами и личностями многих и многих предшественников.
0
0
0
6138
Условное будущее «Кто боится смерти» — культурный регресс. От поколения к поколению уклад остается неизменным, и древние традиции сосуществуют с технологиями, по большей части никак не упрощающими жизнь: видеокамера (на которую насильник фиксирует свое преступление), лазерные скальпели народных целителей (которыми те не пользуются), пещера в пустыне, заполненная старыми компьютерами, — стоящий на руинах прогресса мир возвращается к первобытности.
0
0
0
7126
Разделено с кем-то — значит, прочувствовано. Том Поллок лишь делает буквальной метафору «делиться эмоциями (в «Сыне города», например, совершенно обратный процесс: привычное обрастает фантазиями настолько, что воспринимается как миф, вместо фонарей — танцующие девы электрического света). Две параллельные линии романа — как водится, слившиеся после в одну, — показывают разные грани публичности и приватности, механизма сближения и подчинения.
0
1
0
5242
В сегодняшней подборке young adult — роман о тяжелом психическом расстройстве, динамичная притча о выживших япстерах, драма о жизни вообще и жизни хоккейного клуба в маленьком городке в частности, почти что не выдуманная история о библиотеке в концлагере и повесть о том, как второстепенные персонажи вдруг становятся главными.
0
0
0
10102
После «Оды радости» становится яснее позиция тех, кто так громко кричал о недопустимости «Посмотри на него», из чьего возмущенного «у меня тоже вон умер/умерла/болит — но я книг о том не пишу» вычленяется самое важное: не осуждение, а неумелая сопричастность — «у меня тоже». И пусть самые сильные потрясения человек все равно переживает в одиночестве, мир культуры поможет объяснить эту боль, мир людей — хоть немного утишить.
0
0
0
11506
Понятно, что антиутопия Джейкобсона не является таковой в привычном для русского читателя — замятинском понимании жанра — гораздо ближе «Слепоте» Сарамаго или «Стене» Хаусхофер, а еще ближе — медленному (если не сказать — вялому) любовному роману.
0
0
0
6434
Шесть голосов, сменяющихся один за другим: голос матери, голос насильника, голос жертвы, голос жены насильника, голос отца и, под конец, голос депутатки. Список героев — точь-в-точь состав телешоу, где перед рекламой попросят не переключаться вовек. Каждый рассказывает историю — то ли свою, то ли одну и ту же — и каждый хоть в чем-то несчастен.
0
0
0
8382
Основная черта некрасовского мира — существование на границе, его зыбкая, как во сне, неопределенность и недооформленность. Застывшее в промежуточной стадии потенциально способно быть и тем, и другим, но на деле — неприкаянно болтается на стыке понятий.
0
1
0
13410
Мракобесие и вседозволенность Франции той эпохи сконцентрировались именно в этом месте. Версаль хранит память эпохи — в тех подробностях, которые теперь уже скрыты от потомков.
0
0
0
7442
Дело не столько в проблематике — в одну повесть вместились и буллинг, и потерянная дружба, и поиск себя, и травма, — сколько в нарочитой усложненности (аннотация расставляет все по своим местам, в самом тексте же повествование нелинейно) и обилии диалогов, местами действительно смешных.
0
0
0
9614
Эта выверенная неправильность — то, что не позволяет называть романы викторианской или готической стилизацией. Осознавая, что являет собой природа таланта, Диана Сеттерфилд не рассчитывает на то, что боги нашепчут ей в уши второй несомненный бестселлер, и пишет новую историю — воспринимать ее следует разумом, не сердцем. «Тринадцатая сказка» обволакивает, тянет за собой, как любой продукт вдохновения; в романе «Пока течет река» атмосфера именно что выстраивается.
0
0
0
6518
Говоря об одном и том же, Мария Галина пользуется совершенно разными инструментами — и наравне с серьезной терминологией и нацеленными на проницательного читателя отсылками будет пассаж о том, что Средневековье представляется нам либо как «ужас-ужас», либо как «восторг-восторг». Отсюда же — и желание реабилитировать массовую культуру, не отвечающую на индивидуальный запрос, а чутко улавливающую потребности коллективного бессознательного.
0
0
0
9354
«Против нелюбви» — эссе разных лет, собранные под обложкой с сердечком, прикладная работа в противовес теоретической «Памяти памяти». Двенадцать героев, пятнадцать текстов, «знаковые тексты и фигуры последних ста лет русской и мировой культуры в самом широком диапазоне».
0
0
0
9350
Если раньше несчастьями управлял страшный Король Беды с вороньими глазами, обещал защитить человек в серой шубе — то в новой книге девочка рассчитывает лишь на собственные силы, и потому эта, созвучная пиковскому «Мальчику во мгле», история — самая страшная из всех, в которые попадала Агата.
0
0
0
7010
Николаенко наделяет голосом тех, кому не хватает слов: Сашу с его ментальными особенностями или пока еще маленького Федю. В другой, закнижной реальности, юродивые и дети в большинстве своем не используют и половины того обширного тезауруса, что вкладывает в их рты писательница, и отсутствие даже попытки стилизации живой речи — прием, несомненно, намеренный.
0
0
0
9590
История Вирджинии Вулф начинается со смерти первой супруги отца писательницы — и заканчивается годы спустя после ее самоубийства. Повествование движется нелинейно: то хронологию нарушают сведения о группе английских интеллектуалов Блумсбери, то — история об основанном Вирджинией и ее мужем Леонардом издательстве «Хогарт-пресс», то — описание отношений с русскими писателями.
0
0
0
6978
В своем исследовании общества Нового времени Антуан Лилти говорит о неизменных вещах: механизмах популярности и том, что из этого следует – массовом распространении нежелательных образов знаменитостей, отождествлении частной персоны с ее образом, размытии границ между публичным и личным.
0
0
0
6050
Сражаясь с безумием в тесной комнатушке борделя, Хана раз за разом воскрешает в памяти подводные пейзажи и образ сестры. Вытесняя все, что несет с собой боль, ее сестра Эми находит успокоение только в искусстве хэнё. Героини Брахт наследуют его от матери. Хана и Эми ― женщины моря, ныряльщицы, добывающие со дна моллюсков, водоросли и жемчуг ― и ревностно защищающие свое ремесло от любых возможных нападок.
0
0
0
4958
Повесть Екатерины Ждановой — о родителях миллениалов, чье детство пришлось на семидесятые. Воспоминания о дворовой культуре тех лет не идет ни в какое сравнение с тоской по игре в приставку и растворимому напитку «Юппи». Развлечения ребенка семидесятых, казалось, конечной целью имели самоуничтожение. Детишки в рассказах Ждановой плавят свинец, жарят мясо на утюге, запросто садятся в машины к незнакомцам и воруют с подъездного пола линолеум, чтобы скатиться с горки. Атмосфера веселого безделья и вседозволенности — и ни слова об октябрятах и пионерах, о сборе макулатуры и публичном осуждении хулиганов.
0
0
0
6370
Роман Марии Лабыч «Сука» не спекулирует на теме войны, не ударяется ни в одну из крайностей, навязанных поп-культурой в отношении войны. Это не отстраненное смакование насилия, но и не глянцевый вариант, транслируемый с телеэкранов, где накрашенные женские лица игриво глядят из окопов, предлагая отважным солдатам любовь на фоне руин.
0
0
0
7174
В мире, уставшем от призывов выйти из зоны комфорта, стать успешным и продуктивным, книги Энн Тайлер разрешают то, по чему все уже заскучали: просто прожить свою жизнь, без претензий на уникальность и без сожалений об этом.
0
0
0
4970
В русском переводе полное название книги Take a six girls. The lived of the Mitford sisters звучит как «Представьте 6 девочек. Сестры Митфорд: писательница, птичница, фашистка, нацистка, коммунистка и герцогиня» — так, в одно слово, укладывается жизнь каждой из сестер.
0
0
0
8202
Сборники рассказов Павла Пепперштейна допускают двойное прочтение — можно, собственно, читать, знакомиться с текстом линейно, а можно просто, как в детстве, посмотреть картинки: настолько акцентирован визуальный аспект.
0
0
0
6146
Роман Вулицер — не о преодолении, а о принятии. Как жить обычной жизнью, когда те, с кем ты начинал, достигли заоблачных высот?
0
0
0
5946
«Дать поэту свободу говорить о себе на своих условиях» — под этим девизом создавался проект «Частные лица». Первая книга с тринадцатью биографиями поэтов была издана в 2013 году. Второй том — двенадцать автобиографических интервью, зачастую перерастающих рамки этого жанра.
0
0
0
5346
Биография Бронштейна походит больше на одну из трагических уайльдовских сказок о таланте и жестокости. Физик-теоретик, сделавший так много всего за одиннадцать лет научной карьеры (в числе заслуг, к примеру, вклад в создание квантовой теории гравитации), популяризатор науки, писатель, друг Льва Ландау, муж Лидии Чуковской.
0
0
0
5554
Вряд ли существует много людей, способных понять Арно Шмидта без подсказок и объяснений. Тем ценнее вышедшее издание трилогии Nobodaddy’s Kinder, «Ничейного отца дети», где почти половину текста составляют комментарии и едва ли не комментарии к комментариям, путеводная нить в нагромождении слов.
0
0
0
6614
История семейной катастрофы, почти «Господа Головлевы», написанные в одной из параллельных реальностей. И роли играть здесь будут пара безумных цирковых артистов и их дети — лысая карлица-альбинос Оливия, Артуро с ластами вместо рук и ног, Элли с Ифи, сросшиеся в талии сиамские близняшки, и младшенький Цыпа, с виду совершенно обыкновенный.
0
0
0
5098
В детстве Женечка калечил птиц: отрезал лапки голубям. Деловито, старательно уничтожал то единственное, что связывало птиц с землей. У людей же, напротив, он отнимал нечто, над землей превозносящее. Все его жертвы, как на подбор, не были обычными — каждый чем-то да выделялся, отличался от «человека-женечки».
0
0
0
4786