Иронии бы больше молодому автору, в том числе самоиронии, чуть-чуть внутренне вырасти, чтобы тридцатилетние не казались безнадежными артритными стариками. Тогда и с авторской оптикой, глядишь, станет все нормально, и язык перестанет выдавать попытки натянуть сову на глобус.

Конрад не единожды пытался подступиться к жанру автобиографии, но всякий раз уклонялся от прямого высказывания — прятался за философскими отступлениями и юлил. «Личное дело» было опубликовано в 1912 году, но существует и более ранняя серия автобиографических набросков — «Зеркало морей». Однако это не столько воспоминания, сколько сборник лирических зарисовок, навеянных «великой страстью» писателя — морем. Более поздние «Заметки о жизни и литературе» также представляют собой довольно разрозненную коллекцию ранее опубликованных очерков. Все эти наброски следует рассматривать как попытку обобщения, а не как честный разговор о себе. В каждой фразе Конрада, составившей «Личное дело», просматривается желание укротить стихию, не менее своенравную, чем море, — жизнь.

Нам говорят: никогда не читайте аннотации — но куда ж без этого, особенно когда издательское описание уже есть, а сама книга еще не вышла. И в случае с Рубановым от восхищения захватывает дух: главный герой нового романа мастера изображения сверхчеловеков — женщина! Впрочем, уже на странице с оглавлением понимаешь, что ожидания твои были обмануты, а во время чтения осознаешь, что еще и ого-го как.

Привлекательным для гипотетического читателя бестселлеров может оказаться и то, что стихи Сальникова энигматичны, их надо разгадывать, расшифровывать. Условием для расшифровки является знание современной поп-культуры, особенно кино, а также набора бытовых реалий российской жизни — довольно расхожий читательский багаж. Дополнительная опция — интертекст, тем, кому она доступна, общий поэтический квест кажется только занимательнее.

Диктатор отправляется на «гастроли» — страну посмотреть и себя показать, но, разумеется, понятно — это не классический травелог, где важнее сам принцип путешествия, а странствие в личные глубины, о которых нельзя было и подозревать, испытание сердца, взлом тайников души, ментальное самоубийство и последующее, едва ли не магическое, оживление. Иными словами, все круги ада, которые необходимо пройти, чтобы что-то узнать о себе и о мире, в котором ему приходится играть диаметрально противоположные роли.

Нельзя не принимать во внимание, что мы держим в руках книгу, посвященную именно классической поэзии, — в диапазоне от Грибоедова до Бродского, — и основанную на субъективных впечатлениях поэта-консерватора (отзывающегося о современных стихах редко — и в основном в полемическом контексте), а потому принципиального радикализма ждать не стоит; но и точность научного исследования — не про Кушнера. И, наверное, подобный уровень высказывания будет интересен именно начинающему: «Лирический дар — редкий дар. Что такое лирика? Это особое, горячее внимание к человеку, к любому предмету, любой вещи на земле, а не только стихи о любви…».