Когда мы уже настроились читать об ужасах, творящихся за миленькими фасадами, обнаруживается, что история вовсе не об этом. Название книги вводит в заблуждение: зловещие «тлеющие пожары» — на самом деле огоньки (little fires). Простой, даже банальный образ, обладающий огромной силой.
Очевидная удача книги — личный характер повествования, в чем автор признается уже в предисловии («помню, как и когда я читал его русские переводы с трепетным воодушевлением и многое в своей неоперенной жизни поверял прочитанным»). Прекрасен фрагмент из главы «Подшофе», стилизованный под «пьяное» письмо, хотя и не очень похожее именно на стиль Буковски. Задумку отчасти подвело исполнение, но некоторым читателям должно понравиться.
В какой-то момент явление очередного правнука канувшего в лету белогвардейца, жаждущего правды и обращающегося к писателю как к последней доступной инстанции, способной ее восстановить, приобретает сюрреалистический оттенок. Складывается ощущение, что это персонажи известной пьесы Луиджи Пиранделло, сотню лет промыкавшись в поисках автора, наконец нашли его в лице Леонида Юзефовича.
Адольф Гитлер рассматривается в книге Себастьяна Хафнера не как пациент или любопытная личность, он прежде всего руководитель государства, не справившийся со своей работой (и разрушившей всю подчиненную организацию). Хафнер не боится признаться в том, что Гитлер добился определенных успехов, но и не менее пристально анализирует, какой ценой их удалось достичь.
Козлову время от времени отказывает вкус: то он напишет про «рыцаря, облаченного в благородные волосы», то про то, что люди «пребывали в состоянии общения». Автора иногда кусает блоха канцелярита, и он выдает фразы вроде «на текущий момент я могу сказать следующее» и «в том же ряду Петербург, святость которого куплена смертями в болотах и постоянным оттоком населения вследствие перманентного мора...». Можно, конечно, было бы списать все на какой-нибудь прием, но на какой и каков тогда его смысл, если вся книга написана с оглядкой на разговорный стиль и рок-культуру.
Улей для писательницы — аллегория современного общества, которое, несмотря на демократизацию, остается жесткой, а порой и жестокой структурой. Вероятно, для автора эта тема весьма актуальна, ведь в Великобритании до сих пор существует весьма суровое деление на классы, хотя правительство и постулирует противоположные тезисы.
Борис Дубин. О людях и книгах
Отрывки
От секунды до вечности
Театр
Иштван Орос. Шахматы на острове
Отрывки
Переполох в раю
Рецензии
Очевидная удача книги — личный характер повествования, в чем автор признается уже в предисловии («помню, как и когда я читал его русские переводы с трепетным воодушевлением и многое в своей неоперенной жизни поверял прочитанным»). Прекрасен фрагмент из главы «Подшофе», стилизованный под «пьяное» письмо, хотя и не очень похожее именно на стиль Буковски. Задумку отчасти подвело исполнение, но некоторым читателям должно понравиться.
В какой-то момент явление очередного правнука канувшего в лету белогвардейца, жаждущего правды и обращающегося к писателю как к последней доступной инстанции, способной ее восстановить, приобретает сюрреалистический оттенок. Складывается ощущение, что это персонажи известной пьесы Луиджи Пиранделло, сотню лет промыкавшись в поисках автора, наконец нашли его в лице Леонида Юзефовича.
В рубрике «Опыты» рассказ «Гон» Валентины Петровой – безудержный, вспененный, трикстерский.
Те, кто не бывал на спектаклях «Мастерской» и «Такого театра», какое-то время даже не осознают, что артисты находятся рядом. Максим Фомин и Владимир Кузнецов ловко смешиваются с толпой. Ни одежда, ни поведение не выдают в них актеров, играющих роли: со стороны кажется, что двое молодых людей просто беседуют друг с другом, прогуливаясь мимо касс или сидя среди дремлющих, читающих, жующих гамбургеры пассажиров, — и сами, слово за слово, покупают кофе в вокзальной забегаловке, разворачивают фаст-фуд... Ничем не примечательная активность.
Адольф Гитлер рассматривается в книге Себастьяна Хафнера не как пациент или любопытная личность, он прежде всего руководитель государства, не справившийся со своей работой (и разрушившей всю подчиненную организацию). Хафнер не боится признаться в том, что Гитлер добился определенных успехов, но и не менее пристально анализирует, какой ценой их удалось достичь.
Козлову время от времени отказывает вкус: то он напишет про «рыцаря, облаченного в благородные волосы», то про то, что люди «пребывали в состоянии общения». Автора иногда кусает блоха канцелярита, и он выдает фразы вроде «на текущий момент я могу сказать следующее» и «в том же ряду Петербург, святость которого куплена смертями в болотах и постоянным оттоком населения вследствие перманентного мора...». Можно, конечно, было бы списать все на какой-нибудь прием, но на какой и каков тогда его смысл, если вся книга написана с оглядкой на разговорный стиль и рок-культуру.
Большинство персонажей в спектакле Резинга — не характеры, а маски. Убийца Марата, Шарлотта Корде в исполнении Галы Самойловой, — это маска смерти, танатос и эрос в одном лице. В светлом вечернем платье с глубоким вырезом и открытыми плечами, придерживая длинный подол, актриса величественно поднимается и спускается по застывшим ступеням — с этажа на этаж. Ее перемещения похожи на плутание в лабиринте эскалаторов — и только в финальной сцене Корде, наконец, находит из него выход и получает возможность приблизиться к Марату.
Проза Екатерины Туповой – это танец букв. Пластичный, пленительный, вовлекающий в свой ритм и настрой. Сегодня в «Опытах» – рассказ «Город».
Улей для писательницы — аллегория современного общества, которое, несмотря на демократизацию, остается жесткой, а порой и жестокой структурой. Вероятно, для автора эта тема весьма актуальна, ведь в Великобритании до сих пор существует весьма суровое деление на классы, хотя правительство и постулирует противоположные тезисы.
Отрицая прямую речь и диалоги, Шаров выстраивает «Царство» сюжетно похожим на все свои предыдущие книги — в завязке некий необязательный герой-рассказчик, таинственная рукопись, скрывающая воспоминания об ушедших временах, обязательная религиозная нота — вновь персонажи одержимы идеей построить рай на земле, сменить власть и изгнать Сатану. Структурно «Царство Агамемнона» тоже похоже на предыдущие книги Шарова — роман состоит из фрагментов писем, дневниковых заметок, воспоминаний, журнальных статей, но прежде всего, из обрывков бесед с разными людьми.
Кирилл будто бы целыми днями разбирает бабушкины записки, слоняется по кладбищам и полуразрушенным постройкам, часами под свечой (обязательно под свечой!) рассматривает фотографию без вести пропавшего двоюродного деда по черт знает какой линии. Иногда он ездит в таинственные города, где по вечерам ему шепотом рассказывают другие страшилки — а днем бродит по улочкам и осознает, осознает, осознает. Осознает так глубоко, что, даже проходя мимо прачечной, видит сплошное желание «отстирать, обелить жизнь». Ах да, еще он любит сесть возле какого-нибудь дома и представлять коней в яблоках, рождественские елки и пироги с визигой, патоку и хруст французской булки.
В рубрике «Опыты» — «Откровенный рассказ странницы» Алины Костриченко. Экзистенциальный, любовный, приключенческий — три определения для одного текста, поражающего своей стереоскопичностью.
