Дания Жанси. Путешествия Лейлы

• Дания Жанси. Путешествия Лейлы. — М.: Эксмо, 2024. — 384 с.

Писательница и поэтесса Дания Жанси родилась в Ташкенте, выросла в Казани. Проходила обучение в летней школе по программе Creative Writing в Оксфорде и делилась своим опытом в «Прочтении», участвовала в российском форуме молодых писателей. Ранее печаталась в изданиях «Вестник ЮНЕСКО», «Forbes Онлайн», «РБК daily», «Зеркало», «Идель», «Казань». Ее рассказы входили в короткие и длинные списки таких литературных премий, как премия имени Диаса Валеева (2023), Фазиля Искандера (2021) и ФИКШН35 (2020–2021).

Героиня дебютного романа Дании Жанси «Путешествия Лейлы», очнувшись в палестинской клинике, обнаруживает себя в другой реальности, где исторические события пошли по совсем иному пути: Россия осталась монархией, в Америке возродилось рабство, а в Англии произошла социалистическая революция. Мучающие героиню сны о старом мире вызывают большой интерес у местных жителей: кто-то черпает вдохновение в его катастрофах и преступлениях, кто-то стремится найти лекарство для Лейлы, не принимающей правил действительности, в которой она оказалась.

 

На другой день друзья отправились в Яффо. Ханна давно обещала показать Лейле старинный город, к тому же на открытии нового ресторана им встретился палестинский знакомый с лодки и опять пригласил всех в дом своих родителей. Правда, самому Ахмеду пришлось в последний момент остаться в Хайфе из-за большой торговой делегации, остановившейся в его отеле, но он предупредил семью о визите друзей. Лейла и Давид, как бывало часто в последние недели, смеялись вместе над чем-то мимолетным, полулежа на заднем сиденье большого джипа Ханны. Подруга же молча всматривалась в дорогу, иногда тихо подпевала радио. Уже давно они ехали вдоль моря, нескончаемая кромка голубой воды казалась декорацией или картинкой на экране.

— Это Нью-Яффо, — сказала Ханна, немного в отдалении промелькнули островки небоскребов, напоминавших отсюда Озерный край Лейлы, только пониже.

Эти районы походили друг на друга и были как бы отдельными территориями, из них не складывалось ощущения города, который можно прочувствовать, пройти пешком вдоль и поперек. Скоро они подъехали к холму, усыпанному низкими домами песочного цвета, и машина аккуратно поползла вверх.

— У вас тут все города, что ли, на горах? — спросил Давид, и они с Лейлой опять громко засмеялись, Ханна тоже улыбнулась.

Чем выше поднимались по горе, тем нереалистичней делался пейзаж с морем, пустырями и небоскребами, желтым горизонтом пустыни вдалеке. Друзья проехали аккуратную, как с картинок, мечеть и остановились на плато у церкви, словно перенесенной сюда с Карибских островов. Кроме восточного колорита было в старом городе и что-то нездешнее: очарование далекой метрополией, тоска по ней.

Друзья вышли из машины и долго бродили по желтым каменным улочкам, поднимаясь все выше и выше в гору. Голубой цвет моря слепил в просветах между домами, блеск воды завораживал. Наконец они пришли к дому родителей Ахмеда, без всезнающей Ханны легко бы заблудились. Старики громко выражали радость гостям и сразу пригласили присесть в тени виноградников на террасе, предложили воду, кофе с кардамоном в маленьких чашечках и финики. Отсюда открывался сплошной, ничем не прерываемый вид на море, яркий прозрачный топаз размером с небо. Холодная вода с лимоном и мятой, прохлада зеленого оазиса и бриз, теплые взгляды стариков, растроганные — друзей. Это был полный солнца и счастья день. Родители Ахмеда почти не знали английского, и выяснилось, что Ханна медленно, запинаясь и с виноватой улыбкой, но говорит на арабском.

— Они очень скучают по сыну, — перевела, обернувшись к друзьям, — хотя тот и приезжает в гости каждый месяц.

Старики показали дом, совсем не вычурный, но светлый и просторный, с красивой резной мебелью и цветными ткаными коврами. Заботливая мама Ахмеда чуть погодя вынесла на террасу большой поднос с закусками: домашний хумус, традиционное для этих мест пюре из нута и еще одно, из копченых баклажанов с кунжутной пастой, мутабаль. Лейла готовила такие же с тетей в Ливане, поэтому радовалась теперь домашним угощениям больше всех. Были еще жареные шарики из зеленых бобов и нута, фалафель, маленькие овалы куриной печени в гранатовом соусе, другие, пока незнакомые местные закуски и горячие лепешки. Когда друзья и наелись, и наулыбались вдоволь, старики, опять через Ханну, предложили им отдохнуть в доме перед ужином, а лучше остаться у них на ночь. Но и Лейла, и Давид не сговариваясь ответили подруге, что уже и так задержались, что теплота и гостеприимство теперь смущают даже. Ханна кивнула, мол, она согласна, сказала что-то на арабском хозяевам дома, а Лейла с Давидом, повторяя за ней, улыбались и прижимали руки к сердцу.

После затяжного обеда всех троих клонило в сон. Они вышли обратно в лабиринты улочек пряного и уже не душного города. До заката оставалось несколько часов, друзья гуляли по закоулкам, стараясь надышаться предвечерним морским воздухом, общением и смехом. Ближе к закату они спустились вниз и сели на пластмассовые стулья кафешки почти у моря. Еще чуть-чуть, и самые сильные волны легко дотянулись бы до их ног. Есть совсем не хотелось, и они наливали в маленькие чашечки арабский кофе из поданного железного кувшина, пробовали свежевыжатые соки и сладкую, еще теплую пахлаву.

Цвет моря постепенно становился все более строгим, насыщался синим, потом фиолетовым. Солнце опускалось ниже и из спелого мандарина быстро превращалось в налитый бордовым гранат, разливало в желтое небо свою красноту и сладость. Потемнело, вода стала уже серо-черной, с яркой лунной дорожкой посередине, по такой действительно хотелось пойти. Ханна сказала, что отдохнула и можно ехать, они поднялись по одной из улочек, нашли оставленную рядом с церковью машину и двинулись в Хайфу.

***

Через несколько дней после поездки в Яффо Лейла заглянула в «Мадинат» — пообедать и почитать очередную книгу из домашней библиотеки. Это был один из отелей Ахмеда, и на входе она вспомнила, что хотела заехать или позвонить, поблагодарить его за радушный прием у родителей, но каждый раз забывала. Ничем особенно не занимаясь, целыми днями она вязла в бытовых вопросах, прогулках и чтении книг.

Толстой, Достоевский, Пастернак — других знакомых русских имен на обложках она не нашла, а незнакомых авторов читать не хотела, потому что не понимала, всамделишные они писатели или рождены искажениями ее мозга. Да и классиков приходилось читать теперь в переводе и не самые известные их романы. Пастернак, похоже, искал себя в жанре альтернативной истории. Судя по предисловию к нынешней книге, он раскрывал историческую травму русской монархии, ставшей конституционной. И все это через метания главного персонажа между первой любовью, свободной Россией и рациональной, глубоко им уважаемой супругой, олицетворяющей парламентскую монархию.

Лейла читала все классические произведения в основном в сокращении, еще учась в российской школе, но такого не помнила. Теперь же появилось много времени, чтобы восполнить пробелы, углубить связи со страной и культурой, которые она считала своими.

Заказав любимую черную треску, Лейла раскрыла книгу. Уютная получалась картинка. С тоской подумала про смартфон: запечатлеть бы момент сейчас. Чуть поодаль увидела Ахмеда в темном деловом костюме и высокой круглой красной шапочке, похожей на турецкую. Он как раз прощался с кем-то в таком же головном уборе: пожимал руку, одновременно соприкасаясь щеками. Лейла встала из-за столика и пошла в его сторону, улыбкой ловя взгляд.

Ахмед обрадованно замахал. Она замерла недалеко, поняла вдруг, что не знает, как лучше здороваться на работе с палестинцем: все же местные арабы донельзя консервативны, особенно во всем, что касается общения мужчин и женщин. Палестинцев в этом Вавилоне было не так уж много, и Лейла с ними почти не встречалась. Возникла небольшая заминка, и Ахмед сам наклонился к ней, причмокнул щека в щеку на европейский манер. «А вот русские именно за рубежом всегда целуются три раза», — подумалось Лейле.

Ахмед не был занят в ближайшие полчаса и предложил вместе пообедать, хотя заказал себе только кофе и десерт. Он и Лейле советовал попробовать крем-брюле из верблюжьего молока от их шеф-повара.

— Ахмед, огромное спасибо ванс мо, твои родители так душевно приняли нас! Никогда не видела, как живут палестинцы. Было так интересно!

— Это вам с Ханной и Давидом спасибо, для родителей ваш визит — большая честь. Я тоже рад, что вы заехали. — Ахмед светился. — Наш дом всегда открыт, это обыкновенное ближневосточное гостеприимство.

— Вы просто замечательные, — храбрилась Лейла, было неловко говорить с Ахмедом в торжественном отельном холле, когда тот был в национальной одежде.

— Посмотри вокруг, сколько разных лиц ты увидишь. Наша земля щедро принимает и примиряет всех: английских и оттоманских эмигрантов, арабских и еврейских торговцев со всей Аравии, достойнейших европейцев и африканцев, приезжающих за здоровьем и долголетием, паломников самых разных религий. Наш дом открыт для всех. — Ахмед говорил очень складно.

Лейла прониклась его наивной речью. Несмотря на патетику, он звучал искренне.

— В самом деле, так здорово встретить такие принятие и терпимость, эмейзинг. Я слышала, лайк... в некоторых странах Европы думают и ведут себя эм-м... совсем по-другому, — Лейла перестала улыбаться, вспомнив сцену с концерта в Милане, когда дирижер попросил всех евреев выйти, — так это все может быть некрасиво... и даже пугать...

— Будет тебе, не стоит расстраиваться из-за того, что происходит далеко и не с нами. Хотя, соглашусь, до власти в той части света дорвались отъявленные националисты. Кроме Английского Союза, разумеется, там своя история. Ты бы вспомнила еще Америку и СС.

— Лайк что? СС? — Две последние буквы зашипели, забились у Лейлы на языке.

— Южные Штаты, или South States, SS. Говорят, в той части света до сих пор творится какая-то фантасмагория вроде рабства.

— Эм-м... лайк... это в Америке, что ли? Рабство?

— Хорошо, это все же не рабство. То, что рабовладение тормозит экономическое развитие, поняли теперь даже там, — Ахмед стал говорить быстрей и немного громче, — но что они творят с черным и индейским населением! Говорят, те могут проживать только на огороженных территориях и, чтобы перейти от одного подобного гетто к другому, нужно проходить досмотр на военных блокпостах. Эти особые территории патрулируются военной полицией, а их жителей унижают и избивают. При этом все экономические ресурсы и возможности для работы — в эсэсовских городах, и черным с индейцами волей-неволей приходится играть по этим нелепым правилам, получать пропуска и разрешения на работу, чтобы хоть как-то прокормить свои семьи. Полагаю, рабство гуманнее, во всяком случае, честнее.

Лейла старалась не выдать ни одной эмоции. Снова это чувство, что она в реалити-шоу. Ахмед продолжал:

— Белые южноамериканцы парируют, что у их оккупированных собратьев есть собственные школы, транспорт, больницы. Да, но качество услуг, да и жизнь в таких гетто не идет ни в какое сравнение с белыми городами. Да и ситуация патовая: с разделением Америки на Северную и Южную у большой части населения этих крошечных гетто фактически не оказалось гражданства.

— Ну, то есть что-то лайк вроде апартеида? — оторопела Лейла. Коллеги из Южной Африки рассказывали о чем-то подобном, происходившем у них. И еще что после девяностых ситуация поменялась, что сейчас там апартеид-наоборот, черные угнетают белых, хотя знает ли она, что там на самом деле...

— Апарте что? Хотя да, правильно, они разделены, можно сказать, что aparted. Я не встречал подобного определения в праве, но сдается, это очень емкое слово для описания происходящего. Не понимаю, как Северные Штаты Америки терпят такое у себя под носом. Видимо, для американских северян дело и торговля прежде всего. — Ахмед замедлился и с чувством проговаривал каждое слово.

— Знаешь, я просто шокд. — Лейла выдохнула, не в силах натянуто улыбнуться.

— Не расстраивайся так, Лейла, ты побледнела даже. Да, все это может сильно беспокоить разум, но не стоит, право. Что Южная Америка, что Европа — далеко, и мы мало что можем изменить. Хвала Аллаху, здесь у нас мирное небо над головой и изобилие на столе. Как тебе, кстати, наша треска с манговым соусом? У тебя хороший вкус, это одно из особых блюд этого ресторана.

— Подожди-ка, Ахмед, стоп. — Лейла много раз обещала себе не вступать в споры, но этот палестинец был так добр, искренен и, кажется, заблуждался.— Ты понимаешь, что все и всегда связано? Лайк все. И трагедии, несправедливости, как пожар, если разжечь, сожрут все вокруг? Это вирус, который абсолютли во всех, кто сделает хотя бы вдох рядом, притупляет, медленно убивает человечность. Тех, кто потом допускает точно такое же в отношении других, пусть даже своих же бывших мучителей. Или тех, кто считает, что не стоит переживать из-за того, что происходит где-то там далеко и не с ними. — Она невольно передразнила его манеру говорить.

Ахмед барабанил чайной ложкой по твердой карамельной поверхности десерта, не разбивая ее, и молчал. Стоит ли рассказать ему про фашистов, про Израиль, про Южную Африку. Или про государства Либерия и Сьерра-Леоне, куда после освобождения свозили бывших черных рабов из Америки, и там уже они становились плантаторами и угнетателями местных аборигенов. Чего она только не наслушалась во время пресс-туров с журналистами и в путешествиях. Ахмед точно понял бы и не назвал сумасшедшей. И все то, что рассказывал он, пусть и вызывало много вопросов, но звучало по-настоящему.

Палестинец ударил сильнее, и карамельная шапка десерта хрустнула. Лейла поднесла ко рту вилку с уже остывшим кусочком рыбы.

— Как тебе наше блюдо?

— Ямми, спасибо. — Я рад. Лейла, у тебя добрая, искренняя душа. Она болит и любит, это очень трогает. Но у нас и правда благословенная земля, не зря ее так называют, все приезжают именно сюда для духовного и физического исцеления. А кто-то чтобы найти себя в городе всех религий. Может, и тебе съездить в Иерусалим? Ты уже была там? — Он зачерпнул ложечкой белый десерт и коричневое карамельное «стеклышко».

— Лайк поправить душевное здоровье? — усмехнулась Лейла. Официант подошел забрать посуду, она поблагодарила его.

— Что ты, Лейла, обрести мир. — Ахмед подмигнул и наконец поднес ко рту ложку со своим крем-брюле. — М-м-м, действительно вкусно. Наш шеф не зря так настаивал. Обязательно попробуй и ты, Лейла. — Смеясь, он на арабском сказал что-то официанту, судя по жестам, попросил еще один десерт.

— Спасибо.

Может, и вправду съездить в Иерусалим, может, именно там она найдет какую-то разгадку или даже дорогу домой. Не зря же тысячелетиями туда едут паломники со всего света, не зря же правители всех времен воюют именно за эту землю. Может, и она оказалась здесь, чтобы разгадать какую-то древнюю тайну.

Невысокий сухонький араб подошел к столику и что-то торопливо пробормотал. Ахмед извинился: надо идти, готовиться к следующей встрече. Сказал, что всегда рад Лейле и счастлив угостить сегодняшним обедом.

— Только не уходи, пока не попробуешь десерт, его сейчас принесут!

Он быстро вышел из-за стола и исчез, не доев свой. Лейла и встать не успела, чтобы попрощаться.