Ася Володина. Безымянный

В книге «Тело: у каждого своё» собраны под одной обложкой тексты разных жанров и разных литературных родов и направлений: рассказы, эссе, пьесы, сказки и стихи. Их все объединяет тема телесности: Алексей Сальников, Алла Горбунова, Евгения Некрасова, Дмитрий Данилов, Вера Богданова и многие другие размышляют о том, «что случается, когда человек слишком озабочен своим телом и когда совсем забывает про него».

Ася Володина — писательница и переводчица, кандидат филологических наук, преподавательница эстонского языка, автор романов «Протагонист» и «Цикады». Ее дебютная книга «Часть картины» вошла в финальный список премии «Лицей» (2020). В основе рассказа «Безымянный» — фантастическое допущение: в ходе эксперимента по оптимизации людей лишают частей тела. Главный герой теряет безымянный палец, и это событие осмысляется им как утрата связи с прежним собой.

Сорока-ворона кашку варила,
Деток кормила.
Этому дала.
Этому дала.
Этому дала.
— А ты где был?
Дров не рубил,
Печку не топил,
Кашу не варил,
Позже всех приходил.

Ночью у меня забрали палец. Даже не сразу это понял. Знаете это чувство, когда просыпаешься, но не целиком — как постепенно включается компьютер: сначала шумит системный блок, потом загорается монитор, крутится колесико, и только после этого появляется заставка.
Но в это утро моя заставка оказалась совсем другой.
Будильник трезвонил, я хлопал по одеялу рядом с собой, Таня ругалась из-за стены «да выключишь ты его или нет?», так что я открыл глаза, нашел телефон, провел по экрану и замер.
— Проснулся наконец?
Дверь чуть приоткрылась, но Таня не вошла, так и говорила в просвет.
— Как спала?
— Завтрак готов, — она уже исчезла.
Я отложил телефон, присел на диване и взглянул на ладони.
Линия сердца дошла до линии ума и сорвалась в пропасть.
Закрыл глаза. Открыл. Снова закрыл.
Сколько пальцев на левой руке?
Раз, два, три, четыре, пять.
Сколько пальцев на правой руке?
Раз, два, три, четыре.
На месте безымянного было пусто. Ни раны, ни дыры, ни пробела, ни услужливой таблички «вернусь через 15 минут». Пальцы раздвинулись, переукомплектовались — словно так всегда и было.
Раз, два, три, четыре.
Пять. Я иду искать.
Если его нет на руке, где-то же он должен быть? Я ощупал постель, встряхнул одеяло — и услышал, как что-то тихо звякнуло.
На полу у дивана лежало обручальное кольцо.
— Идешь, нет? Стынет. Ждать не буду.
Я покрутил кольцо и надел на левую руку. Пару лет назад я его уже терял, так Таня сразу за новым отправила. Она как раз в командировку собиралась, а я, видите ли, не проштампован. Кольцо, кстати, за плинтусом нашел в итоге. Таня тогда пошутила, что теперь могу за второй женой отправиться.
Кольца два. Палец один. Жена...
— Тань.
Так и застрял на пороге, не решаясь зайти на кухню. Держит дистанцию — от полутора метров и дальше.
Она допивала кофе, стоя у окна и уткнувшись в телефон: казалось, стоит мне сделать шаг чуть ближе, и в это же окно она и ускользнет. Пробормотала, не поднимая головы:
— Хлеб в тостере.
— Завтракать не будешь?
— Собрание.
— У меня тут новости. — Сел за стол и выложил правую руку. Даже посмотрела. И, будто испугавшись, вернулась в телефон.
— Значит, и у тебя тоже.
— Тоже?
— В телеграме писали. У Ленкиного мужа такое. Это оптимизацию запустили.
— Какую еще оптимизацию?
— Такую. Тестовую. Говорила на прошлой неделе. Ты не слушал.
Тостер выплюнул хлеб.
Тарелка приземлилась — без стука, но решительно. Желток перекатился на бок, скользнул по ободку и капнул на стол.
— Дай салфетку.
— Я сама. Приподнял тарелку, пока она водила губкой туда-сюда. Снес локтем нож со стола. Полез вниз, поднял нож, положил его в мойку, открыл верхний ящик и вздохнул, наткнувшись на салфетки. Дернул второй ящик, третий, а в спину летели тысячи молчаливых ножей и ножичков. Наконец она пожалела — себя или меня? — открыла верхний шкафчик и протянула нож острием вперед.
— Чистые здесь. Всегда были. Тронул за локоть.
— Зачем они это делают, не знаешь?
— Передо мной не отчитываются.
Наша Таня не заплачет. Хотелось спросить у нее что-то жалкое, глупое: Таня, а как считать по пальцам додесяти, если десятого нет и не будет?
«Дай пять» — «На четыре».
— Мне как-то непривычно.
Усмехнулась.
— Ты — привыкнешь.
Я поставил тарелку в мойку, покосился на Таню и включил воду. Зашел в спальню переодеться. Лежавшая по центру кровати подушка осталась без пары. Как и мой палец на левой руке.

Безымянный палец какая планета
Безымянный палец это какой
Безымянный палец почему так называется
Безымянный палец длиннее указательного у мужчин что значит
Безымянный палец кольцо
Безымянный палец зачем нужен 
Не нужен. Брать кровь и носить кольцо. Из безымянного ведет прямая вена в сердце, считали римляне. Digitus anularis, вот как оно было. Анулярис — как будто все и вело к тому, что его не станет. Ведь если нет имени, значит тебя тоже нет.
В салон зашел парень и приложил карту к терминалу. Палец в перчатке болтался обмякшим гондоном. Пусто. Пусто. Пусто.
Он поймал мой взгляд — и спрятал руку в карман.
В офисе меня встретила заплаканная Маша. Я бы тоже каждый день плакал, если б во мне еще один я сидел. Она посмотрела на палец, будто знала, куда смотреть, всхлипнула и выбежала в коридор.
— Чего она? — спросил я у Антона.
Он откатился от стола и сказал тихо:
— У ее мужа... — и тут он увидел. — Ох.
— Ага.
— И как оно?
— Да как обычно. Ничего страшного-то не произошло. Просто непривычно.
— Слушай, это точно не заразно?
— Да вроде бы нет. Я так понял, сейчас забирают только вторую группу с положительным резусом. У тебя какая, кстати?
— У меня четвертая отрицательная, я в самом конце.
— Не знаешь, что там для вас придумали?
— Не-а. Никто не знает. Вам еще повезло. Палец-то не самый нужный. Вот указательный там или большой — это да. Ладно, ты иди. Денис, кстати, днем всех собирает.
Я сел за стол и открыл ноут. На заставке фото из отпуска в прошлую жизнь: мы на катере, Таня улыбается, моя рука у нее на плече, на руке — пять пальцев.
Пора менять.
Перед столом вырос живот Маши. Пришлось отодвинуться, чтобы Машу тоже стало видно.
— Ну и что ты будешь с этим делать?
— С чем?
— Ты понял. Жаловаться будешь? Мы готовим коллективное обращение.
Я пожал плечами, но она не отставала.
— Тебя же покалечили. За твои же налоги, между прочим!
— Не то чтобы с меня много налогов слупить можно... Да и вообще, этот палец не очень-то нужный. Только кольцо носить. Я читал.
— А знаешь, что я читала? Историю про аппендикс. Про него тоже думали, что атавизм. Вот и стали младенцам удалять. А в итоге что?
— Что?
— А без него молоко материнское не усваивается! Понимаешь, к чему я?
— Допустим. Ну а что делать-то?
Маша фыркнула и ушла. Я снова положил ладонь на стол: ни шрама, ни отметины, ни следа. Как будто все в порядке. Как будто так и должно быть.

Денис явился только после обеда.
— Команда, прошу вашего внимания. Мы уже привыкли, что хорошее дело с «команды» не начинается.
Я посмотрел почему-то на Машу, она нахмурилась.
— Команда, как вы, вероятно, уже знаете, с сегодняшнего дня запущена программа по оптимизации деятельности человеческого организма. В рамках этой программы разным группам населения в тестовом режиме отключают отдельные части тела. Сегодня запущено плановое отключение безымянного пальца у мужчин 20–40 лет со второй группой крови, резус положительный. На неделе уже анонсировано отключение других элементов у разных групп населения. Проверитьграфик отключения можно в личном кабинете на портале «Невредим.ру». Вам должны прийти оповещения на почту. В рамках программы предусмотрена единоразовая выплата за утрату доступа к временно отключенному элементу. Повторяю: временно, система только тестируется! Команда, очень прошу не наводить панику и не тормозить рабочие процессы. Мы продолжаем функционировать в штатном режиме — как единый дружный организм.
Телефон зажужжал. Высветилось оповещение из банка:
«ВАМ ЗАЧИСЛЕНО 50 000 рублей. НАЗНАЧЕНИЕ ПЛАТЕЖА — компенсация оптимизированному».
Оптимизированный — вот, значит, как я теперь называюсь.

Когда я вернулся, Таня была уже дома: из гостиной раздавалось бурчание ноутбука. Я зашел в гостиную, она не повернулась.
— Привет.
Не ответила. Снял часы и бросил пиджак на кресло — специально, чтоб смялся. Она покосилась, но все равно ничего не сказала.
— Как на работе?
Она пожала плечами:
— Как в сказке про козленка, который посчитал всех. Вот и они: нас посчитали, нас оптимизировали...
— А тебе уже пришло оповещение?
— Мне — нет. У меня отвод.
— Почему?
— Потому что щитовидка ни к черту. Я говорила вообще-то.
— Не помню.
Закатила глаза.
Я сел рядом и положил руку ей на колено.
— Не надо.
— Может, в отпуск съездим?
— Чтобы палец отрос?
— При чем здесь палец?
— А при чем здесь отпуск?
Таня встала, я взял ее за руку. Она бросила взгляд на кольцо.
— На левой носят разведенные.
Вышла из комнаты. Дверь в спальню закрылась.
Еще вдовцы, хотел я напомнить.

Проснулся оттого, что Таня трясла меня за плечи.
— Ты чего орешь?
Правая рука! Может быть, он...
Нет. Пальца так и не было.
Вот, значит, как это работает. Пальца нет, а боль есть.
Таня присела на угол дивана и вздохнула.
— Ладно. Давай честно. Как ты вообще?
— Не знаю. Не знаю, правда. Как будто бы... никак.
— Понятно. — Она встала и направилась к двери.
— Тань, погоди. Можно к тебе?
Она замерла на пороге.
— Нет.
— Значит, теперь так всегда будет?
— Всегда — не будет.
Можно было спросить сейчас. Нужно было спросить. Но я про молчал.
Она исчезла за дверью.
За неделю после начала оптимизации офис опустел. Первым исчез Денис, сказавшись больным. Говорили, болеет он где-то на берегу одного из не наших морей. Впрочем, удивляться было нечему: у него третья положительная, так что по графику он попадал уже в следующую тестовую группу.
Маша отнесла заявление в отдел кадров и зашла попрощаться перед отъездом.
— Зачем? У тебя же бронь стопроцентная, а твой уже без пальца.
— Есть еще кое-кто.
— Детей не трогают, сказали.
— Сказали, да. Это сейчас. А если потом? — Она положила руку на живот. — Мы же не знаем, как это все повлияет. Ладно палец. А если они... если оптимизируют какой-то участок мозга, который отвечает за эмоции? Он будет кошкам глаза выкалывать, а я даже не пойму, что случилось! Я спать не могу. Я есть не могу. Я так больше не могу, не могу, не могу!
— Я понял.
Я положил свою руку на ее, но тут же убрал, увидев, как она смотрит. Она говорила, не отрывая глаз от пальца, — вернее, от места, где он когда-то был.
— Слушай, хотела тебя попросить... Так неудобно, но правда некого, у нас все разъехались. Можешь Конни у себя подержать?
Пока мы не разберемся на месте.
— У Тани аллергия на шерсть, прости.
Я врал, и она это знала.

Вечером я сказал Тане, что Маша уезжает. Она пожала плечами.
— Я бы тоже уехала, будь я на ее месте.
— Так давай...
Я собрался с духом и сказал:
— Давай попробуем.
Она сжала стакан и медленно проговорила:
— Уехать — или?..
— Уехать, конечно, а ты о чем?
— Конечно. О чем же еще, — она усмехнулась и встала.
— Таня, ну сама подумай, какой сейчас смысл...
— Жить? Скажи прямо — жить. Какой смысл жить. Что-то делать. Что-то пытаться. Да? Мы ведь так и живем. Будто нас уже нет. Если бы наши родители думали так же, то нас бы и не было.
— Это другое.
— Это всегда другое.
Она ушла.

Утро началось с сообщения:
«ОТМЕНА ОПТИМИЗАЦИИ. В результате ошибочных действий системы было оптимизировано свыше 2000 рабочих органов, что привело к приостановке жизнедеятельности более 100 человек. Оптимизация признана неэффективной мерой. В ближайшие месяцы все органы возобновят свое функционирование в прежнем режиме».
Это значит, что палец вернется. Это значит, что все вернется.
— Тань, — я вскочил и бросился в спальню.
Кровать была не просто пустой — нетронутой.
— Тань?
Ее не было.
А что, если Тани больше не было? А что, если Таню — с ее щитовидкой — оптимизировали? По ошибке. Навсегда.
Гудок, один, другой, третий...
— Мне сейчас неудобно.
Я выдохнул и едва смог проговорить:
— Таня, все хорошо? С тобой все хорошо?
— Ты чего?
— Я понял. Давай попробуем. Я готов. Правда.
Она молчала.
— Таня?
— Я ухожу. Подала заявление утром. Поняла, что смогу. Смогу без тебя. Прости.

Записал голосовое:
— Маша, если надо еще, привози Конни. Присмотрю.
Стянул кольцо с левой руки. Положил обе руки рядом.
Нехорошо. Неровно.
Открыл один ящик, другой.
Где там они лежат?