Ася Володина:

В нашей серии интервью с молодыми авторами новый герой: Ася Володина — кандидат филологических наук, преподаватель университета, переводчик и недавно дебютировавший писатель. В этом году у нее вышло сразу два романа: «Протагонист» в «Редакции Елены Шубиной» (о странной гибели студента, разгадать причины которой пытаются его друзья и знакомые) и «Часть картины» в сервисе «Строки» (об учительнице, которая пошла против системы). Главный редактор «Прочтения» Полина Бояркина поговорила с Володиной о важности поддержки писательского сообщества в начале творческого пути, об отражении собственного «я» в текстах и о том, что значит «интересно написанный».

 

— Когда у тебя впервые появилось желание писать?

— Желание как именно желание было давно, но намерением оно не становилось. Я прокручивала в голове какие-то истории, «допиливала» чужие сюжеты, переделывала неудачные ходы из фильмов и книг. Лет в двадцать я взялась писать роман, настрочила страниц десять и бросила. Развязка была, а вот чем соединить начало и конец, я так и не придумала. Тогда решила, что это не мое, — вернулась к сочинительству в 2017-м, спустя год после защиты диссертации, уже имея опыт долгой работы над большим текстом, пусть и академического толка. Я села записывать другую историю, еще не зная, как она будет развиваться, сама увлекаясь и вовлекаясь — будто читатель. Так и появилась «Часть картины».

 

— А каким был твой путь к выходу книги? Пришло ли ощущение заслуженного успеха?

— До зимы 2019-го я вообще не знала, что делать с рукописью — отправляла ее в самотек издательств и только. После первого семинара молодых писателей я узнала, что литературные журналы живы, что есть площадки с обратной связью, литературные конкурсы для рукописей, писательские сообщества. В 2020-м я вышла в финал «Лицея», пописала рассказы, съездила на «Тавриду» и форум «Липки», подсобрала идей и критики и села писать уже новый текст (роман «Протагонист»). Все это время «Часть картины» лежала на «Ридеро» в виде лицейской книжки и время от времени приносила мне какие-то читательские отзывы, так что я не забывала про этот текст, хоть и была уже занята «Протагонистом». В 2022-м стало ясно, что «Протагонист» выйдет в РЕШ, а у «Части картины» все еще не было издателя. Когда клич бросил сервис «Строки», я сразу же отправила рукопись — и через неделю уже сидела в офисе МТС.

Я шучу, что пять лет (с начала работы над ЧК) — это как будто еще раз в специалитете отучиться. И в этом плане успех — если под «успехом» иметь в виду успешное завершение — оправдан. Я давно могла все бросить, уйти писать докторскую, строить академическую карьеру, освоить новую специальность — но все эти годы я выбирала писательство, поэтому в какой-то мере справедливо, что и оно наконец выбрало меня.

— У тебя довольно уникальный случай: одновременно выходят две книги, как ты себя ощущаешь в этой ситуации?

— Мне понравилось предложение Елены Васильевой рассматривать мои романы как некую дилогию и собирать боксы с обеими книгами. Это немного напоминает материнство: вот старший ребенок уже съехал от тебя и учится в другом городе, а ты воспитываешь второго и готовишься отпустить его из родного гнезда, но вдруг старший возвращается, и ты видишь, как твои дети взаимодействуют, и чем-то они отличаются, но при этом, безусловно, похожи. Без «Части картины» не было бы «Протагониста», но и такой «Части картины», какой она получилась после всех редактур, тоже бы не случилось без моего опыта работы со вторым текстом.

 
Я давно могла все бросить, уйти писать докторскую, строить академическую карьеру, освоить новую специальность — но все эти годы я выбирала писательство, поэтому в какой-то мере справедливо, что и оно наконец выбрало меня.

— В центре обеих твоих книг проблемы с образовательными институциями, почему для тебя это важно?

— Потому что это мой мир. Лет в пять меня отправили учить английский, с тех самых пор я уже больше двадцати пяти лет без перерыва связана с образовательной средой. Я десять лет училась в одной и той же школе, восемь лет провела в своей alma mater, параллельно работала в другом университете. Это немного странное существование, когда ты вроде бы и двигаешься вперед, но только в пределах одной — образовательной — системы. И эта система дает тебе и систему координат, и опыт взаимодействия с другими людьми, но задает строгие рамки, становится в некотором смысле ограничителем. И твои студенты выпускаются, а ты нет — консервируешься, замираешь, врастаешь. Отчасти поэтому я сейчас и пытаюсь из нее выйти.

— Ты преподаешь эстонский и немецкий, как этот опыт влияет на твои книги?

— Мне кажется, больше повлиял мой литературоведческий бэкграунд, чем знание языков. Понятно, что в «Протагонисте» первая маска — преподаватель языка, потому что эта сфера мне это мне хорошо знакома, но при этом какой-то кросс-культурной коммуникации, влияния эстонского или немецкого в текстах я не вижу. Скорее чувствую влияние моего мужа-билингва: совмещение сразу двух культур и языков — удивительная штука.

— Если бы не преподавателем и не писателем, кем бы ты могла стать и почему?

— Самый простой ответ — переводчиком, тем более у меня есть некоторый опыт в этой сфере. Но это скорее история про заработок (на мой взгляд, печально скромный по сравнению с тем, сколько компетенций требует это занятие), а не про горение делом. Возможно, я бы пристроилась в какое-нибудь арт-пространство или современный театр. Мне всегда хотелось — и все еще хочется — заниматься культпросветом.

 

— Сколько в твоих героях от тебя? И ты наделяешь своими чертами только главных персонажей или второстепенных тоже?

— Понятно, что в первом романе в главной героине изначально было довольно много меня. Но со временем мы с ней разошлись — и я повзрослела, и она менялась с каждой новой редакцией. Я начала писать ее в двадцать шесть, отставая от Софьи на пять лет (мы обе 1991 года, но она живет в 2023–2024-х). И сейчас, когда я стала ближе к ней по возрасту, понимаю ее куда лучше.

Что до «Протагониста», то легче назвать тех героев, в которых меня нет. Когда пишешь главу каждого персонажа изнутри, то так или иначе проживаешь его, даешь ему свой опыт, свое видение. В этом смысле «Протагонист», конечно, стал очень личным текстом.

— Твои романы — сочетание увлекательного сюжета на грани с жанровостью и игры с формой, как ты пришла к такому синтезу?

— Мне кажется, таким образом я удовлетворяю свою потребность в том, что можно назвать «интересно написанным текстом». «Интересно написанный» можно сказать как об увлекательном сюжете, так и о сложной форме. В моих целях порадовать как своего внутреннего наивного читателя, который хочет просто интересную книжку, так и филолога-литературоведа, который прочитал уже очень много книжек и хочет убедиться, что эта даст ему еще какой-то новый читательский опыт.

Наверное, поэтому мне нравится собирать материал с разных этажей литературы. Чтобы получить эффект не high/middle/lowbrow литературы, а такой, где все зависит от ракурса: одна бровь может быть вздернута, а другая опущена, но, чтобы это увидеть, придется покрутить изображение. Если я, например, вижу, что на историю о 90-х работают и сказочные архетипы, и герои греческой трагедии, и клише романов Татьяны Поляковой, то я не буду выбирать, какой пласт нужнее, а использую каждый.

— Какие отношения тебе важно выстроить с читателем? Насколько я могу судить, ты раскрываешь перед ним далеко не все карты в своих текстах, почему так?

— Я за интерактивность и свободу выбора, за то, чтобы читатель сам решал, сколько он хочет получить от текста. Если хочется просто интересного чтения на пару вечеров, ты получишь его от базового сюжетного плана, а если захочешь покопаться или надстроить уже что-то свое — отлично, кажется, для этого я тоже оставляю возможность. Я люблю книги и фильмы, к которым хочется возвращаться, уже зная сюжет, — и мне бы хотелось, чтобы мои тексты работали так же.

 
В моих целях порадовать как своего внутреннего наивного читателя, который хочет просто интересную книжку, так и филолога-литературоведа, который прочитал уже очень много книжек и хочет убедиться, что эта даст ему еще какой-то новый читательский опыт.

— Совпадает ли твое собственное восприятие своих книг с читательским? В чем вы сходитесь или расходитесь?

— Мне очень интересно читать отзывы на «Протагониста», потому что я вижу в них продолжение концепции книги. Всем нравятся разные персонажи и разные голоса, одни и те же герои то раздражают, то восхищают — так же и книга: кому-то нравится очень, кому-то не нравится вовсе, кого-то оставляет равнодушным. Всё, как с людьми. Я вижу, как восприятие завязано на личный опыт читателя: попадает ли конкретный персонаж или конкретный эпизод в его болевые точки. И в этом плане «Протагонист», как и формальный протагонист романа Никита, становится только поводом поговорить о чем-то другом и еще одним подтверждением того, что мы всегда возвращаемся к себе. В каком-то отзыве так и было сказано: громче всех звучащий голос в книге — голос самого читателя.

«Часть картины» в этом плане, пожалуй, менее дискуссионный текст, восприятие которого скорее завязано на главную героиню: она или задевает, или нет.

— А как ты воспринимаешь критику? Влияло ли сильно чье-то мнение на твои тексты?

— Я поняла, что нужна какая-то критическая масса критических мнений, чтобы получилось отрефлексировать чужое восприятие своего текста. Это опять же принцип «Протагониста»: выслушай девять человек и стань десятым. Раньше, когда мнений было значительно меньше, любой укол воспринимался болезненно. Сейчас я стараюсь быть открытой ко всем мнениям, при этом делая скидку на субъективный фактор. Какой бы ни была оценка — это только одна из оценок, часть общей картины.

— Какие у тебя отношения со своими текстами? Отпускают ли они после написания или требуют постоянного совершенствования? И как тебе дается работа с редактором?

— Я думала, что отпускают. Но отзывы в этом плане тоже срабатывают как некое продолжение обсуждения, и тут я ловлю себя на том, что действительно, есть вещи, которые можно было бы чуть иначе подать, чуть больше расписать. Ничего принципиально я бы в текстах не стала менять, но есть мелочи, которые остались в голове, а на бумаге, например, так и не появились.

С редакторами я срабатываюсь. Понимаю, что цель — сделать текст лучше, а не хуже, поэтому почти со всеми правками соглашаюсь. При этом были спорные моменты, где я отстаивала свое видение в части сюжета или языка. Тут важно улавливать разницу между существенными изменениями и несущественными, защищать важное. Например, редактор может считать изменение незначительным, а у меня из-за одного лишнего слова отсылка не считывается. Вот тут я всегда спорю.

 
Я поняла, что нужна какая-то критическая масса критических мнений, чтобы получилось отрефлексировать чужое восприятие своего текста. Это опять же принцип «Протагониста»: выслушай девять человек и стань десятым.

— Как у тебя появляются идеи текстов и как ты работаешь над ними? Подчиняясь вдохновению или создавая таблички в экселе?

— Я, видимо, визуал, потому что у меня есть всегда мысленный исходник в виде сценки-картинки и эмоцией внутри нее. Он появляется как некий тизер истории. Если это рассказ, то пишется только на вдохновении (поэтому и рассказы у меня маленькие), а если речь идет о романе, то здесь приходится подключать дисциплину и какое-то минимальное планирование. Всегда есть искра: я пишу, зная начало и предполагая конец. А вот середина уже достраивается в процессе. В этом плане «Часть картины» писать было в чем-то сложнее: у тебя одна цельная история, которую нужно довести из пункта, А в пункт Б, держась за одного персонажа. В «Протагонисте» главным было понять, что несет конкретный персонаж, в чем его боль, услышать его голос — и дальше он вел тебя по тексту сам.

— О чем бы ты никогда не стала писать?

— Запретных тем для меня, пожалуй, нет, но есть сложные формы, с которыми я не умею работать. Например, я не представляю, как работают полнокровные фэнтезийные миры со своими законами. Или мне довольно сложно представить, как писать исторические романы — в силу того, что я не умею писать не с условной натуры.

— Ощущаешь ли ты вообще себя писателем?

— Сейчас, когда я получила писательский «диплом» в виде публикации моих текстов, — да. Можно быть автором и без публикаций, но само понятие писательства для меня включает не только процесс, но и результат. Это как текст в виде рукописи и текст в виде книги — сам текст может и не меняться значительно, но оформление и статус уже становятся другими.

— Ну раз уж ты писатель, есть ли у тебя ощущение, что ты принадлежишь к какой-то общности писателей, не знаю, кружку по интересам, профессиональной артели или даже поколению? Что вас объединяет?

— Я очень благодарна клубу КЛКВМ Ольги Брейнингер за то самое литературное сообщество, которое бережно, но честно ведет себя с авторами. С осени 2020 года там проходят обсуждения рукописей, литературные читки, книжные клубы и презентации. Самый первый драфт «Протагониста», например, обсуждался там еще в феврале 2021 года, и это был двухчасовой разбор полетов, который мне очень помог в доработке текста. В этом году в КЛКВМ вышел первый номер зина — «Светотень». Я была одним из ридеров, работала в редколлегии и смогла посмотреть на издательскую кухню в миниатюре.
Что до более широкого круга, то я не ставлю себе задачу быть тем самым голосом поколения. Мне кажется, любое поколение — это многоголосье: разнообразное, сложное, противоречивое. Пусть так и останется.

— Какой бы совет ты дала начинающим писателям?

— Во-первых, писать. Во-вторых, не замыкаться, не прятать тексты от чужих глаз, искать людей, которые дадут честную обратную связь, искать сообществао, пробовать все возможности, которые дает писательская среда, — форумы, стипендии, семинары.

Главное, как мне кажется, не путать очередность, потому что легко попасть в ловушку, когда ты все учишься и учишься писать, но так и не начинаешь, собственно, писать текст, не продвигаешься вперед. Все писательские семинары, в том числе и обучение на курсах, — это этап работы над текстом, но надо, чтобы было над чем работать.

 
Можно быть автором и без публикаций, но само понятие писательства для меня включает не только процесс, но и результат.

— Тебе явно важна социальная проблематика в текстах. Что происходит с тобой как с писателем в 2022 году?

— Я собираюсь писать текст о 2022 годе — это мой единственный ответ на происходящее. До этого у меня была идея другого романа, но она обнулилась одним февральским утром, резко утратив свою важность для меня. Пока я не пишу, но думаю и наблюдаю. Название, видимо, таким и будет — «Свидетели».

— Над чем ты работаешь сейчас?

— Сейчас я пишу рассказы для сборников РЕШ и жду конца 2022 года — чтобы включиться уже в тот самый роман, о котором я сказала выше. И как же я надеюсь, что к 2024-му он будет читаться как «Протагонист»: будто ковид был сто лет назад и больше не имеет к нам никакого отношения.

Дата публикации:
Категория: Ремарки
Теги: Редакция Елены ШубинойРЕШПолина БояркинаАся ВолодинаПротагонистЧасти картиныСтроки
Подборки:
1
0
20898
Закрытый клуб «Прочтения»
Комментарии доступны только авторизованным пользователям,
войдите или зарегистрируйтесь
Ирина Муравьева начинала как литературовед, ее ранние публикации выходили в российских, а затем и в американских, английских, французских журналах. Она преподавала русскую литературу в Гарварде. Рассказ «На краю» был напечатан в сборнике лучших 26 произведений женщин-писателей мира. Роман «Любовь фрау Клейст» вошел в длинный список «Большой книги», роман «День ангела» — в длинный список премии «Ясная поляна» 2011 года, а роман «Барышня» — в шорт-лист Бунинской премии (2011).
Живопись Ирины Гагариной с 9 по 30 декабря
В самом конце войны нацисты построили в недрах спящего арктического вулкана надежное и скрытое от посторонних глаз убежище — колонию Туле.
Фильм о Чечне — опасная штука, на этой теме может поскользнуться любой режиссер. Апофеозом пошлости в новом российском кино стали сцены из михалковских «12», в которых чеченский подросток танцевал лезгинку, чтобы согреться в тюремной камере.