Коллаж на тему будущего

• Павел Пепперштейн. Предатель ада: рассказы. — М.: Новое литературное обозрение, 2018. — 312 с.: ил.
• Павел Пепперштейн. Эпоха аттракционов: сборник рассказов. — М.: Музей современного искусства «Гараж», 2017. — 320 с.: ил. 

Фото обнаженной молодой женщины на фоне кустов. Подпись — «Голая девушка бродила как лунатик под солнцем».

Фото мужчины, направляющего на зрителя пистолет. Подпись — «Сэган целится в небо».

Фото другого мужчины — пожилого, в костюме. Подпись — «Бронфельд был хорошим психиатром».

Сборники рассказов Павла Пепперштейна допускают двойное прочтение — можно, собственно, читать, знакомиться с текстом линейно, а можно просто, как в детстве, посмотреть картинки: настолько акцентирован визуальный аспект. Речь, конечно, не об упомянутых выше снимках из коллекций фотобанков, призванных подбавить документальности в одном из рассказов, а о картинах самого Павла Пепперштейна, помещенных в качестве иллюстраций в оба сборника — «Предатель ада» и «Парк аттракционов». Текст и рисунок, подобно зеркалам, взаимно отражают друг друга, представляя модель бриколажа. Оттого обе книги немного напоминают рукописные альбомы — не дембельские и не школьные, то есть не коллективные, а составленные в одиночку и предназначенные для узкого круга друзей — вроде того, в котором описывал историю княгини Веры и влюбленного телеграфиста персонаж «Гранатового браслета».

С первых страниц «Предателя ада» кажется, что это не рассказы, а эссе: сборник начинается с размышлений о Григории Перельмане. Но обманчиво-публицистическая проза внезапно оказывается вовсе не попыткой осмыслить современность, а рассуждениями о далеком прошлом чернокожего Оливера Кента, открывшего геоцентрическую модель Вселенной.

За рассказом Оливера следует выступление его дочери — «жирная востроглазая трехлетка» из первого рассказа предстает уже взрослой, — затем на сцену выходит некая Джейн Марпл, отправившаяся на поиски таинственного Звука, что «сводит с ума и исподволь выворачивает наизнанку человеческое сердце»... Каждому отведено время говорить, дано право назвать возраст, имя, род занятий. Последовательность рассказчиков напоминает занятия в группе поддержки, какой ее показывает массовая культура: стулья, круг, непременные откровения.

С каждым новым голосом все полнее картина мира — из множества деталей и имен пытается сложиться шаткая, неуловимая реальность, сотканная из цитат, как рассказ «Любушка»... из обрывков популярных песен:

Всю ночь глядятся в ночь усталые глаза — в пути шофер-дальнобойщик! Такси, такси, притормози, ночное рандеву на бульваре роз, прости, цыганка Сейра, были твои губы сладкими как вино — он будет вечно у тебя внутри, цветок и нож!

Игра с читательскими ожиданиями, псевдологические высказывания связывают воедино несопоставимые понятия, приводя к парадоксальным выводам:

Связь вампира с сексом неслучайна — вампир занят размножением — он множит структуру вампиризма. Таким образом вампир олицетворяет экстенсивные экономические процессы.

Проза Павла Пепперштейна — ретроспективная футурология. О настоящем рассказывается как о прошлом, даже мифологемы массовой культуры показаны через призму остранения: к примеру, рассказчик берет на себя труд пересказать сюжет «Властелина колец». Остранение, таким образом, становится способом реконструкции настоящего для условного читателя альтернативного будущего.

Мир после нас, по версии Павла Пепперштейна, в равной степени отмечен как фантастическими декорациями, так и на редкость примитивным эротизмом («город голых», мода на совершенно прозрачные платья, оргиастические вечеринки).

Эротизм подразумевает телесность, и идеально сложенные девушки и юноши сосуществуют в одном мире с чудовищем по имени Оргия, чье тело составлено из бесконечно повторяющейся совокупляющейся пары, и бесполым клоном куницы-уборщицы по имени Джилл Хадж UB-117 (не отсылка ли к Кэти из «Не отпускай меня» Кадзуо Исигуро?).

Не только физические объекты наделены причудливой формой. Непостоянен в этом мире даже язык, из русского переходящий в английский, а оттуда — в синтетическое наречие в духе «лет ми спик фром май харт», переполненное этимологическими открытиями: Хокинг — Hawk-King — ястреб-король, Перельман — Pearl Man — человек-жемчужина, а затем и вовсе God Perilo, русский языческий бог лестниц.

Один из постоянных мотивов в рассказах Пепперштейна — иронически осмысленное будущее отечественной культуры и народа:

Черный Квадрат сделали они своим гербом, они пели свои гимны, прославляющие тьму, незнание и страсть, — Ochi Chernie и Tjomnaja Noch пели они как заведенные, смерть им была не страшна, с ней не раз они встречались в степи, вот и сейчас над ними она кружится, и они с наслаждением наблюдают ее полет в своем темном, отчаянном, летаргическом небе. О пресные русские! Зачем мы поселились с ними на одной планете?

Показателен в этом плане рассказ «Город Россия»: здесь вспоминаются и русская идея из «Generation P», и ура-патриотические лозунги политически ангажированных СМИ, и даже «русская защита» из мультфильма «Дети против волшебников» (совершенно замечательного не как творческий акт, но как иллюстрация к новейшей истории).

«Город Россия» — проект идеального города, грандиозностью не уступающего Нью-Васюкам Остапа Бендера. В далеком будущем на посту президента и премьер-министра находятся некие Дима и Володя, получившие письмо с предложениями по градостроительству. Урбанистическое новаторство Юного Строителя начинается с купола «Баба на чайнике», закрывающего город от вторжения врагов, и продолжается еще десятком объектов, среди которых Шар Русской Духовности, внутри которого помещены «погруженные в медитацию подвижники, аскеты, гуру, отцы церкви, буддийские ламы», и небоскреб «Бабка», где «увековечена одна из базовых для России фигур: бабка с сумками. Она символизирует собой женскую силу».

Пепперштейн обозначает собственное творчество как «психоделический реализм» (который оказывается не чем иным, как реализмом магическим, напоминающим раздробленную мьелвиловскую прозу вперемешку с заметками из газет). Уход же от магии в сторону психоделики сделан, скорее, для акцентирования инаковости восприятия. Практически каждый из рассказов — это взгляд извне, со стороны, но при этом в соответствии с логикой сна или другого измененного состояния сознания. Здесь правила придумываются на ходу, а загадки могут не иметь отгадок. Это коллаж на тему будущего, составленный из всего, что показалось интересным в настоящем.