Не совсем о физике

• Матвей Бронштейн. Солнечное вещество и другие повести, а также Жизнь и судьба Матвея Бронштейна и Лидии Чуковской / сост., послеслов., прим., коммент. Г. Горелика. — М.: Издательство АСТ: CORPUS, 2017. — 448 с.

Иногда кажется, лучше не знать некоторых фактов из жизни авторов. Люди запутаннее «Улисса», и противоречие между биографией и творчеством часто болезненно велико. Слишком сложно бывает разграничить творца и человека, абстрагироваться от зачастую пренеприятной личности.

Читать о жизни Матвея Бронштейна больно, но по совершенно иным причинам.

Биография Бронштейна походит больше на одну из трагических уайльдовских сказок о таланте и жестокости. Физик-теоретик, сделавший так много всего за одиннадцать лет научной карьеры (в числе заслуг, к примеру, вклад в создание квантовой теории гравитации), популяризатор науки, писатель, друг Льва Ландау, муж Лидии Чуковской.

Три бронштейновские повести для подростков — «Солнечное вещество», «Лучи икс», «Изобретение радиотелеграфа» — едва ли занимают половину изданной в этом году книги. В остальную вмещается жизнь: биографические зарисовки, документы из архива КГБ, воспоминания, стихотворения Лидии Чуковской и письма в защиту ученого, оказавшиеся бессильными.

Всякий раз Бронштейна интересует то, как именно происходило исследование, каким образом из мелких крупиц сложилось знание — и, говоря об открытии, он подчеркивает: так или иначе, это труд многих людей в разных уголках планеты. Его повести — не просто познавательный нон-фикшен, но и увлекательные истории. Как объяснить двенадцатилетнему подростку, физикой не интересующемуся, важность спектрального анализа? К тому же так, чтобы ему было интересно?

Рассказать историю. Уверения, что главные герои повестей — рентгеновские лучи или радиотелеграф, оказываются небольшой уловкой. Неуловимый гелий, ленивый аргон — персонажи интересные, но на сопереживание не претендующие. Поэтому речь, конечно же, каждый раз идет о людях, их поисках, удачах и провалах, неожиданных открытиях и судьбоносных ошибках.

Так, например, начинается глава «Забытый опыт» о крошечном пузырьке азота, не соединившемся с кислородом:

В конце XVIII века жил в Лондоне ученый-химик, которого звали Генри Кавендиш. Это был нелюдимый и одинокий человек. Он появлялся на улицах с узловатой палкой, в длинном дедовском сюртуке и в широкополой шляпе. О его странностях и причудах по городу ходило множество слухов.

А говоря о рентгеновских лучах, Матвей Бронштейн приводит истории из газет того времени, утверждавших, что «лучи икс» освещают чужой мозг, позволяя читать мысли, и о предприимчивом владельце шляпного магазина, уверявшем: только в его шляпах люди могут быть уверены, что их мысли в безопасности.

И так всякий раз. Несмотря на солидную научную составляющую повестей, факты подаются настолько живо, что кажется невероятным — это все еще книга о физике?

Трудно поверить, но легкий, увлекающий за собой тон рассказчика давался ученому с трудом:

Ты отучила меня от бюрократических отглагольных существительных, от нагромождения «которых» и «является», от бесконечных деепричастий. Ну и хорошо. Но писать для двенадцатилетних — это, видимо, выше моих сил. Пожалуйста, не огорчайся. У меня докторская на носу.

Матвей Бронштейн справился и с написанием книг, и с докторской диссертацией. Обладавший энциклопедическими знаниями и увлеченный наукой, он умел — и это ощущается даже при чтении трех детских повестей — заинтересовать других. Редкий дар — один из многих, что были у этого удивительного человека. Тем жестче звучат строки из «биографической» части издания:

Книгу уничтожили, превратив тираж в груду бумажных полосок. А через несколько месяцев уничтожили и самого тридцатилетнего автора. Его арестовали в августе 1937 года и казнили в феврале 1938-го, в ленинградской тюрьме. В те годы миллионы граждан нашей страны стали жертвами безумного террора.

Подробности биографии ученого, как и творчество, долгие годы были стерты из истории страны. Теперь же, как часто происходит после реабилитации, появляется множество «бы»: «сколько бы сделал, если бы…», «что бы случилось, если бы…». «Бы» ничего не изменят ни для самого Матвея Бронштейна, ни для страны, ни для Лидии Чуковской, чьи стихи о муже напечатаны в «биографической» части.

Дата написания одного из стихотворений — 1940–1979. Восемь строк писались почти сорок лет — дольше, чем прожил Матвей Бронштейн, расстрелянный в тридцать один.