Страх инаковости

• Ннеди Окорафор. Кто боится смерти / пер. с англ. Анны Савиных. — М.: Лайвбук, 2020. — 432 с.

Эту и другие упомянутые в наших публикациях книги можно приобрести с доставкой в независимых магазинах (ищите ближайший к вам на карте) или заказать на сайтах издательств, поддержав тем самым переживающий сейчас трудный момент книжный бизнес.

Чек-лист толерантности: галочками отметить и навсегда позабыть. Статисты из числа меньшинств, вброшенные в повествование только ради разнообразия, становятся таким же признаком сомнительного качества, как сюжетные штампы — и сродни им. Так попытка уйти от клише лишь порождает новые. Вымученная репрезентация как подачка, бодрийяровское презрение как причина уравнивания, снисходительное похлопывание по плечу: мы покажем таких же, как вы, будто вы тоже полноценные люди.

Ннеди Окорафор, получившая все три наиболее известные премии в области фантастики («Хьюго», «Небьюлу» и Всемирную премию фэнтези — последняя даже сменила внешний вид награды с карикатурного бюста Лавкрафта на нейтральное дерево под луной, в чем не последнюю роль сыграло антирасистское эссе Окорафор Lovecraft’s racism & The World Fantasy Award statuette, with comments from China Miéville), создает истории, в которых во главу угла ставится diversity. Сюжет уходит на второй план что в изданной на русском в прошлом году «Бинти», что в романе «Кто боится смерти» — его следует читать, в первую очередь, из-за этнической составляющей: элементы африканской культуры вплавлены в несложный мир так органично, что сложно упрекнуть писательницу в спекуляции. Сама Окорафор отстраняется от терминов вроде «афрофутуризма» и прочих, придуманных до нее, определяя манеру своего повествования как Africanfuturism/Africanjujuism — понятно, что речь пойдет об Африке будущего и магии.

Условное будущее «Кто боится смерти» — культурный регресс. От поколения к поколению уклад остается неизменным, и древние традиции сосуществуют с технологиями, по большей части никак не упрощающими жизнь: видеокамера (на которую насильник фиксирует свое преступление), лазерные скальпели народных целителей (которыми те не пользуются), пещера в пустыне, заполненная старыми компьютерами, — стоящий на руинах прогресса мир возвращается к первобытности.

Главная героиня Оньесонву, чье имя и означает «кто боится смерти», родилась у жертвы сексуального насилия. Таких детей здесь называют «эву», их кожа и волосы — цвета песка, сразу легко отличить.

Я бесчестила маму своим существованием. Я оскандалила Папу, придя в его жизнь. Раньше он был уважаемым и достойным вдовцом, а теперь люди со смехом говорили, что его приворожила женщина океке с проклятого Запада, женщина, которой воспользовался какой-то нуру. Родители хлебнули со мной позора.

Сцена изнасилования — ключевая для романа, и в виде флешбэков она повторится не раз — но если в романе «Черный леопард, рыжий волк» Марлона Джеймса (также замешанном на африканской культуре и переполненном шокирующими эпизодами) возникает ощущение насилия ради насилия, то в «Кто боится смерти» оно носит характер жуткого обряда. Биологический отец Оньесонву даже поет ритуальную песню. Он намерен не только утвердить свою власть над женщиной вражьего племени, но и зачать потомка с экстрасенсорными способностями — вместо союзницы получая в лице дочери непримиримую соперницу.

Магический дар Оньесонву позволяет не только воскрешать мертвых, перевоплощаться в животных и птиц, понимать язык всех живых существ, но и демонстрировать что-то вроде обратной эмпатии:

Я погрузилась в то, что сделало меня мной, и погрузила их в то, что пережила моя мать.

Зря я это сделала.

Мы все были там — только наблюдающие глаза. Нас было человек сорок, и все мы были и моей мамой, и мужчиной, который участвовал в моем зачатии. <...>

Меня заворожили крики, и я не сразу осознала, что теперь их издают люди на базаре.

Зримо, ощутимо показав боль, которую пришлось пережить ее матери, Оньесонву лишь облекает в конкретные образы смутное беспокойство и страх толпы: «Мы все страдаем, даже если не знаем об этом». Объявленная во всеуслышание правда оказывается невыносимой; став ненадолго на место жертвы, никто из травивших мать или девочку не может больше чувствовать себя защищенным.

Рассуждая о гендерной, расовой, этнической и культурной дискриминации, Окорафор не называет традиции корнем зла. Миф о сотворении мира становится оправданием геноцида лишь потому, что его решили так трактовать. Магический «обряд одиннадцатого года» (клиторэктомия, осложненная заклятьями; девочке, прошедшей через подобное, становится физически больно даже при мысли о сексе) — не проблема сам по себе, никто не принуждает его совершать. Проблема в том, что сложившиеся обстоятельства дают лишь иллюзию свободного выбора, нужные акценты расставлены заранее. «Ловушкой были не эти женщины, не дом и не традиция. А сама жизнь», — под этим лозунгом Оньесонву проходит калечащую процедуру, пытаясь хоть как-то повысить свой статус.

Ннеди Окорафор очень здорово удаются истории становления — возможно, поэтому она часто пишет для детей и подростков — и первые части романа с взрослеющей Оньесонву получились наиболее удачными. Путь от отверженного ребенка до сильной колдуньи, прокачка скиллов, скучноватый пустынный квест и финальное сражение с главным злодеем. С точки зрения сюжета здесь все соответствует кэмпбелловскому мономифу, даже части романа озаглавлены как «Ученица», «Становление», «Воин» и «Эпилог» — но чем дальше уходит повествование, тем сильнее напрашивается вывод: «Кто боится смерти» — в большей степени социальное высказывание, нежели фантастическая история.