Post-modern-post-mortem

  • Рэймон Федерман. Шкелеты. Басня вычитанная и дополненная Стефаном Рузе / пер. с фр. В. Кислова. — СПб.: Jaromir Hladik press, 2020. — 72 с.

Эту и другие упомянутые в наших публикациях книги можно приобрести с доставкой в независимых магазинах (ищите ближайший к вам на карте) или заказать на сайтах издательств, поддержав тем самым переживающий сейчас трудный момент книжный бизнес.

У Рэймона Федермана — франко-американского прозаика, поэта, критика, профессора литературы и специалиста по творчеству Сэмюэла Беккета — было две даты рождения. Одна — в 1928 году, другая — спустя четырнадцать лет, когда в дом его семьи, французских евреев, ворвались гестаповцы и мать спрятала сына в чулане, чтобы ребенка не забрали в концентрационный лагерь. Когда Рэймон вышел из убежища, вокруг никого уже не было — родителей и старших сестер увезли, и больше он их никогда не видел.

К осмыслению этой трагедии писатель неоднократно возвращался в творчестве, придерживаясь жесткой позиции в том, что после ужасов XX века язык традиционной литературы бессилен передать опыт индивидуальной и коллективной травмы. Отсюда возникла потребность в поисках скрытых возможностей текста и новых способах артикуляции. Стиль автора — это синтез принципов метапрозы, постмодернистского инструментария и оригинальных типографских приемов. «Пробел так же важен, как и печатное слово», — отмечал Федерман в программном эссе Surfiction: fiction now and tomorrow — пространство текста было для него гибкой, режиссируемой сценой, где каждому знаку (или его отсутствию) отведена важная роль. 

«Шкелеты» — последнее произведение, сочиненное восьмидесятилетним писателем незадолго до смерти в 2009 году, и первая его книга, изданная на русском языке. Небольшая басня — по сути, поэма в прозе, малообъемное дополнение к солидному наследию автора, но, безусловно, значительное. Тема катастрофы, которую Федерман исследовал в художественных работах, приобретает здесь космический масштаб. 

Сочинитель излагает трагикомичную теорию о круговороте материи в природе: любой объект — не важно, одушевленный или нет, — после гибели или разрушения попадает в потустороннюю зону, напоминающую вселенский концентрационный лагерь, управляемый некими властями. Человек становится шкелетом — безликой сущностью, лишенной свободы выбора и обреченной на постоянную трансмутацию — перерождение, зависящее от прихоти надзирателей. Прижизненные поступки не определяют форму следующей земной оболочки — с одинаковой вероятностью вас могут превратить в дерево, льва, клюшку для гольфа или еще что похлеще, а если не повиноваться решениям местных управляющих, то последует наказание — запрет на трансмутацию и вечный стазис в пустоте («самая ужасная участь в шкелетной зоне»). Таким образом, угнетение индивида Системой продолжается и на метафизическом уровне — Вселенная оказывается грандиозной ловушкой без выхода, где бюрократия и несправедливость существуют даже в небытии.

Наличие черного юмора еще больше гиперболизирует и без того тягостную атмосферу обреченности. К примеру, на последних страницах размещен список трансмутаций знаменитых личностей — каталог абсурдных курьезов, из которого можно узнать о перевоплощениях Марселя Пруста, Достоевского, Чарли Паркера и других великих землян (спойлер: особенно не повезло Сартру, которого трансмутировали в краба — как известно, философ до ужаса боялся морских членистоногих).

Автор в постмодернистском ключе переписывает миф о реинкарнации, высмеивает изъяны мироустройства и параллельно размышляет о концептах власти, свободы и смерти — отчего повествование порой приобретает черты эссеистики. Для произведения характерны нарративные и языковые метаморфозы: оно начинается с эпизода, в котором Федерман от безделья записывает на диктофон идею о шкелетах, но впоследствии эта выдумка обрастает деталями, усложняется, обзаводится байками из шкелетной зоны и псевдонаучными гипотезами, а потом и вовсе — подобно ризоме — уходит в тематические разветвления. Так, чуть меньше, чем на семидесяти страницах, возникает текст необычайной смысловой плотности, пронизанный отсылками к творчеству и биографии писателя, к историческим фактам и философским теориям.

В определенный момент гипертема послесмертия распространяется и на современный культурный ландшафт — с точки зрения постструктуралистов мы живем в эпоху post-mortem, но Федерман иронично замечает, что даже после объявленной смерти автора и литературы все равно появляются грандиозные художественные произведения, и жизнь продолжается:

невозможно объяснить происхождение этого явления которое обычно называют смертью — как однажды в беседе мне поведал Мишель Фуко — смерть это идеальное событие — когда Фуко это говорил в литературной сфере носилась очень модная идея согласно которой литература умерла — как и автор — что однако не мешало всевозможным фанатичным авторам писать такие книги как — «Тоннель» — «Смерть литературы и прочие истории» — «Радуга земного тяготения» — «Никчемные тексты» — «Т нулевое» — «Удвой или сдайся!» — и многие другие — возможно Мишель Фуко и был прав когда объявлял что автор умер — но это не отбило желание у многих якобы умерших авторов продолжать хоронить труп литературы

Как видно из приведенного отрывка, текст басни организован по-особому: каждый его сегмент соединен повторяющимся тире, которое воплощает беспрерывность, циркуляцию и движение (и при этом выполняет ритмообразующую функцию). В прозе Федермана форма всегда дублирует содержание, поэтому использование точки здесь невозможно, иначе она прервет длинную смысловую цепочку и ознаменует конец, что будет противоречить федерманской теории о бесконечном круговороте. 

Как и шкелеты, текст басни тоже подвержен трансмутации вместе с авторским «я», которое сменяется обезличенным «мы», когда к рассказчику прибавляется еще один голос. Вероятно, он принадлежит тому самому Стефану Рузе из подзаголовка басни — друг и редактор писателя становится персонажем книги и соучастником творческого процесса.

Смена повествовательных масок — типичный прием для Федермана, в этом плане его опыты родственны прозе Саши Соколова, но, к сожалению, пока что малодоступны для русскоязычной аудитории. Впрочем, в издательстве Jaromir Hladik press анонсированы еще две работы автора — «Тсс» и «Голос в чулане», посвященные детской травме 1942 года. Хочется верить, что когда-нибудь до нас доберутся и другие, более провокационные изобретения Федермана, построенные на искусной типографской верстке. Потому что без его новаторских книг на полке с экспериментальной литературой, где находятся «Дом листьев» Данилевского, «Плюс» Макэлроя и «Любовница Витгенштейна» Марксона, ощущается гнетущая пустота.

Дата публикации:
Категория: Рецензии
Теги: Jaromír Hladík pressРэймон ФедерманШкелетыБасня вычитанная и дополненная Стефаном Рузе
Подборки:
1
0
9242
Закрытый клуб «Прочтения»
Комментарии доступны только авторизованным пользователям,
войдите или зарегистрируйтесь