Вера Котенко
Герои всматриваются во тьму, а тьма, как водится, всматривается в них — из коридоров, из чащобы леса, который когда-то, в прошлой жизни, был безопасным, а теперь скрывает в себе не только диких зверей, но и, вероятно, диких людей. Внутри отельного коллектива неизбежно будет назревать раскол — строить любое общество с нуля без конфликтов невозможно.
0
0
11990
Книги
Айелет Гундар-Гошен — практикующий психолог из Тель-Авива. Новый роман «Лгунья», вышедший в 2018 году, как несложно догадаться из названия, затрагивает тему обмана. Мнения критиков разделились, но сам Амос Оз отозвался о книге очень лестно, сказав, что она его очень тронула — а такая похвала стоит немало.
0
8418
Книги
Интерес Каррейру к медицинскому стартапу Theranos перерос в огромное расследование и впоследствии — в книгу «Дурная кровь», а сам журналист стал человеком, уничтожившим многомиллиардный бизнес, в который поверило едва ли не большинство влиятельнейших людей США.
0
6878
Книги
С нескрываемой любовью к людям (и хочется добавить — часто не свойственной представителям медицинских профессий) Стесин рассказывает истории про удивительные характеры, фиксирует небольшие разговоры со случайными знакомыми, такие простые — и оттого особенно сердечные, отмечает — каким-то чудом без видимого осуждения — отношение к медицине там, куда ему довелось забраться.
0
12066
Книги
В январе был объявлен победитель премии «НОС» этого года — им стал врач, поэт и прозаик Александр Стесин с книгой «Нью-Йоркский обход». Специально для «Прочтения» Александр рассказал о том, как сам он относится к своей победе, считает ли писательство работой и над чем работает сейчас.
0
143962
Сара Вайнман довольно своеобразно связывает историю похищенного педофилом ребенка и творчество Набокова, регулярно при этом повторяя: а мог бы Набоков, собственно, вообще написать такой великий роман, если бы не та самая газета и не та самая трагедия? В конце концов, тезис о том, что, если бы не реальные детали, такого психологизма Набоков бы не добился, мягко говоря, сомнителен.
0
7970
Книги
«Нью-Йоркский обход» начинается с Бронкса («если ты живешь в Южном Бронксе, тебе незачем смотреть боевики»). Здесь у каждого второго депрессия, суицидальные мысли, ножевые, СПИД, гепатит, каждый третий — наркоман. Мы начинаем это путешествие с врачом, у кого еще мало опыта, и он с безжалостной иронией рассказывает истории о своих ошибках, совершенно — и по-медицински — хладнокровный к собственной глупости.
0
18602
Книги
Цвета у Мураками всегда важны: вот и художник, отмечающий, какой толщины грифель был у карандаша, когда он делал тот или иной набросок, постоянно уточняет — филин был серого цвета, упаковочная бумага — коричневого, борода загадочного соседа — черно-белая.
0
10962
Книги
Было бы забавно написать, что «Четверо» — четвертый роман Пелевина, но нет — третий, и читатели, кажется, сходятся во мнении о том, что каждый следующий становится только лучше, хотя по сути все три существующие книги на удивление похожи. Пелевин смешивает реальность и фантазию, сплетая воедино неведомый мир с вечно дождливым вроде-как-петербургом, перематывает время взад-вперед, использует нелинейное повествование — в общем, кажется, Александра можно отнести к той когорте авторов, которые постоянно пишут тот самый один роман, но не признаются в этом.
0
15934
Книги
Создавая классический нуарный детектив, Шейбон, очевидно, изрядно иронизировал: помимо альтернативной реальности, преувеличенно здесь примерно все. У главного героя очень мрачное прошлое — начинать можно прямо по Фрейду: в детстве Ландсмана заставляли играть в ненавистные шахматы, из-за которых ему постоянно приходилось чувствовать себя идиотом. Отец покончил жизнь самоубийством — и сын вплоть до зрелых лет винил в этом именно себя. Да что там отец — самоубийцей окажется и дед, любимая сестра разбилась на самолете, ребенок умер, еще не родившись, жена бросила, работа дурацкая, жизнь прошла мимо.
0
9094
Книги
Диктатор отправляется на «гастроли» — страну посмотреть и себя показать, но, разумеется, понятно — это не классический травелог, где важнее сам принцип путешествия, а странствие в личные глубины, о которых нельзя было и подозревать, испытание сердца, взлом тайников души, ментальное самоубийство и последующее, едва ли не магическое, оживление. Иными словами, все круги ада, которые необходимо пройти, чтобы что-то узнать о себе и о мире, в котором ему приходится играть диаметрально противоположные роли.
0
11254
Книги
Взращенный на учебниках из серии «как написать бестселлер» писатель противопоставлен тому, кто пытается расписать ручку и случайно создает великий американский (или любой другой) роман, старательный зубрила-отличник против одаренного гения — Поляринов выстраивает эти оппозиции, давая понять, что первые всегда проигрывают вторым. Речь в «Почти двух килограммах слов» в основном про первую категорию — и стоит понимать, что выборка авторов здесь сугубо индивидуальная, но, пусть и условно, все же отражающая литературный процесс XX века.
0
17394
Книги
Музыка здесь действительно первостепенна. На протяжении всего романа фоном звучат любимые Воробушком «Гольдберг-вариации» Баха в исполнении Глена Гульда. Еще: Прокофьев и Шостакович, Бах, Шуберт и Гендель, Стравинский и Ли Дэлунь.
0
8078
Книги
Герои у Етоева выглядят архетипично: — у одних фамилии говорящие, другие обязательно хороши, третьи традиционно и беспросветно злы и бессовестны. Набор этих качеств касается только так называемой цивилизованной части Сибири. Как только сюжет ступает на загадочные земли тундры, понятие зла размывается — там царит вечная схватка жизни и смерти, старых обид и мистического колдовства.
0
8890
Книги
«Меня всегда интересовали жизни обычных людей под влиянием внешних экономических и политических сил», — говорит Руссо. Эти люди оживают на страницах романа, неидеальные и очень настоящие — даже дочь Майлза Тик аккуратно списана с собственной дочери Руссо, а одна из трагедий романа отражает реальную американскую трагедию, случившуюся за пару лет до публикации.
0
9404
Книги
Актуальность «Дома имен» очевидна: даже при условных новых лозунгах, что этот мир стал немного более «женским», он все еще бесконечно мужской. Мужчины могут по некоторому исторически сложившемуся праву больше, чем женщины: что дозволено Юпитеру, то не дозволено быку.
0
9398
Книги
Уродство, по Курниавану, становится синонимом мудрости: в то время как некоторые другие героини романа во всех смыслах безумно красивы — у них «ума в шестнадцать лет как в шесть». Внешность не делает никого счастливым — подобный подарок судьбы не является гарантом крепкой семьи и настоящей любви.
0
10898
Книги
Безликий герой, именуемый изредка просто капитаном, находится в заключении и пишет заметки для некоего командора, фиксируя все произошедшее с ним перед тем, как что-то пошло не так. Его воспоминания начинаются с самого важного: Сайгон пал, всюду царят хаос и неразбериха, стрельба и смерть.
0
10294
Книги
Основные линии творчества Олега Радзинского — темы проживания других жизней, множества альтернативных вселенных, вопросов о том, что за видимой реальностью скрывается что-то иное, трансцендентальное, что позволит сбежать из одного мира в другой, стать кем-то еще, избежав обыденной скуки и всего такого, что вызывает либо зевоту, либо моральные и политические проблемы.
0
7186
Книги
Попадание этого небольшого текста в шорт-лист Международной Букеровской премии в 2017 году наряду с «большими» романами и именитыми авторами не кажется странным — так много всего важного умудряется вместить сюда Швеблин. Она работает с текстом на нескольких уровнях сразу, смешивая реальность и нереальность и заставляя читателя вместе с героями искать отгадки.
0
6814
Книги
Автор составляет свой «Центр тяжести» из центров тяжести других книг, собственных статей, мыслей. «Шалость удалась» — у Поляринова в итоге получился серьезный, комичный, ироничный и просто увлекательный роман, не отрабатывающий никакие травмы прошлого, говорящий о «здесь и сейчас».
0
11442
Книги
Книга Хмелёва на поверку оказывается самой настоящей имитацией бара, где читатель занимает роль бармена, который слушает тысячу и одну историю, обрывки каких-то анекдотов, чужих споров и признаний в любви. Герой — постоянный посетитель, который приходит сюда каждый вечер и рассказывает хроники своей жизни.
0
7226
Книги
«Улыбка химеры» Ольги Фикс, прикрываясь подростковой кепкой, оказывается на поверку очень неуютной антиутопией с безусловными реверансами в сторону братьев Стругацких; совсем взрослой прозой про реальность, которая только кажется выдуманной и мифической, а на самом деле слишком похожа на настоящую жизнь.
0
9450
Книги
Отрицая прямую речь и диалоги, Шаров выстраивает «Царство» сюжетно похожим на все свои предыдущие книги — в завязке некий необязательный герой-рассказчик, таинственная рукопись, скрывающая воспоминания об ушедших временах, обязательная религиозная нота — вновь персонажи одержимы идеей построить рай на земле, сменить власть и изгнать Сатану. Структурно «Царство Агамемнона» тоже похоже на предыдущие книги Шарова — роман состоит из фрагментов писем, дневниковых заметок, воспоминаний, журнальных статей, но прежде всего, из обрывков бесед с разными людьми.
0
9782
Книги
Главы мелькают, как кинопленка, двадцать пятым кадром отмечая временные отрезки — перед новой эпохой Горелов делает отсечку, разминает пальцы и продолжает свой эпохальный киномарафон. Летят года — меняется и само кино, одни лозунги сменяются другими, картины о народных подвигах, после которых вновь продолжается бой, покрываются пылью на полках, на смену им приходят экранизации легкомысленных оперетт и фантастическо-романтических сюжетов, немыслимых тогда, недооцененных и теперь.
0
8502
Книги
Читать эту книгу — занятие откровенно непростое, и не только потому, что она (пусть и вполне законно) требует от читателя полного включения в текст и историю описываемых событий. При всей невероятной красоте исторического сюжета, герои современной линии постоянно теряются в диалогах, подача которых подчас огорчает: так, например, в рамках одной сцены собеседник может бесконечно «блестеть стеклами очков» или через слово в чем-то «признаваться».
0
8922
Книги
«Рецепты сотворения мира» Андрея Филимонова не просто ностальгическое изображение эпохи, а попытка преодолеть смерть и забвение, сохранив обрывки семейной памяти в книге. Текст, задуманный как документальная повесть, превратился в художественный, а родные бабушка и дедушка — в героев местами любовного, а местами исторического и иронического романа.
0
8006
Книги