Хроники жизни

• Тимофей Хмелёв. кикер. — М.: Флюид ФриФлай, 2018. — 320 с.

Если очень хочется в бар, но некогда — можно взять эту книгу.

Выпивку она не заменит, хотя, в общем, философский вопрос — ходят ли в бар именно выпить или за чем-то другим, например, за атмосферой места, за «а поговорить», за тем самым барменом, который иным заменяет сеанс у психолога. Автор «кикера» Тимофей Хмелёв и вовсе считает: бар в каком-то смысле похож на церковь. Только лучше и честнее. В одном из интервью он так и говорит: «Если снять всякую душеспасительную шелуху с этой метафоры, то правда в том, что людям хочется рассказать себя». И да, приятно узнать, что это не просто многозначительные домыслы: Хмелёв и сам работает барменом в петербургском баре «Хроники», ну а писатель и критик Вадим Левенталь, чьим именем озаглавлена книжная серия издательства «Флюид ФриФлай», кажется, намекает именно на него, говоря о том, что один из лучших сегодняшних русских писателей работает барменом. И добавляет: «Это чтоб вы понимали про место литературы в структуре современной русской культуры». Это утверждение пока не опровергнуто и не подтверждено — книга осталась лишена внимания больших критиков почти полностью. И, кажется, совсем зря.

На первый взгляд, «кикер» — классический роман в письмах. Главный герой Алек Лозовский, профессиональный игрок в кикер (иными словами — в настольный футбол), пишет разным людям: Францу (который Шуберт), любви всей жизни Анне Сергеевне (кажется, она из Петербурга). Есть еще несколько друзей и, по всей видимости, племянник Мишель — впрочем, тут же окажется, что в самом наличии у себя племянника герой несколько сомневается, а имя ему придумал в честь одной своей другой большой любви.

Хотя я никогда не видел тебя и до сих пор не могу быть решительно убежден в твоем существовании, я часто думаю о тебе, и в последнее время едва ли не чаще, чем о моем русском товарище, которого я имею обыкновение называть нерусским именем «Энни». В прошлом (в простом прошедшем) у меня остался друг Michel, в настоящем (in present perfect) у меня есть моя невозможная Annie Сергеевна, а в противоположном ей полушарии — мои американские друзья (just in present). Которые все время где-то рядом со мной, словно портмоне или пачка сигарет. Что немного странно, потому что я сам все время нахожусь непонятно где…

С этого места рассказчик перестает быть надежным, и чем дальше, тем меньше его письмам можно верить. Существуют ли вообще эти люди и уходят ли им по почте конверты или это только бесконечный поток молчаливой рефлексии человека, разменявшего очередной десяток лет и осознавшего, что ему и поговорить-то по душам не с кем? Да и представить настоящие бумажные листы в наш век скоростных технологий не получается — эти монологи, в конце концов, более похожи на месседжи в любой социальной сети; часть из них никогда не получает статуса «прочитано», но автора писем это совершенно не смущает. Некоторые послания он явно пишет вовсе не для того, чтобы получить какой-то ответ — грубо говоря, ответы ему не так важны, как сами эти зафиксированные в окне чата мысли. Алекс сознает себя через текст, оглядываясь назад, рассматривает себя так и эдак — нормальный же я парень или нет? Но года летят, страницы пишутся, а между строк читается заунывное: «каким ты был, таким ты и остался», много матчей сыграно, а много ли было побед?

Не важно, во что ты играешь: кикер, покер, бейсбол, — что угодно, люди играют не только потому, что хотят победить, люди играют еще и потому, что могут проиграть. Именно возможность поражения делает игру интересной, а вовсе не стремление к победе. Если бы победа была важнее, то некоторые люди не знали бы поражений. Но проигрывают все. Даже те, про кого говорят, что они не проиграли ни разу. Даже если ты играл в своей жизни всего в одну игру и победил в той игре, ты все равно проиграл. Даже если ты победил всех своих соперников много раз и ушел непобежденным, ты все равно проиграл.

Эту книгу можно открыть, по большому счету, с любой страницы и продолжить читать без ощущения, что потерял нить: как будто выходил из комнаты, где беседовали несколько человек ни о чем конкретном, вернулся — и они продолжают будто бы с того же места, потому читателю, привыкшему к традиционным литературным формам, здесь будет откровенно скучно. «Кикер» действительно тонет в многословной и многоязыковой рефлексии, литрах хорошего и плохого алкоголя, расслабляющих разум и чувства средствах, отчего все это письмо демонстрирует не что иное, как малоприятную человеческую изнанку — вот, посмотрите, что там у этого мужика внутри. Он не молод, он прожил совершенно, кажется, пустую жизнь, он любил целую кучу народа, а этот народ любил его — и мужчины, и женщины, тут без разницы, а кончилось вот чем. Он одинок, у него, разумеется, скверный характер и странное чувство прекрасного, он любит всех, но тут же поправляет сам себя — что не любит никого. Быть им — не очень-то просто, тем более, как водится, такие персонажи понимают наконец что-то важное про себя и мир вокруг только тогда, когда произойдет что-то совсем непоправимое.

Этот текст, непростой и вязкий, легко переходящий с английского на французский, выглядит абсолютно европейским, будто бы роман перевели, а не написали по-русски — он прекрасно бы смотрелся среди образцов любой зарубежной прозы, с местами излишне манерным слогом, нежеланием быть как все, с размытыми границами географии и сюжета. Однако особенность «кикера» даже не в этом.  Книга Хмелёва на поверку оказывается самой настоящей имитацией бара, где читатель занимает роль бармена, который слушает тысячу и одну историю, обрывки каких-то анекдотов, чужих споров и признаний в любви. Герой — постоянный посетитель, который приходит сюда каждый вечер и рассказывает хроники своей жизни. Разумеется, никакой структуры и внятного сюжета у этого рассказа не может быть, потому что и обстановка не располагает, и, как правило, рассказчик обычно уже не совсем трезв. Здесь нет попытки кого-нибудь чему-то научить или показать, что так жить нельзя, так любить (или не любить) нельзя, что мораль басни в очередной раз — разбитое корыто, потому что алкоголь и страсть к настольным играм — зло. Бармены никогда никого ничему не учат, они просто слушают других.

Но некоторые теперь еще и рассказывают свои собственные истории. И их тоже стоит послушать.