Ешь, лечи, люби
- Александр Стесин. Африканская книга. — М.: Новое литературное обозрение, 2020. — 736 с.
В недавнем интервью «Прочтению» Александр Стесин рассказал, что хотел бы сделать африканскую литературу более доступной русскому читателю, о личной культурной миссии. Некоторые лакуны стоит заполнять, а болезни — лечить. Можно считать, что первые шаги в этом направлении уже сделаны — благодаря ли сборникам с его переводами, изданными «Новым литературным обозрением», или недавно вышедшей «Африканской книге» — увесистому, в семьсот с лишним страниц исследованию загадочного континента, населяющих его людей, а вдобавок — самого себя.
Перво-наперво стоит сказать: здесь может возникнуть сложность при чтении, типичная для такого жанра путаница, когда приходится постоянно себе напоминать: это не автобиография. Стесин утверждает: в его книгах некоторые истории не случались никогда, некоторые — взяты прямо из жизни, некоторые — симбиоз правды и выдумки. В «Африканской книге» автор, вопреки школьным заветам, неотделим от своего творения — как, впрочем, и само произведение неотделимо от реальной жизни. Автофикшен, самосочинение, вымысел фактов — с одной стороны, переписывание собственной жизни, а с другой — этакий фантастический эксперимент: могло быть так, а может, это так и было? И ведь было наверняка — такой уж этот авторский голос убедительный.
Важно, что в новой книге герой, безусловно, тот же, что и в предыдущем «Нью-Йоркском обходе», но вместе с тем — уже иной. Из стерильных американских больниц он перемещается в совсем другой мир — и несмотря на то, что Стесин компоновал книгу в том числе из повестей, которые публиковались ранее, в «Книге» у них будто бы меняется тональность.
Автор уже в меньшей степени Чехов, с которым его то и дело сравнивают, в большей — Джеральд Даррелл, первооткрыватель-натуралист, не влюбиться в которого невозможно, разве что Даррелла скорее интересовали животные, а Стесин с тем же любопытством изучает людей. С нескрываемой любовью к людям (и хочется добавить — часто не свойственной представителям медицинских профессий) он рассказывает истории про удивительные характеры, фиксирует небольшие разговоры со случайными знакомыми, такие простые — и оттого особенно сердечные, отмечает — каким-то чудом без видимого осуждения — отношение к медицине там, куда ему довелось забраться. Если бы это была телепередача, некоторые сцены вполне мог бы озвучить Николай Дроздов — по крайней мере, писатель ровно с той же эмоцией, словно сторонний, но очень эмпатичный наблюдатель, повествует о том, как его чуть не ограбили в случайной лавке с навязавшим свои услуги гидом, или о том, зачем в Гане разводят полумертвых и тощих коров, учитывая, что ни молока, ни мяса с них взять невозможно.
Главный герой «Африканской книги» — исследователь другого континента, куда его тянуло исполнять свою «альберт-швецеровскую мечту». В одной из глав он не скрывает иронии над этой самой мечтой — когда пытается настоять на лечении для ребенка в местной больнице в Гане:
— Да что вам от нас нужно? — Дежурная переходит на английский. — Вы приезжаете в нашу страну — зачем? Я знаю зачем. Вы печетесь об африканском ребенке. Для вас он — символ, и, если он выживет, это будет вашей победой. Я это понимаю, но мы — не те, с кем вам надо бороться… <…> Если хотите, можете прийти за своей победой завтра утром.
Собственно, и врач сам по себе, а тем более — врач-онколог, похож на такого же исследователя, ступившего на чужую, горячую, странную — словом, какую угодно, в зависимости от положения дел, — землю. Она непредсказуема, но определенно живет по каким-то своим законам, изучить которые — задача настоящего ученого. Очевидно, что от этого зависит чья-то жизнь. Но таков и характер героя — он не может не изучать то, что его окружает. Сложно удержаться и все же не провести параллель с жизнью автора — вместе с родителями он эмигрировал из России в Америку, чужую на тот момент страну, ему пришлось узнавать ее, вместе с языком, традициями и всем тем богатством, что идет в комплекте — бытом, укладом, людьми. Следом он решает изучать людей иначе — сначала как писатель на литературном факультете университета Баффало (поди напиши что-нибудь, не имея никакого представления о человеке как таковом), а потом — как врач, выбравший одну из самых непростых (если они вообще бывают простыми) специализаций. Даже когда врач не отправляется в физическое путешествие в другие страны или не переезжает из одной больницы в другую, он находится в другом путешествии, в поисках причины болезни и ее лечения. Опасно, но в высшей степени необходимо, порой страшно, наверняка захватывает дух.
Стесин так и проведет читателя по Африке, показав ее, какой увидел и понял сам, — с той поправкой, что вряд ли понимание в данном случае может быть полноценным. Африка таинственна — она захватывает, выжимает досуха, чарует, дурманит, соблазняет, обдувает песками. Она заражает и морочит голову, отравляет, угрожает и страстно любит. Конструируя эту книгу, Стесин долго и с завидным аппетитом рассказывает о местной кухне — едят тут много, потому что еда, понятное дело, важнейший маркер места, столь же удивительный и чужеродный европейцу, как и местные обычаи или языки. Нашлось место в книге и переводам африканских поэтов и писателей. Этот National Geographic под видом художественного произведения впечатляет — недостает разве что фотографий, впрочем, автор рисует картинку не менее достоверно. Солнце не садится, а растворяется в воде. Безлюдное пространство медленно ссыпается в воронку песочных часов Сахары. Фигуры на верблюдах впереди в мареве жары и песка дрожат. Герой — внимательный наблюдатель (врачу положено таким быть) — подмечает детали, из слов воссоздает окружение, из песка строит замок, в который читатель войдет, да там и останется.
Приходит на ум и вот что: ведь Африка манила и манит многих писателей, которые тоже имели отношение к медицине — только учились на врачей или действительно были ими. Сомерсет Моэм, Луи Буссенар, Майкл Крайтон, Абрахам Вергезе — Стесин, в отличие от коллег, изучает африканский континент более основательно, слой за слоем, как археолог. Лингвистика. Культура. Еда. Человек. Он раскладывает свои находки по разным ящичкам-главам: здесь воспоминания, здесь, очевидно, выдумка, здесь — перевод неизвестных (хочется добавить — пока) — африканских авторов: Динау Мегесту, Мети Бирабиро, Мааза Менгисте. Здесь ел, тут отравился. Здесь стихи, тут проза — и название более точное, чем просто «Африканская книга», придумать сложно. Этот сборник целиком и полностью про другой мир, про континент, куда приехал белый человек, человек-врач, человек-сердце, поначалу смотрящий на все взглядом туриста, а после — меняющий свою оптику, погрузившийся в другой мир окончательно, и там и оставшийся, вне зависимости от своего реального местонахождения.
«Присаживайся, — говорит сосед-гвинеец, когда мы проходим в его гостиную, где нет ни диванов, ни стульев. — Чувствуй себя как дома». И я чувствую. Его домашний уют целиком состоит из знакомых запахов: пахнет пальмовым маслом, ореховым супом, дымом курительных палочек. Разве что запахи детства <…> могли бы вызвать столь же отчетливое узнавание. «Клянусь, в прошлой жизни ты был американцем», — подтрунивал в свое время мой друг Энтони Оникепе. В прошлой жизни я был ребенком, жил около станции метро «Полежаевская». Хотя какая разница, где и когда? Ничего, никого. А знакомые запахи все еще держатся в воздухе, и любая прошлая жизнь напоминает о том, что ее нет и уже никогда не будет.
Категория: Рецензии
войдите или зарегистрируйтесь