ИТОГИ ГОДА: ТЕМЫ И ТРЕНДЫ

 

В минувшую субботу, 21 декабря, журнал «Прочтение» отмечал свой день рождения и подводил итоги года в новом формате литературного мини-фестиваля. Были запланированы три дискуссии — о темах и трендах, издательствах и книжном рынке и толстых журналах, интернет-медиа и блогах. Публикуем расшифровку первой дискуссии — с участием критиков и обозревателей Василия Владимирского, Максима Мамлыги, Елены Васильевой и Владимира Панкратова.

Полина Бояркина: Мы попросили наших спикеров подготовить небольшое высказывание на пять-семь минут. Мы сначала дадим возможность всем высказаться. Потом у нас будет время для обсуждения, а также для вопросов, замечаний и реплик из зала. Представляю наших спикеров: Василий Владимирский — книжный обозреватель, журналист, постоянный автор портала «Горький»; Елена Васильева — книжный обозреватель, постоянный автор журналов «Прочтение» и «Звезда»; Максим Мамлыга — сотрудник магазина «Подписные издания» и книжный обозреватель Esquire; наш гость из Москвы — Владимир Панкратов — литературный критик, автор телеграм-канала «Стоунер» и основатель новой литературной премии для молодых авторов ФИКШН35.

Елена Васильева: Когда я увидела список вопросов к этой дискуссии, то подумала, что, видимо, сегодня буду выступать в роли безумной белки-оптимиста, а то у нас получается, что литературного процесса нет, художественная литература умирает, русской литературы не существует, люди не читают и так далее. Возможно, где-то прозвучу несколько наивно, но все же, мне кажется, все не так плохо.

Разговор о литературном процессе, неожиданно выстреливший в последний год, а на самом деле лишь возрождающий вопрос, к которому все возвращаются каждое десятилетие, — хочется обозначить, что это вопрос в первую очередь терминологический, далекий от жизни, литературной в том числе. Да, литературный процесс есть, пусть он и похож на броуновское движение, но он есть. Вот если бы у нас были только писатели, и они писали бы исключительно в стол, и между ними не было бы никакой коммуникации — желательно тогда, чтобы они вообще были, видимо, немыми, слепыми и безрукими — да, в этой фантастической реальности было бы интересно поговорить о том, есть ли у нас литературный процесс, литературная жизнь. Но даже в этом случае в диахронии мы могли бы найти этот литературный процесс. Вообще на эту категорию нужно смотреть скорее именно в диахронии, не в синхронии.

А вот что произошло в нем важного в этом году — это, конечно, тема интересная, и я буду подчеркивать, что высказываюсь исключительно субъективно. Для меня важно, что в этом году появилась премия ФИКШН35 и зафиксировала все то, о чем, кажется, многие обозреватели и писатели говорили последние несколько лет — о том, что есть не только историческая проза, но и проза о современности, есть не только одно издательство, но и другие, выбирать литературу могут не только те, кто постарше, но и те, кто помоложе. Ну и в этот же ряд я бы отнесла не остальные премии и награды, тоже появившиеся словно из ниоткуда, сделанные буквально на коленке, — работа издательства No kidding press, начало существования журнала «Незнание», название которого уже само по себе говорит, что они ориентировались на американские зины, и рост популярности подкаста «Ковен дур» (да, они начали выходить в прошлом году, но в этом году они вышли за пределы той аудитории, которая была у них изначально, как мне видится). Эти события появились по желанию конкретных людей, стали расти, становиться популярными, и усилия, вложенные в них, стали отражаться и на результате в том числе.

По поводу утраты интереса к чтению — наивно полагаю, например, что неумение и нежелание — и даже, скорее, отсутствие прописанной необходимости — преподавать современную литературу в школе играет против чтения намного сильнее, чем скроллинг в соцсетях. Потому что вопрос не в том, что, о ужас, люди скролят соцсети — читающие люди тоже скролят соцсети, но в их «корзине потребностей» есть потребность читать, и читают они поэтому, а не потому, что не скролят соцсети. Так что главный вопрос в том, как заинтересовать людей в литературе, как включить в их сферу интересов литературу. А для этого было бы неплохо лишить понятие «литература» этакого придыхания, ореола какой-то недоступности, высоты, важности, того, что литература существует для того, чтобы что-то объяснить или для того, чтобы говорить об исключительно великих темах.

И в связи с этим, кстати, вопрос технологий и соцсетей раскрывается нам и с другой стороны — именно они могут помочь сделать литературу ближе большему количеству людей. Дигиталицизация может быть тут очень кстати.

Ну и если говорить не о теории, а о практике — хотя и тут мы сейчас скатимся в теоретические рассуждения — то я не понимаю, почему кто-то говорит, что современная русская литература разрозненна (я все же сегодня белка-оптимист, напомню). Где она разрозненна?! Финалисты «Большой книги» все изданы не то что в одном издательстве, а в одной редакции этого издательства. Да эта ваша современная русская литература едина как никогда! Здесь я ушла, конечно, от разговора о литературе к разговору о премиальном процессе, но он все-таки дает пока что некоторый репрезентативный срез. Мне кажется, вопрос скорее не в разрозненности, а в разности. В этом году меня очень порадовали короткие списки премий. Они были не разрозненными, но разнообразными. В «Нацбесте» был не только Рубанов, но и Упырь Лихой, не только «Калечина-Малечина», но и Михаил Трофименков. В «Большой книге» оказалась не только Яхина, но и Горалик, не только Сенчин, но и Бахаревич, не только Водолазкин, но и книга про Ерофеева. Про ФИКШН35 вообще могу долго говорить, там весь короткий список можно красиво разложить и на громкие темы, и на тенденции — тут и Кавказ у Габуева, и жизнь в провинции у Григорян, и вообще практически любые темы из новостей у Данишевского, и хосписы у Клепиковой, и буллинг у Некрасовой, и подростковый протест у Орловой, и чего только нет; и проза между прозой и поэзией, и документальная проза, и сборники, и повести, которые прикидываются романами, и янг-эдалт — кстати, только готовясь к нашей встрече поняла, что нет в этом списке ни одной книги, которую можно было бы определить как «большой русский роман», и это тоже, согласитесь, тенденция, хотя, по всей видимости, только для определенной возрастной категории.

Ну а про главные книги года, которые я включила в свою пятерку, хотелось бы оговорить, что список скорее концептуальный, чем «от души». Когда я посмотрела на списки других спикеров, поняла, что некоторые книги я почему-то отнесла к 2018 году и не стала включать. Например, книга Александра Етоева «Я буду всегда с тобой». О некоторых книгах, опубликованных в журнале, я тоже решила не говорить. Так было с «Опытами бесприютного неба» Степана Гаврилова. Но она выйдет в следующем году.

Это, во-первых, книга Алексея Поляринова «Почти два килограмма слов» — идеальный сборник текстов о книгах. Во-вторых, книга Ольги Алленовой про Беслан — просто потому, что книга про Беслан, да, про историческое событие, которое случилось не в середине прошлого века, а вот, недавно. В-третьих, книга Крис Краус I love Dick, потому что большая и важная феминистская новинка, в том числе книга о том, как личные переживания дают толчок творчеству. В-четвертых, роман Алексея Сальникова «Опосредованно», потому что не «Петровы» и потому что подчеркнуто фикциональная литература, явно отдающая нефикциональностью. Ну и в-пятых, роман Анны Козловой «Рюрик», потому что это образец того, как хорошая современная русская литература может быть для всех. В общем, список получился, возможно, разрозненный, но точно разнообразный.

Василий Владимирский: Я буду краток и, наверное, не так оптимистичен. Начну с глобального вопроса о литературном процессе. Конечно, его не может не быть. Что-то происходит, какие-то события случаются, и некоторые из них становятся общими. Вчера я принимал участие во вручении премии «Новые горизонты» (премия за нонконформистскую новаторскую фантастику). Сейчас за этим столом сидят два человека, которые были вчера на этом мероприятии в Москве, в редакции журнала «Новый мир». Это такое взаимопроникновение разных страт.

Другое дело, что этот процесс хаотичный. Наверное, действительно, только ретроспективно мы сможем определить, что было важным, определяющим, а что было проходным, случайным. Но меня радует, что в зале так много молодых лиц, и вообще мест не хватило — это, по-моему, замечательно.

Что касается единства русской литературы — наверное, такого нет. Нет книг важных для всех, нет событий и премий важных для всех. Те же самые «Большая книга» и «Национальный бестселлер», при том, что они крупные, важные, заметные, многим читателям до лампочки, так как они читают, в основном, переводную литературу, или жанровую, или нон-фикшн, которые редко попадают в номинационные листы. Такое бывает, но все-таки… Существует одна крупная премия, которую никто не упомянул — это премия «Просветитель», которая тоже вручается за книги. Но это совершенно другая история, другие авторы и другие темы.

Что касается тенденций, я не могу сказать, что среди них появились какие-то новые. Все уже случилось в прошлых годах, но важен рост интереса к разговорам о книгах. Думаю, что присутствующие здесь блогеры могут это подтвердить. Людям интересно читать Telegram-каналы, интересно смотреть YouTube-каналы, где кто-то что-то говорит о книгах. Может быть, это не очень большая, но все же внимательная аудитория, которая готова читать, слушать и смотреть в общем-то не очень простые сообщения о каких-то книжных новинках.

Как меняется чтение? Мне кажется, оно меняется очень медленно, чтобы это как-то отследить. В прошлом году ничего такого, что бы резко перевернуло все с ног на голову, по-моему, не было.

П. Б.: А аудиокниги, например?

В. В.: Они набирают, и в 2018 году набирали популярность. Это нормально. Это общемировая тенденция. В прошлом году благодаря Анастасии Завозовой стали чуть больше слушать переводную литературу в формате профессионально записанных аудиокниг. Это, наверное, тенденция, но тоже готовившаяся годами. Ничего не возникает на пустом месте, всегда есть какая-то предварительная работа. Хронологически определить, какая тенденция в каком году существовала, мы сможем только ретроспективно.

Если говорить о конкретных книгах, я бы хотел отметить «Среднюю Эдду» Дмитрия Захарова. Она вышла в конце этого года, поэтому, вероятно, в следующем году пойдет в какие-то номинационные списки. Я как специалист по фантастике читаю довольно много жанровой литературы. «Средняя Эдда» позиционируется не как фантастический роман, а как актуальный, то есть политический, злободневный и так далее. Но, разумеется, Дмитрий Захаров как ученик Андрея Лазарчука написал скорее гротеск, саркастическое изображение нашей эпохи. Много было претензий к автору за то, что пишет сумбурно, сбивчиво, за то, что много сюжетных линий, персонажей, сложно отследить, кто, где и как действует в книге. Мне кажется, что это не недостаток, а достоинство, учитывая, что это первая его официально опубликованная, причем успешно, книга. В ней удивительная гармония формы и содержания. Дмитрий пишет о том, как на самом деле разорвана наша социальная среда, как элита и оппозиция, говоря условно, друг друга не понимают, постоянно конфликтуют, не способны договориться между собой. И сама манера создания нарратива, авторский стиль очень совпадают с содержательной частью.

   

Максим Мамлыга: Мне кажется, что книжная ситуация в возлюбленном отечестве продолжает напоминать инсультного больного в период очень долгой, но относительно успешной реабилитации. Потихоньку проводимость налаживается, кровеносные сосудики расправляются, руки начинают работать лучше… Когда мы говорим о литературном процессе, даже само слово, из-за которого в этом году очень много спорили, мне не кажется суперпринципиальным. То есть можно называть это литературным процессом, книжной индустрией или книжной постпродукцией — дело совсем не в этом. Все элементы этого процесса есть, существуют, с ними что-то происходит: появляется что-то новое, умирает что-то старое, все, что сказала уже Лена по поводу новых журналов и новых издательств, получается хорошо и интересно.

Если говорить о главной проблеме года — это соединение книги читателя, что на поверку оказывается самым тяжелым процессом. Все читающие люди в этом процессе участвуют. Если вы советуете книжку другу, в книжном магазине или в своем интернет-блоге, то вы тоже становитесь участником этого процесса. Как показывает практика, человеку, которому была бы интересна определенная книга, узнать о том, что такая книга вышла, оказывается достаточно тяжело.

Сейчас происходит, на мой взгляд, нарождение некой новой системы. Non/fiction этого года свидетельствует о том, что интернет побеждает, и это прекрасно. Все издатели, с которыми я общался, отметили, что списки non/fiction, которые публиковались, как обычно, в большом объеме, сработали как читательский ориентир.

Что касается других читательских ориентиров, то тут все сложнее. Самое сложное для авторов — выход к читателю. Книжное сообщество и так друг друга читает, все смотрят, кто и что написал, мы узнаем об этом достаточно своевременно. Читатель же, который находится за пределами этого сообщества, об этом не знает. Соответственно, успех получают те авторы, которые либо пишут настолько интересно, что их книга доходит до широкой аудитории (типа Алексея Поляринова с «Центром тяжести», который выдержал уже несколько тиражей), либо это блогеры, которые имеют уже готовые аудитории, обеспечивающие книге успех. Например, сейчас вышла книга «Истории домов Петербурга, рассказанные их жителями» Instagram-блогера Максима Косьмина. И она уже имеет поразительный успех.

Если говорить о других тенденциях, по-моему, этот год прошел очень ровно. Чего-то супернового в нем не было. Кажется, что эпоха бестселлеров нас покинула, потому что не было такой книги, которую обязательно должны были прочесть все или все ее действительно прочитали. Это плюс, потому что продолжают расти несколько разных аудиторий, которые уже могут говорить о том, что им интересно внутри себя. Эти аудитории друг на друга влияют. Мы видим, например, традиционный роман, но по некоторым появляющимся книжкам можно говорить, что, возможно, в скором времени приобретет популярность какой-то новый литературный авангард.

Я тоже выбрал пять книг, хотя центральных в этом списке было три. Первая — книга, которая спасла мой октябрь — Элизабет Гилберт «Город женщин». У меня не было никаких ожиданий. Я увидел на Storytel, что эту книгу читает Алена Станиславовна Долецкая и не смог устоять. После этого я слушал ее примерно в течение недели, катаясь на работу и с работы, и это принесло мне столько положительных эмоций, сколько не было давно от такого типа романа. Так я тоже включился в тенденцию с аудиокнигами.

В этом году, помимо No kidding press, у нас появились еще две янг-эдалт истории: новая МИФ-проза, и Поляндрия No Age — подразделение, которое будет заниматься, как современным актуальным европейским янг-эдалт, так и взрослыми книжками такого же типа.

Все издательства находятся в поиске новых российских героев. В какой-то момент мысль о том, что мы должны читать что-то интересное про себя, пришлась всем по душе, и книги, которые написаны про нас, про «сейчас», начиная с Individuum с «Краткой историей русских хакеров» Туровского, заканчивая современным русским романом в Редакции Елены Шубиной, в которой и вышла «Средняя Эдда» — все издательства смотрят, что же интересное можно издать из наших у нас.

Редакция Елены Шубиной активно сейчас ищет новых авторов и принимает рукописи. Если у кого-то где-то лежит написанный роман, то обязательно пришлите им на почту — вдруг он скоро появится в серии «Актуальный роман». То же самое касается и всех остальных издательств. С кем ни поговоришь — все ищут что бы такое прекрасное издать. Вышла, например, из прекрасного книжка «Транссиб» в издательстве «Самокат». В прошлом году, когда вышла «История старой квартиры» (про советский быт начиная с 1914 года вплоть до 1991), не все надеялись на успех, который в итоге ожидал книгу не только в России, но и за рубежом. Сейчас «История старой квартиры» переведена на английский, немецкий, французский языки. И все благополучно ей интересуются, она получает зарубежные премии и так далее. Сейчас вышла большущая книга, которая говорит о локальной идентичности, про Транссибирскую магистраль.

Вся эта машина, которая сейчас запущена в книжной индустрии, постоянно нуждается в чем-то новом. Поэтому история с бестселлерами как-то уходит. Много всего, трудно отследить, нет чего-то такого, на что всем нужно обратить внимание. С другой стороны, появляется не только новое, но и даже старое. То же «Эксмо». Еще одна книга из моего списка — «Другой барабанщик» Уильяма Мелвина Келли, она вышла в 1956 году, если я правильно помню. Это история о расовом конфликте на юге США, очень она мне понравилась. Они же издали, например, роман «Корни» Алекса Хейли, награжденный Пулитцеровской премией в 1977 году. Мощности уже запущены, а чего-то актуального, нового, прекрасного нет, поэтому они ищут что издать и из старого. Мне кажется, все хорошо в этом году.

Еще у меня в списке «Опосредованно» Сальникова. Потому что текст, власть человека над текстом, текста над человеком — это очень интересно. И вот только-только вышел очень крутой сборник Марии Степановой «За Стиви Смит» (я просто фанат Степановой после «Памяти памяти», хотя, на самом деле, даже после ее прекрасных эссе и стихов). За сборником помещено эссе, посвященное переводу, оно немного такое платоновское. Мне нравится, что она там подходит к вопросу о тексте и о переводе текста по концепции Григория Дашевского: как будто трехмерное тело, которое проецируется с одного языка на другой: мы возвращаемся к трехмерному телу текста и переводим его на другую языковую плоскость. Особенно учитывая то, что история с влиянием переводов на современную русскую литературу мне кажется недоизученной. На этом у меня все, спасибо.

Владимир Панкратов: Добрый день еще раз, меня зовут Владимир Панкратов. Я пройдусь быстро по вопросам. По поводу литературного процесса. Мне кажется, этот вопрос надо адресовать критикам, которые пишут длинные статьи в толстых журналах, потому что они больше занимаются историей литературы и этого самого литературного процесса. Об этом говорить немного бесполезно, потому что те, кто считают, что литературного процесса нет, они считают, что нет некоего литературного процесса, который был энное количество лет назад, вот именно такого литературного процесса, к которому люди привыкли, сейчас нет. Тут поспорить абсолютно не с чем, это логично. Немного непонятно, хорошо это или плохо, но его действительно нет. Сейчас он другой, вот и все, что можно сказать. А дальше уже разбираться, что имеется в виду: плохая ситуация с русской прозой, плохая ситуация с влиянием критиков на продажи книг, в чем выражается отсутствие литературного процесса. Это широкий термин. Можно проанализировать то, что мы сейчас услышали от предыдущих спикеров. Например, история со Storytel не то, что раскрутилась, но стала довольно популярной, мне кажется, отчасти благодаря Анастасии Завозовой. Или, например, Максим прочел какую-то книгу и даже подписался на сервис, только потому что увидел, что эту книгу читает Алена Долецкая. К чему я веду, к тому, что мнение какого-то конкретного человека становится для нас — читателей, блогеров — более определяющим, чем мнение какого-то критика. Чтобы мнение критика было определяющим, он тоже должен быть человеком с огромной аудиторией, то есть таким уже действительно полублогером-полужурналистом, только тогда можно говорить о каком-то влиянии. То есть, если подводить итог, то литературный процесс есть, он просто не такой, какой был какое-то количество лет назад. Каким он был десять лет назад я даже не знаю, честно говоря. Здесь вернее говорить, что процесс поменялся, а дальше уже раскладывать — что поменялось и в какую сторону, а не то, что его нет. Это даже похоже на некоторое кокетство: я занимаюсь литературным процессом, но его нет. Как так?

По поводу того, что литературе трудно конкурировать с какими-то другими видами развлечений, я не буду ничего говорить. Потому что я не вижу в этом ничего плохого. Меня не обижает ситуация, что статьи про кино читает больше людей, чем статьи про литературу. Мне кажется, это нечто логичное. Дальше, мне кажется, что современная русская литература очень разрознена. Она всегда такой была и должна быть. И это плюс, причем не только литературы, но вообще любого явления. Он должен быть разным.

Я настороженно отношусь к выделению каких-то тенденций. Понятно, что это не претензия, просто это обычное желание человека или подвести итоги года для самого себя, или вообще разобраться с тем, в каком котле мы варимся. Это чисто психологически нам нужно — подводить итоги, не только в литературе, но и в жизни. Поэтому в литературе мы их тоже подводим. Но тенденции, как правило, мы выводим из какого-то очень узкого круга книг, на который обратили внимание, опять же, или благодаря очень популярным лидерам мнений, или благодаря премиям. Но помимо этих двадцати-тридцати книжек существуют еще сто тридцать, о которых иногда можно найти с трудом статью в толстом журнале, иногда вообще ничего нельзя найти. Но это не значит, что этих книг нет. Поэтому тут я бы дал совет: не ограничивайте свой круг интересов, не останавливайтесь только на премиях или на каком-то одном журналисте, которого вы любите читать.

По поводу нон-фикшена и фикшена — я буду тут субъективным. Я приветствую, что русский нон-фикшен достиг такого же серьезного уровня, как и зарубежный. Мне кажется, что сравнивать фикшен и нон-фикшен нельзя. Нон-фикшен всегда будет интереснее фикшена. Если вы читаете фикшен и оцениваете его — это ваша очень интимная субъективная материя. А нон-фикшен: человек провел исследование, у него получилась книжка. Это большая работа автора. И нон-фикшен всегда будет выигрывать перед фикшеном, поэтому лично я стараюсь больше читать фикшена и писать про него.

И моя пятерка главных книг. Когда мы видим у всех в Facebook или где-нибудь десятку, пятерку топ-книг, нужно понимать, что эта пятерка или десятка были выбраны из каких-то абстрактных обстоятельств, для какого-то ресурса. Если я буду собирать пятерку для какого-нибудь другого портала, получится другая пятерка. Здесь я решил собрать только русские тексты, только фикшен. Не только книги, но и журнальные тексты, как раз потому, что о книгах у нас более-менее есть возможность узнать, прочитать о них. Но очень хочется, чтобы и тексты журналов тоже читались, несмотря на то, что толстые журналы сейчас приобретают не очень хорошую репутацию, будто там и вовсе нечего читать.

Если коротко пройтись, это Степан Гаврилов «Опыты бесприютного неба» — текст, который вышел в марте этого года в журнале «Знамя» и в феврале он выйдет уже книжкой в «Эксмо». Это текст о нашем сегодняшнем дне, но при этом о нашем дне, который не основан на горячей новостной повестке. Это текст Наталии Репиной «Пролог» — текст, не привязанный ко времени, действие развивается в 50-х годах XX века. Но это не исторический текст. Он о трех людях, их личной частной жизни, о том, как они теряют возможность соединиться друг с другом, найти свое счастье, избегают друг друга, тешась надеждой на то, что они встретят в будущем что-то лучшее. Мне кажется, это есть в жизни каждого из нас. Естественно, ничего в будущем лучшего не встречают, оказываются только такие серии обманутых надежд, которыми мы все тешим себя в первые тридцать лет своей жизни. Именно об этих людях здесь и говорится.

Дальше, «Опосредованно» Алексея Сальникова. Известный более-менее автор и роман. Тем не менее, я его упомянул. Например, потому что есть мнение, что «Петровы в гриппе» так и остались лучшей книгой Сальникова, но я топлю за то, что именно «Опосредованно» — лучшая книга Сальникова. Потому что она более обобщающая, о жизни вообще. Мне такие книги больше всего нравятся. Это может показаться негативной ее характеристикой: если ты обо всем, то, значит, ни о чем. На десятилетии журнала «Афиша» Сапрыкин давал рекомендации как собрать классный журнал. Там говорилось, что если к вам пришел обозреватель и на вопрос «о чем вы можете писать?» отвечает: «я могу писать и о книгах, и о кино», то это значит, что он ни о чем не может писать. Но этот роман умудряется быть одновременно и современным, вы узнаете то время, в котором люди живут, хотя они живут не в 2019-м, и в то же время это роман и о семье, и о женщине, о человеке, который, несмотря на отсутствие больших амбиций, находит свое счастье в каком-то маленьком своем мирке. Очень такой теплый текст.

Анна Степанская «Порядок слов». Я выделил этот текст, потому что он о судьбе обычной женщины, о частной жизни, о том, как она пробивается сквозь трудности обычной жизни: она ищет работу, у нее проблемы с мужем, она переезжает из города в город, не может устроиться. Ты читаешь и думаешь, а где начнется главное, собственно. Все звучит как подводка. Но это и есть самое главное — жизнь человека разворачивается перед тобой. Он мыкается, хочет просто начать жить, а у него никак не получается. И звучит это одновременно и как дневник, и как полноценный художественный роман.

И повесть «Промежуток» Антона Черного. Его я включил сюда не потому, что это супероткрытие и лучший текст этого года. Это текст из «Журнального зала», из журнала «Урал», в котором публикуется много интересной прозы художественной, по моему наблюдению. Это текст о мужчине, у которого вроде бы все есть: и семья, и работа, и дача, и все, что можно представить. Но ему опять не хватает чего-то, он не понимает чего. Спрашивает у соседа, тот тем более не понимает. И вот такая получается вечная кутерьма. С одной стороны, грустный русский текст, к которому мы все привыкли и от которого даже может устали, а с другой — написано очень хорошо и мне кажется, можно получить удовольствие только от самого текста. В принципе, все. Завершая, я бы сказал, что верю в то, что у русского фикшена есть будущее, у него и настоящее есть. Просто давайте глубже копать в той большой куче книг, которая выходит за год. Поверьте, их выходит гораздо больше, чем мы видим в СМИ. Спасибо.

 

   

П. Б.: Может быть, есть реплики из зала? Мнения, замечания, вопросы? Может, кто-то хочет свои собственные итоги года подвести?

Елена Саляева: Скажите, пожалуйста, кто-то сейчас вообще занимается исследованиями социологическими практик чтения? Вы знаете лично какие-то компании? Кто эти люди и где смотреть результаты исследований?

В. В.: Этим занимается Александра Архипова. Они проводили опрос на Non/fiction. Где опубликованы прямо сейчас не скажу, но результаты есть. В принципе, у нас изучают системно социологию чтения. На петербургской конференции «Культ-товары» было несколько докладов как раз по социологии чтения. В том числе по чтению в соцсетях, по социологии чтения электронных книг, в первую очередь, это проще всего просчитывается. Исследования такие есть. Но, конечно, к такому вопросу нужно заранее готовиться, давать какие-то ссылки.

М. М.: Еще Bookmate и библиотеки.

В. П.: Могу добавить, что есть еще Евгения Вежлян. У нее широкий круг интересов, она очень активно ведет Facebook. Можете подписаться, вы много чего интересного прочитаете про бытование литературного процесса, который в себя включает и техники и практики чтения тоже.

Николай Родосский: Я помню еще был доклад Михаила Алексеевского, который тоже близок к антропологии. У него было довольно интересно поле: он брал социальные группы, причем и по региональному принципу, и по возрастному, и по профессиональному. Так что можно и его погуглить.

П. Б.: Когда «Горький» только появился, у них был ряд материалов о чтении в разных социальных группах. Но как я понимаю, это все довольно быстро прекратилось.

Е. С.: Я говорю не только о том, что интересно лично мне, я говорю о едином информационном поле и почему на этот вопрос всем так сложно дать ответ.

П. Б.: Я думаю, очень сложно дать ответ, потому что мы бьем лапками по воде и пытаемся анализировать происходящее вокруг, но на самом деле сложно анализировать ситуацию, когда ты находишься внутри. Почему, например, Василий несколько раз повторил, что какие-то тенденции будет проще выводить ретроспективно, почему нам проще анализировать классическую литературу? Потому что мы можем оглянуться назад, увидеть какую-то картину, условно говоря, более или менее полную. Понятно, что до нас дошло не все, как человек, который занимается литературой XIX века, я могу сказать, что текстов, дошедших до нас и широко теперь известных, не так много по сравнению с тем, сколько их было. И мне кажется, что причина в этом: когда ты находишься внутри — тебе сложно что-то анализировать.

В. В.: Классики уже все умерли и не испортят нам красивую концепцию.

Е. С.: Но таких исследований не хватает.

М. М.: Да, таких исследований не хватает. Но вопрос еще в финансировании исследований, потому что они все достаточно дорогостоящие. В принципе, в Швеции об этом много говорят, в Германии. Именно о том, кто как читает, почему, в какую сторону движется интерес, кто как страничку перелистывает внутри книжки. Нужен заказчик, у которого будет достаточное количество средств, который может себе такое позволить.

В. В.: Да нет, у нас тоже есть исследования. Надо просто смотреть, кто конкретно ими занимается, где публикуются материалы и что они исследуют.

П. Б.: Еще же Владимир Харитонов. «Слова и деньги» у него Telegram-канал, но он следит, в основном, за цифровой реальностью.

В. В.: Да, он топит за электронную книгу, рассказывает, как это круто и как здорово, смотрит, какие продажи. Где может — натягивает цифры, где это позволяет (я надеюсь, это все записывается). У него там про электронную книготорговлю, про электронное чтение и про все, что связано с электронным текстом. У него достаточно много интересной информации, ссылок. Но это все хаотично, не систематизировано. Не хватает общей базы данных. Кстати, к вопросу о том, чего нам не хватает, какие у нас проблемы. Я забыл это сказать, у нас не хватает общей базы данных. У нас достаточно много пишут, говорят, снимают о книгах, выступают о книгах. Но при этом отдельному читателю, казуальному, не входящему в круг лиц, делающих литературный процесс, нормальному, обычному не найти информации, потому что все разрознено, раскидано по десяткам СМИ. Что-то в «Эсквайре», что-то в «Прочтении», что-то в «Горьком», а что-то, может, вышло в «КП-Кубань». И там, может, совершенно замечательная, интересная рецензия на какую-нибудь актуальную книжку, но ее никто не увидит, не узнает. А если это вышло в каком-нибудь Telegram-канале, который вчера появился, тем более никто не узнает. Нет общей базы данных. Было бы замечательно, если бы кто-то сидел и на профессиональной основе за хороший гонорар подбирал все эти ссылки и давал. Есть несколько энтузиастов, но получается тоже все это неполно. Нет площадки, нет для этого финансирования. Это очень важно, я считаю.

Все публикации в СМИ: от толстых литературных журналов до неспециализированных СМИ, в которых тоже бывают публикации о книгах. Например, «Афиша», где книги тоже присутствуют, но так, постольку поскольку. Все это можно систематизировать, если действительно с этим работать. Естественно, работать на общественных началах никто не готов, да и общей площадки нет. Это очень важно, это очень нужно, перспектива не ближайшего будущего.

М. М.: То есть нам нужно такое литературно-информационное агентство, где короткой строкой будет написано, что там-то вышло то-то?

В. В.: Хотя бы просто фиксация факта: что в «Новом мире» вышла такая статья, а в «КП-Кубань» — такая-то рецензия такого-то автора по такой-то книге. И этого уже достаточно. Просто библиографирование электронных и бумажных СМИ по книжной теме. С бумагой сложнее.

Реплика из зала: Вот, к примеру, если вдруг появляется это информационное поле, его в любом случае надо как-то популяризировать. То есть, у меня, к примеру, есть очень много знакомых, которые постоянно скупают продолжателей Глуховского, нескончаемые книжки про метро, про Сталкера, всякие популярные фэнтези. В основном, правда, это не бумага, а электронные варианты, которые скачиваются бесплатно и читаются на телефонах в перерывах. Но дело в том, что они новые книжки выходящие качают или даже покупают бумажные, складывают дома, гордятся… Но выходит же гораздо больше новых книг. И, допустим, есть это информационное поле, где будет сказано: вышли такие-то книги. Но людям, к примеру, это просто неинтересно, очень большой прослойке. И вроде бы много людей читают, но что именно они читают... Новые книги им попросту будут неинтересны, даже если о них будет где-то написано. Ведь это надо же как-то популяризировать, правильно?

В. В.: То есть донести то, о чем говорили? Донести нужную книгу до нужного читателя?

Из зала: Нет, заинтересовать.

В. В.: А зачем заинтересовывать читателя, которому книга, скорее всего, будет неинтересна? Это не его книга. Зачем мне романы Глуховского? Или новые романы Лукьяненко? Пусть их читают читатели Лукьяненко. Они знают о существовании этого автора. Он знает об их существовании. Он пишет для них. Сейчас да, тиражи упали. Ну, значит, количество этих читателей сократилось. Все отлично.

Из зала: Может все-таки попробовать как-то направить читателя, читательский интерес, подтолкнуть как-то к чему-то лучшему?

В. В.: надо связать читателя, которому интересно, и автора, который может быть интересен читателю. Это да, это плюс, это нужно. Но вот зачем заставлять людей читать?

Из зала: Нет, я не говорю заставлять. Именно как-то завлекать...

Из зала: Вот буквально недавно в блогосфере дискуссия была очень активная по этому поводу. О вкусах вроде как не спорят, если люди хотят читать Глуховского, а на ваш взгляд это не самая лучшая литература, вы не должны их переубеждать…

В. В.: Я не переубеждаю. У меня куча книжек, о которых я хочу рассказать.

Таня Коврижка: Я молодому человеку хотела ответить и в принципе как-то порассуждать. Мы тоже много об этом спорили с людьми, которые очень часто читают. И многие говорят: «Полрного читать невозможно, но какие у него тиражи, но его нельзя читать, о чем вы говорите». Но есть огромное количество людей, которые скажут, что именно тиражи показывают, что это тот человек, которого можно читать.

В. В.: Иногда это одни и те же люди. В случае с разными книгами.

Т. К.: Поэтому мне кажется, что невозможно определить какой-то хороший вкус и сказать читателю: «Вот это хороший вкус, идите и читайте».

В. В.: Хороший вкус — это мой. Бывает два вкуса: мой и плохой.

   

М. М.: Понимаете, читатель в широком смысле достаточно консервативен. Я по своим знакомым смотрю и в целом по читателям, с которыми я общаюсь в ежедневном режиме. Выглядит это так: ты можешь пропеть дифирамб какой-нибудь прекрасной книжке, человек такой: «Да-да-да, а вот та у вас есть все-таки?» И это не работает. Либо ты берешь и строишь свою речь, вкидывая в нее какие-то определенные штучки-бомбочки замедленного действия, которые сработают именно на этого человека. И тогда это работает. Допустим, придет ко мне Лена и скажет: «Максим, я ищу что почитать». Я говорю: «Есть эта книжка». Она говорит: «Как-то она мне не нравится». А я ей говорю: «Лена, ну там же такая история сильной женщины, которая ищет себя, занимается письмом, которая с помощью письма берет и приходит к чему-то прекрасному в своей жизни…»

Е. В.: Значит, к тебе нужно приходить с анамнезом?

В. В.: Хороший продавец считывает это буквально по глазам.

М. М.: Это как раз такого типа история, когда ты берешь и начинаешь говорить про человека, который с тобой рядом, чтобы показать, что это ЕМУ было бы интересно. Но на широкую аудиторию это не всегда работает. Потому что, когда ты обращаешься к широкой аудитории, то вот попал в того, того и того, а вот в этого, этого и этого — не попал. И ты ничего с этим не сделаешь.

Из зала: Я к тому, что этого обращения нет...

В. В.: Как нет? А чем мы тут занимаемся?

М. М.: Вы вот говорите, что читают Глуховского, эти бесконечные серии... А вы хотите вести подрывную работу и пересадить их на какие-нибудь другие книжки...

Елена Васильева: В книги Глуховского надо вставить в конце рекламу какой-нибудь другой книжки.

М. М.: Вот вы берете и говорите: «Читал вот про это? А есть еще вот такая, почитал Василия Владимирского в новом обзоре…»

В. В.: Почти такая же, как Глуховский, только еще круче.

М. М.: Еще круче, да. Аннотация, кстати, тоже не дает правильной картинки и редко бывает хорошая. Когда пишут аннотацию думают, а как не проспойлерить, а какой контекст затронуть. И получается чаще всего никак. Иногда открываешь аннотацию и вообще не понимаешь, о чем там.

В. П.: Вы начали с ресурса, о котором говорил Василий. А Василий имел в виду, что цель этого ресурса не рекомендовать вам новые книги, а показывать информацию, когда вы уже знаете, что вам интересно и нужно, но не можете об этом ничего найти. Ресурс будет хорошим, он будет тегирован и по темам разделен. И вы, когда уже заходите, находите определенный жанр, определенный тег, находите статьи о какой-то, может, и не знакомой вам литературе, но по крайней мере вы знаете, что это ваша литература.

 

Фотография на обложке Илья Верхоглядова

 
Дата публикации:
Категория: Ремарки
Теги: Александр ЕтоевВладимир ПанкратовЕлена ВасильеваПрочтениеЭлизабет ГилбертАлексей СальниковИтоги годаАлексей ПоляриновЯ буду всегда с тобойОпосредованноВасилий ВладимирскийПочти два килограмма словДмитрий ЗахаровСредняя ЭддаМаксим МамлыгаГород женщинУильям Мелвин КеллиДругой барабанщикЛитфест
Подборки:
0
0
10490
Закрытый клуб «Прочтения»
Комментарии доступны только авторизованным пользователям,
войдите или зарегистрируйтесь
Готовя наш лонгрид об индийской литературе, мы столкнулись с тем, что современная поэзия этой огромной страны у нас почти неизвестна. Сегодня мы публикуем первую на русском языке подборку стихов Гутамы Сиддартана в переводе Андрея Сен-Сенькова с английского подстрочника.
Хотя на первый взгляд книга больше походит на сборник перекликающихся друг с другом статей, Ермакова старательно придерживается единого сюжета. В центре ее внимания оказываются не только взаимоотношения Стерна с визуальной культурой XVIII — начала XIX века, но и его собственная изобразительная манера.
«Прочтение» запускает новый проект, цель которого — помочь сориентироваться в океане детских книг, созданных современными авторами, и издательствах, в которых они публикуются. В первом материале — разговор с Аллой Насоновой, директором петербургского издательства «Детское время», которое, наследуя традиции легендарного «Детгиза», больше десяти лет выпускает книги, рассчитанные на все времена.
Вряд ли хотя бы кто-то может представить, что на двух сотнях страниц его ждет удивительная смесь рассуждений об американской политике и законодательстве, бесед о литературе и искусстве, критики капитализма, феминизма и религии и, конечно, описаний секса.
В конце мая было объявлено о новой премии для молодых авторов ФИКШН35, инициатором создания которой стал литературный критик и блогер Владимир Панкратов. Мы продолжаем публиковать расшифровки обсуждений лонг-листа премии. На пятой дискуссии, прошедшей в Москве неделю назад, состоялось объявление шорт-листа.