Категория: Ремарки
В минувшую субботу, 21 декабря, журнал «Прочтение» отмечал свой день рождения и подводил итоги года в новом формате литературного мини-фестиваля. Были запланированы три дискуссии — о темах и трендах, издательствах и книжном рынке и толстых журналах, интернет-медиа и блогах. Публикуем расшифровку первой дискуссии — с участием критиков и обозревателей Василия Владимирского, Максима Мамлыги, Елены Васильевой и Владимира Панкратова.
Полина Бояркина: Мы попросили наших спикеров подготовить небольшое высказывание на пять-семь минут. Мы сначала дадим возможность всем высказаться. Потом у нас будет время для обсуждения, а также для вопросов, замечаний и реплик из зала. Представляю наших спикеров: Василий Владимирский — книжный обозреватель, журналист, постоянный автор портала «Горький»; Елена Васильева — книжный обозреватель, постоянный автор журналов «Прочтение» и «Звезда»; Максим Мамлыга — сотрудник магазина «Подписные издания» и книжный обозреватель Esquire; наш гость из Москвы — Владимир Панкратов — литературный критик, автор телеграм-канала «Стоунер» и основатель новой литературной премии для молодых авторов ФИКШН35.
Елена Васильева: Когда я увидела список вопросов к этой дискуссии, то подумала, что, видимо, сегодня буду выступать в роли безумной белки-оптимиста, а то у нас получается, что литературного процесса нет, художественная литература умирает, русской литературы не существует, люди не читают и так далее. Возможно, где-то прозвучу несколько наивно, но все же, мне кажется, все не так плохо.
Разговор о литературном процессе, неожиданно выстреливший в последний год, а на самом деле лишь возрождающий вопрос, к которому все возвращаются каждое десятилетие, — хочется обозначить, что это вопрос в первую очередь терминологический, далекий от жизни, литературной в том числе. Да, литературный процесс есть, пусть он и похож на броуновское движение, но он есть. Вот если бы у нас были только писатели, и они писали бы исключительно в стол, и между ними не было бы никакой коммуникации — желательно тогда, чтобы они вообще были, видимо, немыми, слепыми и безрукими — да, в этой фантастической реальности было бы интересно поговорить о том, есть ли у нас литературный процесс, литературная жизнь. Но даже в этом случае в диахронии мы могли бы найти этот литературный процесс. Вообще на эту категорию нужно смотреть скорее именно в диахронии, не в синхронии.
А вот что произошло в нем важного в этом году — это, конечно, тема интересная, и я буду подчеркивать, что высказываюсь исключительно субъективно. Для меня важно, что в этом году появилась премия ФИКШН35 и зафиксировала все то, о чем, кажется, многие обозреватели и писатели говорили последние несколько лет — о том, что есть не только историческая проза, но и проза о современности, есть не только одно издательство, но и другие, выбирать литературу могут не только те, кто постарше, но и те, кто помоложе. Ну и в этот же ряд я бы отнесла не остальные премии и награды, тоже появившиеся словно из ниоткуда, сделанные буквально на коленке, — работа издательства No kidding press, начало существования журнала «Незнание», название которого уже само по себе говорит, что они ориентировались на американские зины, и рост популярности подкаста «Ковен дур» (да, они начали выходить в прошлом году, но в этом году они вышли за пределы той аудитории, которая была у них изначально, как мне видится). Эти события появились по желанию конкретных людей, стали расти, становиться популярными, и усилия, вложенные в них, стали отражаться и на результате в том числе.
По поводу утраты интереса к чтению — наивно полагаю, например, что неумение и нежелание — и даже, скорее, отсутствие прописанной необходимости — преподавать современную литературу в школе играет против чтения намного сильнее, чем скроллинг в соцсетях. Потому что вопрос не в том, что, о ужас, люди скролят соцсети — читающие люди тоже скролят соцсети, но в их «корзине потребностей» есть потребность читать, и читают они поэтому, а не потому, что не скролят соцсети. Так что главный вопрос в том, как заинтересовать людей в литературе, как включить в их сферу интересов литературу. А для этого было бы неплохо лишить понятие «литература» этакого придыхания, ореола какой-то недоступности, высоты, важности, того, что литература существует для того, чтобы что-то объяснить или для того, чтобы говорить об исключительно великих темах.
И в связи с этим, кстати, вопрос технологий и соцсетей раскрывается нам и с другой стороны — именно они могут помочь сделать литературу ближе большему количеству людей. Дигиталицизация может быть тут очень кстати.
Ну и если говорить не о теории, а о практике — хотя и тут мы сейчас скатимся в теоретические рассуждения — то я не понимаю, почему кто-то говорит, что современная русская литература разрозненна (я все же сегодня белка-оптимист, напомню). Где она разрозненна?! Финалисты «Большой книги» все изданы не то что в одном издательстве, а в одной редакции этого издательства. Да эта ваша современная русская литература едина как никогда! Здесь я ушла, конечно, от разговора о литературе к разговору о премиальном процессе, но он все-таки дает пока что некоторый репрезентативный срез. Мне кажется, вопрос скорее не в разрозненности, а в разности. В этом году меня очень порадовали короткие списки премий. Они были не разрозненными, но разнообразными. В «Нацбесте» был не только Рубанов, но и Упырь Лихой, не только «Калечина-Малечина», но и Михаил Трофименков. В «Большой книге» оказалась не только Яхина, но и Горалик, не только Сенчин, но и Бахаревич, не только Водолазкин, но и книга про Ерофеева. Про ФИКШН35 вообще могу долго говорить, там весь короткий список можно красиво разложить и на громкие темы, и на тенденции — тут и Кавказ у Габуева, и жизнь в провинции у Григорян, и вообще практически любые темы из новостей у Данишевского, и хосписы у Клепиковой, и буллинг у Некрасовой, и подростковый протест у Орловой, и чего только нет; и проза между прозой и поэзией, и документальная проза, и сборники, и повести, которые прикидываются романами, и янг-эдалт — кстати, только готовясь к нашей встрече поняла, что нет в этом списке ни одной книги, которую можно было бы определить как «большой русский роман», и это тоже, согласитесь, тенденция, хотя, по всей видимости, только для определенной возрастной категории.
Ну а про главные книги года, которые я включила в свою пятерку, хотелось бы оговорить, что список скорее концептуальный, чем «от души». Когда я посмотрела на списки других спикеров, поняла, что некоторые книги я почему-то отнесла к 2018 году и не стала включать. Например, книга Александра Етоева «Я буду всегда с тобой». О некоторых книгах, опубликованных в журнале, я тоже решила не говорить. Так было с «Опытами бесприютного неба» Степана Гаврилова. Но она выйдет в следующем году.
Это, во-первых, книга Алексея Поляринова «Почти два килограмма слов» — идеальный сборник текстов о книгах. Во-вторых, книга Ольги Алленовой про Беслан — просто потому, что книга про Беслан, да, про историческое событие, которое случилось не в середине прошлого века, а вот, недавно. В-третьих, книга Крис Краус I love Dick, потому что большая и важная феминистская новинка, в том числе книга о том, как личные переживания дают толчок творчеству. В-четвертых, роман Алексея Сальникова «Опосредованно», потому что не «Петровы» и потому что подчеркнуто фикциональная литература, явно отдающая нефикциональностью. Ну и в-пятых, роман Анны Козловой «Рюрик», потому что это образец того, как хорошая современная русская литература может быть для всех. В общем, список получился, возможно, разрозненный, но точно разнообразный.
Василий Владимирский: Я буду краток и, наверное, не так оптимистичен. Начну с глобального вопроса о литературном процессе. Конечно, его не может не быть. Что-то происходит, какие-то события случаются, и некоторые из них становятся общими. Вчера я принимал участие во вручении премии «Новые горизонты» (премия за нонконформистскую новаторскую фантастику). Сейчас за этим столом сидят два человека, которые были вчера на этом мероприятии в Москве, в редакции журнала «Новый мир». Это такое взаимопроникновение разных страт.
Другое дело, что этот процесс хаотичный. Наверное, действительно, только ретроспективно мы сможем определить, что было важным, определяющим, а что было проходным, случайным. Но меня радует, что в зале так много молодых лиц, и вообще мест не хватило — это, по-моему, замечательно.
Что касается единства русской литературы — наверное, такого нет. Нет книг важных для всех, нет событий и премий важных для всех. Те же самые «Большая книга» и «Национальный бестселлер», при том, что они крупные, важные, заметные, многим читателям до лампочки, так как они читают, в основном, переводную литературу, или жанровую, или нон-фикшн, которые редко попадают в номинационные листы. Такое бывает, но все-таки… Существует одна крупная премия, которую никто не упомянул — это премия «Просветитель», которая тоже вручается за книги. Но это совершенно другая история, другие авторы и другие темы.
Что касается тенденций, я не могу сказать, что среди них появились какие-то новые. Все уже случилось в прошлых годах, но важен рост интереса к разговорам о книгах. Думаю, что присутствующие здесь блогеры могут это подтвердить. Людям интересно читать Telegram-каналы, интересно смотреть YouTube-каналы, где кто-то что-то говорит о книгах. Может быть, это не очень большая, но все же внимательная аудитория, которая готова читать, слушать и смотреть в общем-то не очень простые сообщения о каких-то книжных новинках.
Как меняется чтение? Мне кажется, оно меняется очень медленно, чтобы это как-то отследить. В прошлом году ничего такого, что бы резко перевернуло все с ног на голову, по-моему, не было.
П. Б.: А аудиокниги, например?
В. В.: Они набирают, и в 2018 году набирали популярность. Это нормально. Это общемировая тенденция. В прошлом году благодаря Анастасии Завозовой стали чуть больше слушать переводную литературу в формате профессионально записанных аудиокниг. Это, наверное, тенденция, но тоже готовившаяся годами. Ничего не возникает на пустом месте, всегда есть какая-то предварительная работа. Хронологически определить, какая тенденция в каком году существовала, мы сможем только ретроспективно.
Если говорить о конкретных книгах, я бы хотел отметить «Среднюю Эдду» Дмитрия Захарова. Она вышла в конце этого года, поэтому, вероятно, в следующем году пойдет в какие-то номинационные списки. Я как специалист по фантастике читаю довольно много жанровой литературы. «Средняя Эдда» позиционируется не как фантастический роман, а как актуальный, то есть политический, злободневный и так далее. Но, разумеется, Дмитрий Захаров как ученик Андрея Лазарчука написал скорее гротеск, саркастическое изображение нашей эпохи. Много было претензий к автору за то, что пишет сумбурно, сбивчиво, за то, что много сюжетных линий, персонажей, сложно отследить, кто, где и как действует в книге. Мне кажется, что это не недостаток, а достоинство, учитывая, что это первая его официально опубликованная, причем успешно, книга. В ней удивительная гармония формы и содержания. Дмитрий пишет о том, как на самом деле разорвана наша социальная среда, как элита и оппозиция, говоря условно, друг друга не понимают, постоянно конфликтуют, не способны договориться между собой. И сама манера создания нарратива, авторский стиль очень совпадают с содержательной частью.
войдите или зарегистрируйтесь