Кирилл Ямщиков

За исключением самого Оноды (и отчетливо экспрессионистского, als Dunkelheit, названия) в «Сумерках мира» нет ничего херцеговского. Это роман отсутствия, реконструирующий немецкую фантазию о японском менталитете. Попытка достучаться и понять. Еще одна лаборатория изгойства.
0
0
0
8606
«Рассказы Фата-Морганы» — наглядный пример того, что такое вселенная по фамилии Литтелл. Необязательность жанрового выбора, фиглярство, свободный джазовый дух — в этих псевдоочерках, стенографиях, рисунках слишком много реальности и слишком мало литературы.
0
0
0
12482
Конечная цель такова: увлечь. Благородно, действенно. Раскаляя до невозможного сказку о прошлом — далеком от нас, гетевском, шиллеровском и, безусловно, фаустовском, — Уна Харт говорит о неизбывных человеческих страстях, которые, к счастью или сожалению, у всех народов одинаковые. Вопрос лишь в мере и предпочтениях.
0
0
0
8234
Чарует в романе, правда, другое — внутренний журналистский быт, не понаслышке Идиатуллину знакомый; лаком обработанный универсум старых журналов и провинциальных литературных объединений — о да! — прежде неплохо обрисованный Сальниковым; матрица «романа в романе», ощущающаяся несколько игривей самого текста.
0
0
0
12610
Здесь, конечно, важно обозначить: на русском языке наконец-то появился значимый памятник авангарда, экскурс в малознакомый большинству контекст японской культуры. По-прежнему нишевые и с трудом улавливаемые «элементы стиля», понятные ценителям жанрового искусства, но едва ли понятные остальным — гуро, готика, гротеск, — превращаются в симфонию, Метод с большой буквы. «Догра Магра» от начала до конца притворен — готическая декорация к ловко припудренной патологии.
0
1
1
15814
«Чагин» — это история «человека в футляре», растянутая на дыбе и выверенная с позиций нравственности, содержательности, холодного, правильного, что белый мрамор, стиля, не может вызывать нареканий.
0
0
1
13282
Держа в напряжении, роман Володиной умудряется не переигрывать с обиходными, предельно узнаваемыми декорациями; куда больше концентрируясь на диалогах (лучшем, что есть в «Части картины»), он выигрывает время и нужным образом управляет читательским вниманием. Странный, но убедительный эффект: ты каждый раз обманываешься и нисколько от этого не злишься.
0
0
0
12934
«Lakinsk Project», как мне представляется, есть опыт скрещивания, лабораторный свет, высвободившийся из закромов эксперимента. История, которой свободно дышится и монологически, и масскультово, и отнабокова, и постбеккетно, может примерять любые платья – Фриш не соврал – и удивлять своей едва ли не полной беспризорностью.
0
0
0
12814
Роман мерно раскачивается, удивляя — точными описаниями, цепкими диалогами, удачно расставленными «силками» внимания. «Земляноиды» просто-напросто увлекательно читать. По ним скользишь, посмеиваясь, и в такт внутренней беззаботности слога напеваешь что-то воздушное. Нацуки, ее двоюродный брат, мелкие рыбешки повествования — мама, бабушка, прочие знакомцы — выписаны исключительно правдиво.
0
0
1
10814
Проза Барабтарло анаграммически тасует элементы, сюжеты, лейтмотивы, интонации Набокова — ключевого для Барабтарло объекта исследовательской страсти. Рекурсия, уходящая в достопамятную глубину: вот, посмотрите, рассказец, случай из жизни, затем — боль сердца, переданная языком непритязательной пьесы, и прочая, прочая, прочая. Тем, кто любит и понимает Набокова, читать это крайне занятно.
0
0
0
11854
«По ту сторону Тулы» — прежде всего комедия превращений, которую с легкостью мог бы экранизировать Лантимос. Трехдневная поездка нарочито интеллигентного петергофца (sic!) в глубину русской жизни (ее здесь представляет тульская деревенька с запрятавшимся внутри «собратом по несчастью»), явно опередила свое время и утвердила в русской прозе неявную, призрачную интонацию хулиганства.
0
0
0
8978
«Руфь Танненбаум» — роман фундаментальный: притча, энциклопедия быта, трагедия, бродячий цирк, дивертисмент, лишенный начала и завершения. Это крупная книга для крупного времени.
0
1
1
16262
«Магазин работает до наступления тьмы» — история, выдержанная в лучших традициях американского pulp fiction 1920-х (из которого, к слову, ушли в свободное плавание Лавкрафт, Блох, Говард, Каттнер); сюжет как бы на полях фантастики, изящно перемалывающий затертые схемы и паттерны жанра. Здесь вам и сериальность — как можно больше интриги на финал, дабы завлечь потенциальных читателей, — и атлетическая бойкость слога, и, конечно же, автобиографичность.
0
0
0
20114
Замечательную прозу Карина Шаинян писала и до «С ключом на шее», но именно этот роман отчего-то взбудоражил умы многих читателей. Сразу же поползли сравнения с немеркнущим «Оно», чей клуб неудачников стал архетипом современной культуры едва ли не круче полотен Энди Уорхола. Стоит ли говорить, сколько добра нажили на этой схеме?
0
0
0
9166
«Ночная смена» — наглядный пример того, как можно разговаривать с людьми о сложном и неочевидном посредством языка поп-культуры, масс-медиа, растиражированных домыслов и кривотолков. Подобными измышлениями Поляринов с легкостью вписывает себя в контекст мировой — зачем мелочиться, соседствуя с почвенниками и беспочвенниками? — двигаясь напролом, сшибая бесконечные камлания, упраздняя бессюжетную горечь.
0
0
1
10458
Редкое по нынешним меркам внимание к возрасту мира, деталям его расцвета и упадка, — это и есть метод Огавы. Ей важно разглядеть в человеке плотское, низменное, прикованное к земле, чтобы немедленно развенчать увиденное. Раз за разом в ее прозе мы встречаем молодость, зачарованную старостью, — или же наоборот.
0
0
1
11774
«Человек с фасеточными глазами» удивителен тем, что, концентрируясь на одной специализированной теме —— экологии — раскрывает через нее все многообразие мира действительного, пышущего неясностями. Трагедии и радости произрастают из природы, в ней же они и заканчиваются. Мудрая концепция обусловливает многослойное содержание.
0
0
0
9506
«Лето» — книга опыта: Горбунова стенографирует чувствуемое, наблюдаемое вокруг и пишет об этом с неподдельностью первого — и, как известно, самого точного взгляда. Это книга, лишенная истории, разворачивающаяся внутри мысли, — хотя номинально перед нами семейный роман, антисага, скомканные, как фантики, сцены из супружеской жизни — быт, выдаваемый за божественное откровение.
0
0
0
8166
  • Предыдущая страница
  • Следующая страница