Нормальные люди:

За последние несколько лет в России вышло большое количество важных и интересных книг на квир-тематику: это и оригинальные и зарубежные художественные новинки (такие как романы Оксаны Васякиной и Микиты Франко или Андре Асимана), и переводная классика квир-литературы (например, «Цена соли» Патриции Хайсмит), и нон- и теорфикшен (гендерная серия НЛО и публикации феминисткого издательства No Kidding Press). Вероятно, с принятием новой версии закона «о гей-пропаганде» путь этих книг к читателю станет намного сложнее — и попросту небезопаснее. Но пока этого не случилось, мы хотели бы обратить ваше внимание на книги, которые точно стоят того, чтобы отправиться за ними в магазин в ближайшее время. 

История сексуального и гендерного диссидентства в Советском Союзе, манифест о монстре внутри каждого, «Илиада» глазами Патрокла, ностальгический по современным меркам роман о рэп-баттлах и другие книги — в квир-подборке редакторов и обозревателей «Прочтения».

Купить книги подборки можно, перейдя по ссылкам в названиях.

 
Ольга Мигутина
Редактор «Прочтения»

Книга канадско-британского историка Дэна Хили сегодня считается уже классическим трудом в области queer studies, но в девяностых, когда аспирант Университета Торонто часами просиживал в московских и петербургских архивах и библиотеках, исследование о тех, кто в России конца XIX-го — начала XX-го столетия не вписывался в рамки цисгетеронормативности, было, безо всякого преувеличения, новаторским. Историческое и социологическое открытие Хили — в обнаружении пресловутого «все не так однозначно»: в опровержении мифа о «естественной гетеросексуальности» российского и советского общества — и, хочется дополнить, мифа о его естественной гомофобности, что ставит под большой вопрос традиционность излюбленных властной риторикой «традиционных ценностей» и нетрадиционность «нетрадиционных». В 2022 году, спустя почти пятнадцать лет после русскоязычной публикации, книга вышла в новом переводе — без произвольных дополнений первого редактора и с корректной терминологией.

 
Гомосексуальная субкультура начала зарождаться по мере того, как в конце XIX века обе столицы России росли и развивались. Она выработала свои собственные географии сексуализированного городского пространства, свои ритуалы установления контакта и последующего общения, свои знаки и жесты, особый братский язык. В рамках этих ритуалов, жестов и языка эта субкультура создала поведенческие роли для участников процесса, часто основанные на принципах рынка мужского секса. Эта субкультура также процветала в частных пространствах и домашней обстановке. Вне улиц — в квартирах и банях — некоторые мужчины-гомосексуалы стремились развить и коммерциализировать взаимную мужскую сексуальность и мужскую проституцию. Другие использовали пространства, изолированные от внешнего мира (как домашние, так и другие), для создания партнерств на основе взаимного чувствования; они творили поэтику и историографию гомосексуальности, способствовали культуре сексуально-гендерного диссидентства.
Главный редактор «Прочтения»

Всем известно, что в СССР и секса-то не было, не то что однополого. Так-то оно так, да не совсем. Доктор философии Рустам Александер обращается к одной из темных страниц советского прошлого, оспаривая общепринятый тезис о том, что тема гомосексуальности в СССР была окружена молчанием. На материале официальных источников (отчетов МВД, литературы по половому воспитанию, медицинской и юридической литературы) автор исследует попытки объяснить гомосексуальность, выявить ее причины и способы искоренить ее в позднесоветском пространстве, а также сопоставляет происходившее в СССР с событиями того же времени на Западе. В Советском Союзе путей было всего два: считать гомосексуальность либо уголовным преступлением, либо болезнью, от которой, конечно же, надо было лечить. Чтение это жутковатое, но во многом помогающее понять истоки современной российской гомофобии.

 
О том, что в 1934 году Сталин объявил гомосексуальность вне закона, Сумбаев узнал не сразу, а лишь несколько лет спустя. Сталин и его приближенные приняли закон о мужеложстве в тайне, поэтому многие — не говоря уже о тех, кто жил в отдаленных российских городах вроде Иркутска, — просто об этом не знали. Хотя отныне гомосексуальность считалась преступлением, Сумбаев по-прежнему рассматривал ее как болезнь, поддающуюся лечению, и продолжал принимать в своей клинике пациентов, но уже с особой осторожностью. Недостатка в гомосексуальных пациентах не было; более того, многие мужчины настолько жаждали стать гетеросексуалами, что принимали решение навсегда остаться в Иркутске, чтобы до конца жизни лечиться и находиться под наблюдением Сумбаева.
Юлия Коровкина
Редактор «Прочтения»

«Лишь краткий миг земной мы все прекрасны» — дебютный прозаический текст поэта и эссеиста Оушена Вуонга. В центре повествования — в определенной степени автофикциональный герой. Во время Вьетнамской войны его семья была вынуждена эмигрировать в Америку. Сам текст — это длинное, глубокое, наполненное болезненными мыслями письмо героя матери, которая не умеет читать. Гомосексуальность — лишь одна из важных тем, затрагиваемых в книге, среди которых также — война и насилие в семье, любовь и ненависть, вынужденная эмиграция, страх и красота бытия. Пожалуй, до Вуонга никто так искренне и так пронзительно не описывал жизнь глазами ребенка, юноши, взрослого — не такого, как другие, оказавшегося там, где он не хотел и не должен был быть, но отчаянно пытающегося найти место в прекрасном и яростном мире.

 
На кухонном столе опрокинутая бутылка молока, белая жидкость струится на пол, как скатерть из страшного сна, мигает красный глаз. Этот радиоприемник она купила в магазине «Гуд вилл», он помещается в карман ее рабочего фартука, а во время грозы она прячет его под подушкой, и ноктюрны звучат все громче с каждым раскатом грома. Радио так стоит в луже молока, будто музыку написали только для него. В одноразовом теле мальчика возможно все. Он прикрыл глаз-лампочку пальцем, чтобы проверить, настоящая ли она, и унес приемник. Музыка у него в руках, с нее капает молоко, он открыл дверь. Стояло лето. За железнодорожными путями лаяли бродячие собаки, а значит, то ли кролик, то ли опоссум перешел в мир иной. Фортепианная мелодия просачивалась в грудь мальчика, и он пошел на задний двор. Что-то подсказало ему, что она там. Она ждет. Потому что так поступают все матери. Ждут. Не вмешиваются, пока их дети принадлежат кому-то другому.
Елена Груздева
Редактор «Прочтения»

Автофикциональная героиня Оксаны Васякиной везет прах матери из южного города Волжский в маленький сибирский городок Усть-Илимск, чтобы похоронить ее рядом с бабушкой. Роман построен как движение в нескольких направлениях: это не только перемещение в пространстве из точки А в точку Б, но и путь проживания горя. Описывая свой маршрут, героиня погружается в воспоминания о матери и рефлексирует на тему осознания своей женственности и принятия своей гомосексуальности и делится с читателем личным опытом, обнажая всю боль.

 
Я зашла в соседнюю дверь. В небольшом холле была стеклянная витрина, в ней на полках стояло несколько урн, среди которых я узнала мамину. Серая с маленьким черным бисерным цветочком на крышке. Какой цветок пошлый, подумала я, как на дешевых трусах. Андрей предложил взять ее, я выбрала ярко-красную урну с ручной росписью. На ней цветы были как на тарелках с хохломой. Но Андрей предложил серую, мама не любила ярких вещей. Эта урна была серая, как бок речной рыбы или капот девяносто девятой «Лады», такая была у моего отца в девяносто седьмом году. Серая урна была дешевле в два раза, а я хотела купить урну подороже. Я все взяла, что подороже, — красивое шелковое покрывало с выбитыми цветами и самый дорогой гроб для кремации. Гроб был похож по цвету на парфюмерные перламутровые тюбики. Мама любила все красивое, вот ей и гроб красивый.
Анна Журавлёва
Редактор «Прочтения»

Казалось бы, 2018-й был совсем недавно. Но на самом деле за прошедшие четыре года изменилось многое. Канули в Лету хайповые в то время рэп-баттлы. Кто уже вспомнит о питерском баре «1703», Рестораторе и «Пошумим, *****!»? И тогда еще можно было писать о чувствах одного мальчика — рэпера — к другому мальчику — физику. Точнее, к девочке. Точнее — к трансгендерной персоне. Хотя роман «Раунд», конечно, не только об этом. И не только о «либеральной повесточке». Он о любви. И сколько бы лет ни прошло, как бы ни изменились наши реалии, любовь все равно остается важнее всего.

 
Я увидел его в толпе, где-то в глубине зала, и совершенно ошалел: где-то среди пластиковых стаканов с пивом, среди всей этой гопоты — его белобрысая копна; он или не он? Саша никогда не приходил на баттлы, вообще всегда жесточайшим образом все это дело выстебывал. Кроме того, он точно должен был быть в Париже в эти дни, у него шла важная конференция. Приехал, что ли? Что-то там мелькало поверх бритых голов — я вглядывался и не мог понять; я отчитал нормально, победил какого-то чмошника — дело нехитрое, и все смотрел: зачем он сюда? Стали расходиться, я вышел курить, опять что-то мелькнуло где-то в темени, чертово зрение — не выдержал и крикнул: «Сань?»
Но ошибся.
Арина Ерешко
Редактор «Прочтения»
  • Мадлен Миллер. Песнь Ахилла / пер. с англ. А. Завозовой. — М.: АСТ: CORPUS, 2019. — 384 с.

Что нам известно об Ахилле? Что он практически неуязвим, божественно прекрасен и, ко всему прочему, талантлив. Что мы знаем о Патрокле? По правде говоря, практически ничего, кроме самого главного: однажды он надел доспехи Ахилла и повел ахейцев в бой. Но стараниями Мадлен Миллер мы узнаем о Патрокле значительно больше. С одной стороны, «Песнь Ахилла» посвящена, собственно, великому герою. На деле же, наблюдая за его жизнью глазами Патрокла, мы не меньше узнаем о самом рассказчике. Как поступки говорят о человеке лучше слов, так и любовь Патрокла говорит нам о нем больше, чем он сам. Самоотдача — где-то почти жертвенная, — трогательная нежность и преданность, не переходящая в слепое поклонение и самоуничижение во имя возвеличивания объекта любви, — все это позволяет автору нарисовать полный и характерный портрет Патрокла. И получается, что «Песнь Ахилла» — это история, которая доказывает: необязательно быть непревзойденным Ахиллом, чтобы стать лучшим из ахейцев. Иногда достаточно просто любить.

 
Я догадывался, что меня ведут в тронную залу, где мне надлежит встать на колени и рассыпаться в благодарностях. Но слуга внезапно остановился перед боковой дверью. Царь Пелей в отлучке, сказал он мне, вместо него я предстану перед его сыном. Я встревожился. Не к этому я готовился, когда затверживал почтительные слова, сидя верхом на осле. Сын Пелея. Я еще помнил темный венок на его светлых волосах, мелькавшие на дорожке розовые подошвы его ног. Вот каким подобает быть сыну.
Он лежал на широкой, покрытой подушками скамье, уперев себе в живот лиру. Лениво пощипывал струны. Он не слышал, как я вошел, ну или не захотел поворачивать головы. Тогда я впервые стал понимать, какое мне тут отведено место. До этого дня я был царским сыном, меня ожидали, о моем прибытии возвещали. Теперь же мной можно было пренебречь.
Обозреватель «Прочтения»
  • Филипп Бессон. Хватит врать / пер. с франц. А. Поповой. — М.: Popcorn Books, 2021. — 176 с.

«Хватит врать» — самая трепетная и трагичная книга из тех квир-книг, что я читала. Это роман не только о запретной любви, но и об отречении от нее, о попытке забыться в «нормальной» жизни и о последующем ее крахе. История Филиппа и Тома́ проходит сквозь года, но финал ее отнюдь не счастливый. Пронзительности добавляет и то, что «Хватит врать» — образец автофикшена, реальные факты из жизни автора тут переплетены с вымыслом. А слова из заглавия — «хватит врать» — звучат из уст матери главного героя, обеспокоенной тем, что маленький сын многое сочиняет и придумывает. И это обращение то ли автора, то ли героя не только к миру и к своему возлюбленному, но и к себе тоже — практически характеристика творческого метода.

 
Но главное — мы уже не найдем того, что когда-то толкнуло нас друг к другу. Ярчайшая надобность. Неповторимое мгновение. Были такие обстоятельства, наложение ряда случайностей, набор совпадений, одновременность порывов, что-то сгустилось в воздухе, что-то еще, связанное со временем, местом, и всё в сумме в то мгновение сложилось вместе и сделало возможной нашу встречу, но теперь всё это изменилось, взорвалось, рассыпалось, словно фейерверк, когда отдельные ракеты разлетаются в стороны в ночном небе и осколки опадают дождем и исчезают в падении, пропадают, еще не успев коснуться земли, и никого уже не обожгут, никого не ранят, и все: то мгновение закончилось, умерло, оно уже не вернется, вот что с нами случилось.
Елена Чернышева
Обозреватель «Прочтения»

Стостраничный доклад Поля Б. Пресьядо, подготовленный для конференции «Женщины в психоанализе», к счастью, вышел далеко за рамки академических кругов. В нем Пресьядо разъясняет, что в XXI веке делить людей на две категории (тут уместно вернуться к названию конференции), исходя лишь из половых признаков, равно отрицать, что внутри тела, кроме набора выданных при рождении органов, есть человек. Вырваться из простой и понятной системы координат, пока еще сопротивляющейся новым общественным настроениям, возможно, только если человечество начнет «производить свободу» своими словами и действиями. Первым, но уверенным шагом к этому прорыву может стать отказ от клетки бинарной системы и честный разговор с «монстром» внутри себя. И книга к такому разговору как раз готовит — будет сложно, непонятно и, конечно, чуть-чуть больно.

 
Гендерная и сексуальная свобода — это не перераспределение прав на насилие и не принятие угнетения в стильной обертке. Свобода — это подкоп, который роют голыми руками. Свобода — это выход. Свобода — как это новое имя, которым вы меня сейчас называете, или это слегка небритое лицо, которое вы видите перед собой — это то, что мы изготавливаем сами.
Обозреватель «Прочтения»

Крайне метафоричный роман в стихах о квир-юноше, который ошибочно считает себя чудовищем, отклонением от стандартов окружающих и прячет красивые крылья — символ инаковости. Канадская поэтесса Энн Карсон проделала впечатляющую филологическую работу, переосмыслив античный миф о Герионе и Геракле и воскресив для современного читателя утраченную древнегреческую поэму Стесихора об этих героях. Но главное для меня в «Автобиографии красного» не интеллектуальный бэкграунд, а раскрытие хрупкого мира чувствительного подростка, ищущего собственное место в жизни. Карсон написала оптимистичную историю принятия и освобождения — некоторые отрывки из этого хрустального текста хочется навсегда сохранить в сердце.

 
Он не боялся, что над ним будут смеяться,
к этому жизнь крылатого красного чудовища приучила Гериона
еще в детстве,
его привело в отчаяние то,
что собственный ум бросил его с пустотой. Возможно, он
сумасшедший. В седьмом классе
он сделал проект на тему этой своей тревоги.
В тот год его начал интересовать шум, который производят цвета.
Розы с храпом
неслись на него из другого конца сада.
Ночью он лежал в кровати и слушал как серебряный свет звезд
разбивается о
москитную сетку на окне. Большинство
из тех, кого он опрашивал для проекта, вынуждены были признать,
что не слышат,
как кричат розы,
заживо горящие в полуденном солнце.

Иллюстрация на обложке: John Holcroft

 

 

Дата публикации:
Категория: Ремарки
Теги: Анна НемзерМадлен МиллерОушен ВуонгОксана ВасякинаРанаЭнн КарсонДэн ХилиРустам АлександерФилипп БессонПоль Б. Пресьядо
Подборки:
4
0
8998
Закрытый клуб «Прочтения»
Комментарии доступны только авторизованным пользователям,
войдите или зарегистрируйтесь
Обладательница Нобелевской премии по литературе 2022 года — французская писательница Анни Эрно. О месте Арно во французской литературе, трудностях перевода и важности присуждения ей Нобелевки мы попросили рассказать переводчицу Марию Красовицкую и литературного обозревателя Елену Васильеву.
«Зачем быть счастливой, если можно быть нормальной» — именно эти слова Джанет Уинтерсон услышала от своей матери, когда совершила каминг-аут. В основу ее нового романа легли воспоминания из детства и юности о времени, проведенном в приемной семье, рефлексия своей сексуальности и безграничная любовь к книгам, которая дает надежду на освобождение от прошлого.
«Степь» — второй прозаический опыт Оксаны Васякиной. И если в дебютном романе писательница исследовала свои отношения с матерью, то следующая часть дилогии посвящена отцу. Однако в центре обеих историй — попытки найти себя в этом мире, осмысление реалий современной России и анализ прошлого собственных родителей, которое повлияло на настоящее автофикшен-героини.
В ближайшее время в издательстве НЛО выходит роман Васякиной «Рана», который строится вокруг смерти матери и захоронения ее праха. Главный редактор «Прочтения» Полина Бояркина поговорила с авторкой о том, к какому жанру относится ее новая книга и почему важно публично говорить о разном опыте, а также о том, какую революцию в литературе совершает феминистское письмо и почему к нему можно отнести романы о Каменской.
Ко второму роману Мадлен Миллер ощутимо крепнет как писательница — ее Олимп приобретает узнаваемую интонацию и превращается в самостоятельный фэндом. Писательница смещает фокус внимания с лелеемого персонажа на принципы функционирования древнегреческого мира: прежде всего, почему боги ведут себя так, а не иначе.