«Прочтение» на «Поляне»

В этом году «Прочтение» — официальный инфопартнер премии «Ясная Поляна». В рамках этого партнерства мы будем публиковать рецензию на одну из книг шорт-листа каждую неделю до объявления финалиста 26 октября. Рецензии на «Сад» Марины Степновой и «Филлэлин» Леонида Юзефовича мы уже публиковали раньше. Читайте книги финалистов премии 2021 года, следите за выходом новых рецензий и голосуйте за лучшее произведение в номинации «Выбор читателей» — на официальном сайте премии. А рецензии на весь короткий список будут собраны на этой странице. 

Как опытный сценарист, Степнова позволяет себе вдоволь насладиться приемом, киношникам недоступным: внутренний мир персонажей оказывается такой же важной декорацией, как сад и усадьба. В тексте возникает подобие полифонии: одни и те же события могут оцениваться с разных точек зрения — и основная сюжетная линия, доктора Мейзеля и его воспитанницы, обозначается не сразу. Она как бы «выныривает» из этой многоголосицы: амбиции Мейзеля и его стремление все контролировать постепенно начнут буквально вытеснять голоса других героев, а странности Туси становится все сложнее игнорировать. 
Сергей Лебеденко
Повествование сложено из писем, докладных, разговоров, дневниковых записей — многоголосых свидетельств событий в России и Европе 1820-х годов. Как в многозвучии оркестра слушатель порой выделяет один инструмент, совпавший в данный момент со звучанием его сердца, так и читатель наверняка найдет себе любимца среди вымышленных и вполне реальных персонажей «Филэллина» и будет следить за его судьбой. Но выбор автора пал именно на Мосцепанова, личность цельную и любопытную. Его деловитость и напор чувствуются с первых строк романа. Упоминаемый в письмах и докладах и сам пишущий жалобы и письма любимой женщине, он проходит все предназначенные ему испытания, издавна придуманные для балаганного Петрушки: и споры с начальством, и лечение, и сцены с невестами, противостояние полицейскому и самой смерти.
В объектив повествования попадают жизнь и творчество Куприна, его становление автором и узловые точки ранней биографии, вплоть до тридцатилетия. Сюжетообразующей линией, как следует из названия, служат противоречивые отношения с матерью писателя — Любовью Алексеевной. Рано оставшемуся без отца, который умер от холеры, Александру пришлось нищенствовать вместе со строгой родительницей, жить на обеспечении в московском Вдовьем доме среди набожно-консервативных женщин, а дальше — взрослеть с ключом на шее: набивать синяки в Разумовском сиротском пансионе, дисциплинироваться в военном училище, мужать у черта на куличках — в 46-ом Днепровском полку. В повести этот ключ материализуется буквально как символ травматичного детства — им герой будет открывать шкатулку с материнскими письмами и носить его на цепочке с нательным крестом.
По Бодрийяру, мир модерна превратился в один бесконечный набор таких копий, бесконечный ряд означающих, под которыми не скрыто означаемое. Но Репина делает следующий шаг: даже если бытие проходит в окружении симулякров, от этого оно не перестает быть бытием, то есть содержательно сложным, интересным, важным микрокосмом. Если чуть проспойлерить сюжет, важная часть жизни Льва оказывается таким вот симулякром. Но делает ли это саму жизнь менее ценной? 
Сергей Лебеденко
Нет, обе истории достойны рассказывания: и афганца, который сначала сомневался, а потом пришел к Богу; и тем более священномученика Киприана, который сначала был в услужении у ведьмы, потом стал жрецом, потом встретил свою любовь, а потом пришел к Богу. Но вот в чем проблема — обе они рассказаны по-разному, и оба способа равно ужасны. Так плохи, что «Прекрасный стиль» в названии книжной серии звучит насмешкой над читателем. Античная линия стремится подражать, собственно, представлениям о текстах античности с их неторопливостью, торжественностью, приподнятостью. Но — увы! — фразы автора увесисты не за счет мастерства, а потому что облеплены ненужными архаизмами, экзотизмами и огромным количеством тяжелых метафор, как люстра в Опера Гарнье. И как эта же люстра, время от времени стиль просто падает в зал.  
Анастасия Сопикова
Судьба древнего народа для автора — ключ зажигания, который позволяет завести литературный внедорожник и проехаться с метафизической экскурсией по судьбе цивилизации: цикличной, вечно заходящей хотя бы на второй круг, проявляющейся и в казачьих фантазиях Гитлера, и в нынешней войне на Донбассе тенями готских войн. Иногда эти тени подмигивают конкретно нам сегодняшним — и зная, как пал старый Рим, поневоле начинаешь волноваться о третьем. Топорной аналогии «готы — это русские» мы, конечно, не дождемся, но совсем без аналогий не обойдется, и поразмыслить в этом смысле будет о чем. Еще одна важная деталь — в историческом вертепе Садулаева всегда явственно проступает он сам, и этот синкретизм личности, истории и времен погружает в своего рода транс: искренне проникаешься ощущением, что нет ни прошлого, ни будущего, а только готы и их тени, между которых мы подслеповато потерялись. Вообще, распутывать клубочки мыслей, которые рождает эта книга, отдельное удовольствие — так что не буду портить его своим сурдопереводом.
 
Андрей Мягков
Такая позиция биографа — реанимировать прошлое и при этом помнить о настоящем — выгодно отличает книгу Кучерской от типизированных жизнеописаний, авторы которых занудно копаются в библиотечной пыли, не пытаясь переосмыслить материал и оживить его концептуальной подачей. Акцентированный взгляд из XXI века на XIX век обнаруживает дополнительный слой восприятия, ощущение грандиозного исторического застоя. Читая о победах и поражениях Лескова, думаешь, что мы недалеко ушли от той эпохи. Вот писателя намеренно исключают из литературно-публичного поля, массово осуждают в прессе, перекрывают ему кислород, превращают в невидимку — эта масштабная и затяжная травля среди коллег чем-то напоминает современную культуру отмены. Вот Лесков пишет о том, что церковь задавлена государством, чистота веры подменена суррогатными ритуалами, и его тут же обвиняют в оскорблении чувств православных — чем не иллюстрация наших российских реалий? От таких болезненных созвучий читательское сердце заходится в тревоге.
 
Виктор Анисимов
 
Дата публикации:
Категория: Ремарки
Теги: Леонид ЮзефовичМарина СтепноваЯсная Поляна
Подборки:
0
0
4402
Закрытый клуб «Прочтения»
Комментарии доступны только авторизованным пользователям,
войдите или зарегистрируйтесь
Повесть Максима Гуреева «Любовь Куприна», попавшая в шорт-лист премии «Ясная поляна — 2021», выделяется среди других претендентов на победу не только малым объемом, но и форматом — единственная журнальная публикация в компании книг. В объектив повествования попадают жизнь и творчество Куприна, его становление автором и узловые точки ранней биографии, вплоть до тридцатилетия. Сюжетообразующей линией, как следует из названия, служат противоречивые отношения с матерью писателя — Любовью Алексеевной.
Соучредители литературной премии «Ясная Поляна», музей-усадьба Л. Н. Толстого и компания Samsung Electronics, огласили короткий список в номинации «Современная русская проза» 2021 года.
Книжные блогеры «Телеграма» и «Инстаграма» второй год подряд читают длинный список номинации «Иностранная литература» премии «Ясная Поляна», обсуждают каждую книгу и выбирают победителя по своей версии. И сегодня, наконец, настало время финального голосования!
Но главный герой здесь — отставной штабс-капитан Григорий Мосцепанов, личность цельная и любопытная. Его деловитость и напор чувствуются с первых строк я романа. Упоминаемый в письмах и докладах и сам пишущий жалобы и письма любимой женщине, он проходит все предназначенные ему испытания, издавна придуманные для балаганного Петрушки: и споры с начальством, и лечение, и сцены с невестами, противостояние полицейскому и самой смерти.
Хорошей жанровой прозы в России не то чтобы много. Жанр либо воспроизводится в виде готовых формул авторами самиздата (для выхода на бумаге требования все выше), либо эксплуатируется «большой литературой». Однако появление «Сада» показывает, что жанр в России не только возможен, но и может быть актуальным.