Рецензии не будет
«Ай Фак. Трагедия»
Спектакль Константина Богомолова и Мастерской Брусникина по роману Виктора Пелевина «iPhuck 10»
Главный художник: Лариса Ломакина
В спектакле заняты: Игорь Миркурбанов, Дарья Мороз, Гладстон Махиб, Василий Михайлов, Яна Енжаева, Алиса Кретова, Даниил Газизуллин, Игорь Титов
Премьера: декабрь 2018 г.
Писать театральную рецензию на «Ай Фак» Константина Богомолова — одно из самых бессмысленных и неблагодарных занятий на Земле.
Поэтому я отказываюсь это делать.
Прямо и без обиняков — отказываюсь.
Текст, который я хочу предложить читателю взамен классической рецензии — что-то вроде отчета. Единственное, что я как театральный критик считаю уместным сделать после просмотра этого спектакля — отчитаться (перед редакцией, аудиторией «Прочтения» и PR-службой проекта) в том, что — присутствовала, видела, просекла. Спасибо за аккредитацию. До новых встреч.
А дело вот в чем: сайт-специфик-спектакль Константина Богомолова оказался настолько сайт-специфик, что слово «спектакль» отошло здесь на второй план. Формально знаменитая формула «А играет В на глазах у С», характеризующая театральное действо, работает. Формально — все по-честному. А, В и С на своих местах, спектакль — есть.
Вот только важен совсем не он.
Я приезжаю в ММДЦ, в сказочное королевство стекла, пластика и неона, в будущий центр футуристической Москвы. Верхушки небоскребов тонут в тумане. Внизу бесконечно снуют такси. (Прости, читатель, я далеко не полицейский литературный алгоритм, но попытаюсь хоть немного соответствовать.)
Вежливые сотрудники службы безопасности «Меркурия» выдают мне, как и прочим зрителям, специальную магнитную карточку с маркировкой «мероприятие», заботливо добавляя: «Не потеряйте», — и я попадаю за турникет. Скоростной лифт, услужливо вызванный кем-то из администрации, вмиг поднимает на четвертый этаж башни. По прибытии мне предлагают осмотреть галерею современного искусства и попробовать коктейли.
Картины и фотографии, развешанные на стенах длинной бетонной кишки, опоясывающей этаж, я, натурально, осматриваю (в отличие от барного меню — я, вообще-то, на работе). Наиболее мощное впечатление производит полотно Сергея Дорохова «Мягкая сила» — вокруг брутального ОМОНовца, стоящего к зрителю спиной, порхают розовые, под цвет униформы и берета, бабочки. Присутствуют и арт-объекты, самый примечательный из которых — дверь туалета «Афиши». Ей написали очень трогательный и скорбный монолог про то, что почти никто не моет руки и Вилисова она за свою редакционную жизнь так и не дождалась. От души сочувствую двери и перехожу дальше — к огромному белому носорогу (привет креслу Федора Павловича из богомоловских «Карамазовых» ), вписанному в неоновый кубический остов (привет декорации богомоловских «Трех сестер»). Если вы читали роман Пелевина, то наверняка догадались — перед спектаклем зрителю предлагается нечто, походящее на инсталляцию «гипсового искусства» (термин, вокруг которого крутится действие в книге).
Билеты на «Ай Фак» дороги — и это принципиально важно. Потому и публика здесь элитная. Два часа назад безрадостно увязнув в лужах внезапно оттаявшей Солянки, я, смущаясь, теперь поглядываю, как обстоят дела с обувью у всех остальных, — и понимаю, что большее количество сапог, пришедших на «Ай Фак», с мокрым асфальтом не встречалось вообще ни разу. С Кузнецкого моста они переместились — сразу сюда. (А я предупреждала, что это будет не театроведческий текст.)
Зрители занимают места в секторах — А, В и С — отделенных друг от друга черными перегородками. Мне судьбой предначертан В, в котором гигантский экран зажат между двумя панорамными окнами, транслирующими вечернюю Москву. Очень экзистенциально. Гаснет свет. Действие «Ай Фака» разворачивается в двух или даже трех секторах сразу, порой захватывая и галерею. Специально обученные девушки снимают происходящее на айфоны, и изображение выводится на большие экраны, — но я не буду описывать художественный эффект, который благодаря этому создается.
Богомоловский эксперимент над зрителями начинается.
И вдруг все то, что происходит дальше, оказывается неважно. Неважно, как сюжет спектакля соотносится с сюжетом романа. Неважно, как и что играют артисты (любимые и прекрасные, — в нетеатроведческом тексте ведь можно, наконец, без зазрения совести позволить себе эти эпитеты, да?). Неважно, как постановщик работает с пространством. Оказывается, что в случае с «Ай Факом» нет никакого смысла ни в фиксации, ни в анализе того, что у профессионалов называется театральным текстом. Важно только одно.
— ...Запомни главное: объекты искусства, с которыми ты будешь иметь дело, не нуждаются в твоей санкции. А санкция арт-сообщества у них уже есть.
— В какой именно форме была выдана эта санкция?
— Порфирий, — вздохнула Мара, — какой же ты невнимательный. В той форме, что их купили.
Богомоловский «Ай Фак», конечно, купили. Купили дорого, купили неоднократно, и будут покупать, пока спектакль, которому организаторы с самого начала во всеуслышание отвели четыре коротких месяца жизни, не уйдет в историю. Но эксперимент режиссера заключается не в том, чтобы проверить, купят ли его театральную версию фигурирующего в романе «Гармонического Гипса», — иными словами, для тех, кто не читал — эдакую концептуальную кубическую пустоту (сомнений, что купят, не возникает, тем более, в роли полицейского литературного алгоритма — Игорь Миркурбанов). Как и в случае со «Славой», поставленной в БДТ, самое интересное для Богомолова — препарировать зрительское восприятие и посмотреть, какая будет реакция. Только если во время показа «Славы» операция на мозгах сидящей в зале публики проводится с хирургическим изяществом, в «Ай Факе» режиссер груб и прямолинеен. Что, впрочем, тоже диктуется материалом (и названием).
— Сегодняшнее искусство — это заговор. Этот заговор и является источником санкции. <...> «Разбираться» в современном искусстве, не участвуя в его заговоре, нельзя — потому что очки заговорщика надо надеть уже для того, чтобы это искусство обнаружить. Без очков глаза увидят хаос, а сердце ощутит тоску и обман. Но если участвовать в заговоре, обман станет игрой. Ведь артист на сцене не лжет, когда говорит, что он Чичиков. Он играет — и стул, на который он опирается, становится тройкой. Во всяком случае, для критика, который в доле...
Подобные пелевинские монологи искусствовед Мара, героиня Дарьи Мороз, произносит и в спектакле (как интонирует и в какой мизансцене находится — описывать не буду). Богомолов создал блестящую — на концептуальном уровне — постановку. «Ай Фак. Трагедия» — стопроцентная вещь в себе. Сайт-специфик, нацеленный на то, чтобы проверить рефлексы у толпы богатых «ценителей» современного искусства, — и одновременно обороняющий сам себя от возможных пинков. В том числе — и со стороны прессы. Матерный монолог Порфирия Петровича о критиках, смешной до истерики (лучшая сцена спектакля), превентивно обезвреживает любого рецензента, полностью обесценивая его работу — причем, неважно, хулу критик хочет написать или похвалу. На материале пелевинского текста Богомолов выстроил сам себе круговую фортификацию: элитные зрители в сапогах с Кузнецкого моста выписали спектаклю санкцию, проголосовав длинным рублем, а критику предлагается либо надеть очки заговорщика, воспевая высокое и дорогое искусство, либо уподобиться, по выражению Порфирия Петровича, полицейского литературного алгоритма, «борзой мокрощелке», пеняющей автору на недостатки сюжетной линии.
Конструкция, несомненно, остроумная. И все же неприятное чувство от того, что меня на... надули, словно воздушный шарик, — не дает покоя уже третью неделю.
Глаза увидели хаос.
Сердце ощутило тоску и обман.
Рецензии не будет.
Спасибо за аккредитацию. До новых встреч.
войдите или зарегистрируйтесь