Колонка главреда: Новая словесность и Новая социальность. Версия 2021

Уже второй год главный редактор «Прочтения» входит в жюри регионального филиала премии НОС. В прошлом году дебаты проходили не в Нижнем Новгороде, а в зуме, в этом — переместились в Екатеринбург, а премия сменила название с «Волга/НОСа» на «Странника НОСа». После обсуждения и оглашения короткого списка Полина Бояркина решила поделиться своими впечатлениями от лонг-листа нынешнего сезона.

 

В этом году в длинный список НОСа попало 20 книг — их отбирает основное жюри премии. Скажу честно, сначала, увидев список, я была готова прыгать от радости, потому что в него вошли изданный при моем участии сериал Евгении Некрасовой «Кожа», номинированный «Прочтением» роман Артёма Серебрякова «Фистула», «Стрим» Ивана Шипнигова, «Риф» Алексея Поляринова и «Рана» Оксаны Васякиной. При более внимательном рассмотрении обнаружилось, что некоторые книги, которые я ожидала увидеть, туда не вошли, например, «Плейлист волонтера» Мршавко Штапича, «Павел Чжан и прочие речные твари» Веры Богдановой, «Смерти.net» Татьяны Замировской — что там, в лонг не попало ни одно издание РЕШ (а если вы немного понимаете в современном литературном процессе, вы знаете, какое место в нем занимает РЕШ). Итак, в списке были книги, которые я мечтала в нем увидеть, книги, которые я точно знала, что увижу, книги, о которых я слышала и давно хотела прочесть, и книги, о которых я не слышала ничего и никогда.

Безусловно, обрадовало количество молодых авторов и скорее обрадовало то, что две трети текстов вышли в региональных, почти неизвестных издательствах, а некоторые и вовсе существуют только в диджитал-формате («Кожа» Некрасовой, «Антитела» Куталова, «Типа я» Ханипаева) — причем один написан и издан как литературный сериал («Кожа»), а еще один — при поддержке патронов («Антитела» Куталова).

Премия, название которой расшифровывается как «Новая словесность» или «Новая социальность», будто бы предполагает, что в поле ее зрения должны попадать тексты, так или иначе взаимодействующие с актуальной действительностью. Удивило, что в нынешнем сезоне в лонг прошли произведения, этому запросу не отвечающие от слова совсем («И восстанет мгла (Восьмидесятые)» Сергея Захарова или «Зеленое пальто» Владимира Седова). Как удивило и попадание произведений, литературные достоинства которых (лично для меня) находятся под большим вопросом — но не будем показывать пальцем.

Возвращаясь к вопросу о работе с материалом актуальной действительности. По хорошему, между реальностью и литературой не должен стоять знак равенства, и, попадая в художественное произведение (а в списке этого года, кстати, не было ни одного нон-фикшена), современность все равно некоторым образом обрабатывается и опосредуется автором. У ряда лонглистеров нынешнего года этот знак равенства сохраняется, причем начиная с очевидных случаев — когда в книгу собираются посты из «Фейсбука» (как, например, в «Злом мальчике» Валерия Печейкина или «Письмах маме» Кетеван Сапович), — и заканчивая бытовыми рассказами-зарисовками о жизни («Суп без фрикаделек» Татьяны Леонтьевой, «Прощай, Анна К.» Леры Манович или «Тайга далекая» Андрея Томилова).
Были в списке и книги, которые непрямо отражают современность: «Алкиной» Романа Шмаракова, действие которого происходит в Римской империи, или антиутопии — «Антитела», о мире победившей цифровизации (рифмующиеся с книгой Веры Богдановой), и мифологизированная, использующая приемы визуального письма «Фистула».

О чем же говорит такой список? О случайности выборки? О некотором вселенском заговоре? Скорее все же о том, что восприятие наше — в том числе актуальной реальности, новой словесности и новой социальности — очень субъективно и разнообразие литературы есть разнообразие наших взглядов и опытов.

Я — неизбежно — подходила к этому списку с определенным горизонтом ожиданий, который в процессе знакомства с текстами, увы, не изменился, хотя некоторые из них и оставили достаточно сильное впечатление. Свои же голоса я отдала «Ране» Оксаны Васякиной и «Стриму» Ивана Шипнигова. Обе эти книги очень тесно связаны с актуальной реальностью, обе они на сто процентов книги о России: будь то фиксация ее в провинциальном изводе в процессе путешествия с прахом матери, как у Васякиной, или ухваченные буквально за хвост письменные практики современных жителей Москвы (кстати, в основном тоже провинциалов), составившие речевые портреты социальных типов у Шипнигова. Обе книги опосредуют действительность некоторой рамкой: многосюжетность Васякиной, лоскутный характер ее текста и метасюжет языка как центрального персонажа у Шипнигова. Обе книги при этом тесно связаны с литературной традицией: рефлексия жанра и разворачивающийся на глазах у читателя процесс письма (привет, «Евгений Онегин») в «Ране» и отголоски реалистического романа XIX века и гоголевского наследия в «Стриме». Оба текста — романы в бахтинском понимании, вступающие в непосредственное взаимодействие с неготовой, становящейся действительностью.

Теперь — про субъективное. Меня абсолютно потрясла «Рана», она не отпускала во время чтения, она продолжает оставаться предметом размышлений до сих пор. Во мне глубоко отозвался сюжет самоосознания героини, и, если я когда-то начну писать прозу, я хочу, чтобы она была такой. Мое отношение к «Стриму» не так однозначно: для меня это больше страшная, чем смешная книга, и, несмотря на сам прием, при котором автор как бы максимально дистанцируется от персонажей, все же заметно некоторое презрительное его к ним отношение. Это, однако, не мешает мне думать, что именно «Стрим» из всего списка больше всего отвечает критериям премии НОС.

Уже под занавес дискуссии о шорт-листе из зала было высказано замечание, что только комментарии экспертов в области литературы оказываются значимыми для аудитории. Но подчас специализация в узкой области как позволяет копать глубже, так и уводит далеко в этот выкопанный туннель, неизбежно ограничивая кругозор. И только комбинация разных взглядов дает более полную картину. В конце концов, литература ведь именно об этом — о множестве разных опытов.

 

Фото на обложке: Наталия Соколова