Чтобы разнообразить мнения, в этом году мы приняли решение в каждый выпуск приглашать в качестве гостя нового литературного эксперта (критика, блогера, обозревателя). Про литературные эксперименты Али Смит рассуждает книжный блогер и ведущая книжного клуба Ксения Лурье.
«Весна» Али Смит — на данный момент самый кинематографичный из всех романов «Сезонного квартета». Из него мог бы получиться прекрасный экспериментальный фильм. Ведь есть же Терренс Малик, для которого одинаково важно вечное и мимолетное: его фильмы сотканы из деталей, звуков, движений, воздуха. Или «Блю» Дерека Джармена: синий экран, обрывки мелодий, воспоминания, начитанные голосом ослепшего, умирающего от СПИДа режиссера.
У Смит что-то похожее. Конечно, можно пересказать одну из сюжетных линий романа, но не весь сюжет: это будет бессмысленно, поскольку сам текст — коллаж из звуков, мелодий, пасторальных пейзажей и открыток, облаков и гор, воспоминаний о тех, кто умер, и тех, кто жив, но стал призраком. Этот текст — изысканно составленная головоломка, которая складывается лишь к финалу и обезоруживает, шокирует, останавливает возможный читательский гнев: «не понимаю, ничего не понимаю, зачем я это читаю?» Те, кто дошел до конца, получат свое и узнают (или нет), зачем они так страдали, продираясь сквозь бессмысленные порой обрывки текста, складывали несочетаемое.
У Али Смит не стоит искать ни традиционного сюжета, ни привычных жанровых особенностей, ни понятных персонажей. Она известна тем, что наряду, например, с Марком Данилевским («Дом листьев») придумывает новые литературные средства. Смит играет с текстом, создает разъятые диалоги (до нее это делал Камило Хосе Села в своем романе «Улей»), использует поток сознания, убирает прямую речь, наполняет свой роман голосами-призраками (отчасти напоминает постмодернистский «Венерин волос» Михаила Шишкина, где тоже горы — Швейцария, — тоже аллюзии на рай/ад, тоже границы и беженцы) и очень любит языковую игру. Поэтому, если можете, читайте ее на английском.
Основная сюжетная линия в «Весне» все-таки есть — в нее, как в алисмитовский How to Be Both, вшиты две истории, два разных взгляда на остросоциальное в Британии, два мировоззрения, которые сталкиваются, но не пересекаются.
Одна история отдана кинорежиссеру Ричарду Лизу: тому, как он, «старый сексист», переживает смерть близкой верной подруги, сценаристки Пэдди, и как встреча с Флоренс — мифической девочкой-«призраком», дочерью нелегальной иммигрантки — меняет его. Тогда он создает фильм «Тысячи тысяч людей» об иммигрантах и об «Олд Алаянс» (отсылка к Олдосу Хаксли) — подпольной организации помощи нелегально прибывшим в великую Англию.
Вторая история — об охраннице Брит (по прозвищу Британия), которая работает на зловещую организацию SA4A в иммиграционном центре тюремного типа, где годами незаконно томятся люди из разных стран. Они переплыли моря, пересекли пустыни, потеряли близких — и теперь эти выжившие сидят в тюрьме, а Брит/Британия за ними наблюдает. После встречи с Флоренс в жизни Брит особо ничего не меняется: она по-прежнему ходит на работу и по-прежнему закрывает глаза на насмешки и издевательства своих напарников над заключенными и над собой.
Эти двое однажды судьбоносно встречаются, но ничего не дают друг другу, они практически не слышат друг друга и переиначивают сказанное другим на свой лад. В отличие от них, другая история, намеченная в романе пунктиром, кажется более значимой. Это история о Кэтрин Мэнсфилд и Райнере Мария Рильке, которые живут в одном отеле в швейцарских горах, ведут тихую писательскую жизнь, но так и не знакомятся. Их не-встреча, не-пересечение и нечто мистическое, соединяющее писателей друг с другом не при жизни, становится темой для предсмертных разговоров между Ричардом и Пэдди и для ее последнего письма, написанного прямо в одной из книг Мэнсфилд и заканчивающегося вокруг слова КОНЕЦ. Вот одна из мыслей ее послания и всего романа в целом: смерть — это начало другой жизни, отраженной в следующем поколении, где возможно объединение тех, кто был по разные стороны от границы.
Не зря Али Смит пророчат Нобелевскую премию по литературе, ведь ее последние остросоциальные романы, в частности «Весна», реагирующие на происходящее в мире чуть ли не здесь и сейчас, тематически напоминают романы Ольги Токарчук, получившей недавно Нобелевку. Токарчук часто пишет о пограничном состоянии, пересечении и стирании границ.
«Весна» — это удивительный литературный эксперимент. Роман, написанный стремительно, но при этом обладающий всё той же изящностью, интеллектуальный, воздушный, не только запечатлевающий происходящее, но и создающий историю о том, как меняется мир и как невидимые границы нас разделяют, превращают в призраков-иммигрантов, хотя хотелось бы, чтобы соединяли, давали новые возможности.
«Что, если, — говорит девочка, — мы говорили бы не „эта граница разделяет эти места“, а „эта граница объединяет эти места?“ Эта граница удерживает вместе эти два очень интересных разных места. Что, если бы мы объявили пограничные посты местами, — послушайте, — пересекая которые получаешь двойные возможности?»
войдите или зарегистрируйтесь