Свинец истории, золото сказки

• Салман Рушди. Город Победы / пер. с англ. А. Челноковой. — М.: Издательство АСТ: CORPUS, 2024. — 400 с.

То, о чем поведал Рушди, было найдено в зарытом глиняном кувшине, где — почти наверняка — бурлило зелье реального и небывалого. Эта история случилась много столетий назад. Записанная в стихах, а после адаптированная в прозу, она дошла до нашего времени, и вот ее краткая выжимка — ведь бессмысленно пересказывать сюжет древнего эпоса в подробностях. Когда мать Пампы Кампаны на глазах дочери добровольно совершила самосожжение в ритуальном пламени, девушку посетила богиня. Он сказала: ты проживешь больше двухсот лет, создашь империю, где женщины смогут стать кем пожелают, от воительницы до гончара, и умрешь лишь тогда, когда закончишь летопись своего царства, Биснаги. Так Пампа Кампана вырастила целый город и его жителей из семян, а потом нашептала им их истории; правителями же сделались двое братьев-пастухов, Букка и Хукка. Но вечность стала для Пампы проклятьем — ведь все, кого она любила, умирали раньше нее: и муж-царь, и любовник-торговец, и три дочери с волшебными способностями. Годы шли, менялись династии, а Пампа продолжала жить: ей пришлось противостоять мудрецу-философу, с которым она некогда девять лет провела в пещере, долгие годы скитаться в изгнании в волшебном лесу, вернуться в свой город вновь и ослепнуть от неправедного гнева царя. Удалось ли Пампе Кампане исполнить завет богини и сделать женщин равными мужчинам? Мудры ли были цари, правившие Биснагой? И самое главное — что останется на этой земле, когда рухнут стены великих империй? Дадим ответ сразу — одни только слова.

Она понимала, что ее доля — потерять всех, кого она любит, и остаться одной в окружении их горящих трупов; ровно так, как будучи девятилетней девочкой, она стояла одна и смотрела, как сгорают ее мать и другие женщины. Ей предстоит снова — но в замедленной съемке, словно время исчисляется геологическими эонами, — переживать погребальный костер своего детства. Как и тогда, умрут все, но это второе жертвоприношение будет длиться почти две с половиной сотни лет, а не пару часов.

Салман Рушди — волшебник-алхимик, соединяющий как минимум неочевидное, как максимум — несочетаемое. Его фирменный рецепт не столь таинственен, как способ изготовления философского камня, однако столь же интересен и причудлив: взять семейную сагу, исторический контекст, мигрантов, современную Индию и добавить в это немного магии, чудес, странностей, а сверху сдобрить порцией острой интертекстуальности. Транслировать это скорее всего будет странный рассказчик — либо полусумасшедший («Дети полуночи»), либо, возможно, сам дьявол («Сатанинские стихи»).

Однако в «Городе победы» перед читателем уже совсем другой волшебник, использующий прежде всего канву эпоса; играя с мифологическим временем, в рамках которого возможны разные «небывалости», Рушди — не академик-историк, а сказочник — делает происходящее, как в любой легенде, универсальным, если не сказать архетипическим. Биснага — именно что архетип любого земного государства, пусть она и основана на вполне реальной индийской империей Виджаянагар. И этот рушдианский универсум, как и положено, проходит полный цивилизационный цикл, переживает расцветы и упадки: то начинаются религиозные гонения, чинимые СБГшниками — членами Сената Божественного Господства (спасибо переводчикам за читаемую аналогию); то женщины становятся главнее и политически активнее мужчин, то наоборот; то в фаворе поэты, то — воины. Рушди говорит о проблемах, которые возникают в любом веке. Актуальные для современного читателя темы здесь намерено погружены в архаичную среду, где им проще стать универсальными. Ведь пространство Рушди — это пространство волшебного эксперимента, алхимического опыта, куда проникают и элементы древних легенд («Рамаяны», «Махабхараты»), и пороки современности — от табуированности «неправильных» мнений до продолжающейся колонизации. Последнее автор выписывает не без фирменной иронии: розовые безволосые обезьяны в волшебном лесу, говорящие о некоем «кэше», без которого в новом мире не выжить, и лишь притворяющиеся друзьями другим обезьянам, — тому подтверждение. Да, Рушди называет конкретные даты, конкретные государства-соседи Биснаги, и даже герои его ведут себя как конкретные исторические личности; но в то же время все это оказывается лишь уловкой, миражом, за которым скрывается пустыня универсальных вопросов и ответов, причин возникновения и упадка великих государств — рассуждения на эти темы, как автор сам не раз говорит в интервью, стали отправной точкой для написания «Города победы»

Еще ранее автор продемонстрировала — при описании своего продлившегося шесть поколений «сна» в лесу Араньяни — свою готовность сжимать время в художественных целях. Здесь же она демонстрирует также готовность поступать противоположным образом, растягивать, а не ускорять Время, заставлять его выполнять ее приказы, позволяя Тирумаламбе расти внутри ее волшебно расширенных часов, которые остановились снаружи, но продолжают тикать внутри ее пузыря. Пампа Кампана выступает госпожой, а не служанкой хронологии. Нам следует принять то, во что нас учат верить ее стихи. Все прочее — глупость.

Однако алхимические трансмутации в новом романе свершаются иначе, нежели в других текстах Рушди, без разноцветных пузырьков и огненных всполохов. Если классическая алхимическая формула Рушди, как зорко заметил Сергей Вересков в обзоре на роман «Золотой дом», это «интертекстуальность, возведенная в культ», то «Город победы», собранный по правилам эпоса, а не магического реализма в привычном понимании, становится исключением из этого арифметического правила. Роман — опять же, лишь в сравнении с другими текстами Рушди, будь то, допустим, «Ярость», что «Прощальный вздох Мавра», — выглядит чересчур простым и линейным. Это не царство кривых зеркал, где мифологические образы могут вмиг стать героями Диснея, а те, в свою очередь, незримо повлиять на поведение персонажей, проникнуть в их судьбы. Однако кто мы такие, чтобы судить Пампу Кампану? Рушди-рассказчик — просто ее скромный переводчик, решивший переложить стихи в прозу, и неоднократно признающийся, что ему не хватило бы таланта передать всю красочность языка оригинала.

Я привожу здесь свой никудышный перевод непревзойденных стихов Пампы Кампаны. Я неспособен приблизиться к ее поэтическому гению (я даже не пытался сохранить метрическое либо ритмическое соответствие), но делаю это, чтобы нынешний читатель смог соприкоснуться с этим повествованием в момент, когда туда приходит мир чудесного...

Обычно Рушди, даже когда пытается разобраться в судьбе целого государства, описывает его историю, все равно концентрируется на внутреннем мире героев, на их великой любви, великой ярости, великом сумасшествии. В этот раз автор пусть и выворачивает наизнанку израненную невыполненными обещаниями душу Пампы Кампаны, но не делает на этом акцента. Реактивную тягу повествования рождают иные процессы — внешние события, взлеты и падения империи, причиной которых, конечно, становятся человеческие амбиции, мудрость и глупость правителей. Герои — фигурки на доске цивилизаций. Спустя века от них останутся только слова, их переживания — ничто по сравнению с неумолимым течением уничтожающей все на своем пути Истории. И вновь не подточить носа — все строго по законам эпоса! Если уж Рушди придумывает себе — и читателю заодно — какие-то причудливые правила новой книжной игры, то следует им до конца. Вот и превращает свинец истории Пампы Кампаны, которая порой допускает ошибки — рассказчик намеренно обращает на это внимание, — в чистое золото.