Pax Americana

• Салман Рушди. Золотой дом / пер с англ. Л. Сумм. — М.: АСТ : CORPUS, 2019. — 480 с.

Задолго до официального выхода новой книги Салмана Рушди критики прозвали ее изощренной политической сатирой. Действие романа ограничивается президентским сроком Барака Обамы и лишь отчасти захватывает период царствования Дональда Трампа. В одном из интервью Рушди объяснил, что хотел таким образом проследить путь от «от надежды к безысходности». Катастрофа, по его мнению, уже произошла, но заметили ее мы лишь спустя годы, когда над Америкой нависла зловещая фигура Джокера с волосами ядовито-зеленого цвета («Наступил новый день, то-то будет весело! Гип-гип-ура Соединенным Штатам Джокера! СШД! СШД! СШД!»).

В центре повествования — Нерон Голден, жовиальный миллиардер, бежавший в США из неназванной страны третьего мира, и его сыновья. Прибытие героев в Нью-Йорк окутано тайной, но именно эта семья становится ключом к американской истории последних лет. На их примере Рушди показывает жизнь ныне угасающего, но некогда щедрого и богатого города, можно сказать, нового Вавилона. Они — современные Будденброки, вынужденные уйти в подполье и молчаливо наблюдать за вырождением своей семьи на фоне вырождения американского общества. Общества, которое в прошлом было открытого всем изгнанникам и искателям приключений, а теперь отторгает любую инаковость, консервирует ее и выставляет на потеху публике в вымышленном Музее идентичности.

Голдены являют собой средоточие раздирающих современный мир противоречий. Старший сын, названный Петронием, очень скоро превращается в Петю — «замечательного, хрупкого, одаренного, неадекватного человека», родича князя Мышкина и еще дюжины «хищных», но израненных типов русской литературы. От своей сумасшедшей семейки, синдрома Аспергера, агорафобии герой бежит в мир компьютерных игр и приложений, предпочитает жизнь затворника приличествующей его общественному положению роскоши. Средний — Апулей, он же Апу, — душа компании, красавчик и весельчак. В Америке он становится успешным современным художником, но погибает, как только решает покинуть Штаты. Дионис, самый младший из братьев, не может смириться с мыслью, что гендерная идентичность — это выбор, а не данность, и умирает, окончательно растеряв какие-либо основания своего «Я». Каждый из них по-своему борется за выживание в мире, в котором не осталось ничего определенного — лишь горстка новомодных слов с приставкой пост-. В итоге, старшего подводит вышедший из-под контроля разум и надломленная психика, среднего — тоска по родине, а младшего — гендер.

Появление Джокера — злоупотребляющего своим влиянием миллиардера, который решает участвовать в президентской гонке, — действительно привносит в созданный Рушди мир постапокалиптические черты:

В этом пузыре знание приравнивалось к невежеству, верх стал низом, и самый подходящий человек, кому доверить коды от ядерного оружия — зеленовласый белокожий с красным, как рана, ртом смехунчик, четыре раза переспрашивавший военную комиссию, почему, собственно, так уж плохо пустить в ход ядерное оружие. В этом пузыре игральные карты с бритвенным лезвием — шутка, и цветок в петлице, брызгающий кислотой в лицо собеседнику — шутка, и хотеть секса с собственной дочерью — веселуха, и сарказм — шутка, даже когда то, что назвали сарказмом, не было саркастично. И ложь — шутка. И ненависть, и ханжество, и травля, и дата у нас на календаре была, или почти была, или скоро настанет, если шутки сработают, как задумано — 1984.

Этот образ растворяется во всех, кто вынужден с ним соприкасаться. Есть его черты и в самом Нероне Голдене, который избрал для себя имя римского императора и всю жизнь презирал либеральные добродетели, живя по законам джунглей что в родном Мумбаи, городе-который-нельзя-называть, что в Нью-Йорке.

Но самое удивительное и в то же время обескураживающее изобретение Рушди — это фигура рассказчика («Зовите меня Рене...»). Бельгиец из профессорской семьи и будущий кинорежиссер предстает воплощением американской посредственности. Это персонаж, свободно конвертируемый из одной культурной ситуации в другую. Его «постстуденческая креативность прокисала в бездействии», пока на горизонте не появились Голдены — единственная для него надежда состояться творчески. Говоря о нем, критики частенько поминают Ника Каррауэя, со слов которого читатель узнает историю «Великого Гэтсби», но Рене предстоит сыграть куда более весомую роль в своем повествовании. Это его усилиями история, рассказанная в «Золотом доме», поначалу маскируется под романтический вздор о таинственных богачах. Склонность мыслить штампами из сентиментальных книг и голливудских фильмов выдает в нем крайне ненадежного рассказчика:

Я знал, что буду искать ответ на мой тинтинов, пуарошный, постбельгийский лад, и когда найду, то заполучу сюжет, который, как я решил, я и только я вправе рассказать.

Рене отчаянно ищет себя — так же, как и все, кто попадает на страницы романа Рушди. Даже на периферии повествования то и дело мелькают такие герои, как австралийский психоаналитик-гипнотизер, сибирячка Василиса Арсеньева — охотница за пожилыми миллиардерами, сомалийская художница и сотрудница уже упомянутого Музея идентичности. И, конечно, проблема поиска идентичности для Рушди важнее карикатурной фигуры Джокера-Трампа. Кому, как не вечному эмигранту и изгнаннику, говорить об этом. Поэтому на поверку новый роман Рушди оказывается не сатирой, а очередным исследованием патологически странных персонажей, застрявших между культурными традициями, языками и империями.