Не брат ты мне

  • Кирилл Рябов. Пес. — М.: Флюид ФриФлай, 2020. — 224 с.

Начнем с очевидных вещей: знакомство с книгой всегда начинается с аннотации к ней. Иногда она может завести наивного читателя в тупик. Иногда уводит в противоположную от правильного смысла сторону, запутывает, разочаровывает — но, так или иначе, эти три строчки всегда пытаются подготовить нас к тому, что начнется за форзацем. И в издании романа «Пес» это тоже есть: «глубины человеческого отчаяния», «удары жизни», «подводные норы мрачной иронии», наконец, «свет и надежда» — инструкция простая, бери и пользуйся.

Все это — беда, еще беда, еще хуже, да что ж такое, опять неудача — в тексте, конечно, есть. В первой же главе читаем: у главного героя Алексея Бобровского внезапно умерла жена — раз; выяснилось, что перед смертью она влезла в долги, — два; ее родственники настойчиво просят освободить жилплощадь — три. А фоном идут детали, которые окончательно прибивают ко дну: работы у Алексея давно нет, равно как и денег, дома, родителей, друзей. Такой себе потеряшка. От безысходности и апатии он существует в бесконечном цикле тоски: пялится в телевизор, спит, слоняется по торговым центрам, снова смотрит телевизор, снова спит.

— Такие вот дела, Алексей, — пробормотал тесть. — Уж извини.
Бобровский молчал. Ему опять не хватало воздуха. Он не хотел задыхаться на глазах у тестя и ушел в комнату.
По телевизору шло ток-шоу. Один дед трахнул свою внучку, и она родила ребенка. Ведущий спрашивал внучку, почему она не сделала аборт. Зрительный зал свистел и выл. Ведущий спрашивал деда, как он себя чувствует, будучи прадедом своего сына. Дед кричал, что это не его ребенок. Он все делал указательным пальцем. Зал взорвался от криков.
Бобровский сел на диван и отключился.

Но, допустим, я не хочу подходить к работе Кирилла Рябова как к очередной истории про тридцать три несчастья. Плохо его герою, очень плохо, так плохо, что даже смешно, — и автор намеренно пытается сделать нам смешно на этом черном фоне. Стиль — лаконичный, сухой, книжка читается легко, хэппи-энда не будет, послевкусие неоднозначное.

Все, поговорили?

Подождите-ка. Допустим, у меня есть своя, запасная линзочка. Текст ведь соприкасается с жизнью в разных точках — так что мы имеем право на фантазии. Я, например, хочу вспомнить маленькую деталь: Бобровский не всегда был таким счастливчиком. В девяностые он воевал в Чечне — об этом автор настойчиво напоминает нам несколько раз: и с помощью живописных флешбэков с поля боя (снаряды, горящая техника, трупы и крики намеренно изображаются так, что кажутся более реальными, чем жизнь главного героя — серый мутный сон), и во время встречи героя с боевым товарищем Телегиным, которому повезло чуть больше. Бобровского пережевало и выкинуло из благополучной жизни не просто так — если вдуматься, он представляет собой тот же тип, что возник в начале нулевых в текстах Маканина, Геласимова, Прилепина. Это бывший солдат, которому приходится устраиваться в мире сдвинувшихся отношений, — и здесь такие ребята терпят поражение, почти всегда поражение.

Пойдем дальше к культовым образам. Представим и подумаем — а что если перед нами переиначенный герой картины «Брат»? Повзрослевший, помрачневший, устроившийся охранником в ЧОП (а куда бы ему еще пойти?), разочарованный в своем крылатом «сила в правде», ну и что там говорить — изрядно ослабевший за последние двадцать лет.

А еще вот какая штука — в этом новом, наступившем двадцать лет спустя времени окончательно разорвались те связи, которые удерживали балабановского героя на плаву. В девяностые, напомню, они только-только дали трещину: Витя Багров, может быть, и предает своего брата Данилу — но хотя бы помнит, что такое родная кровь. Бобровскому приходится намного хуже. Формально вообще-то брат в романе есть — брат его жены Никита... который вышвыривает Бобровского из квартиры и подыскивает работу на помойке.

Кстати, именно там Бобровский встречает однополчанина, который чуть ли не из горящего танка его вытащил, — казалось бы, кто может быть роднее? Но все, что может этот «брат» в этом новом мире, — всучить книжку модного коуча и выпроводить Бобровского восвояси, оставшись с единственной на всю округу проституткой (невольно задумаешься над выражением «молочные братья», то есть мужчины, которые спят с одной и той же женщиной, — по сути, весь город, кроме главного героя).

Бобровский вдруг вспомнил, как сидел на ящике из-под патронов рядом с обрушенной стеной дома. Из-под груды кирпичей торчала грязная, обнажённая ступня. Неподалёку тарахтел БПМ. На броне сидел механик-водитель и разглядывал свой кирзовый сапог. Его собственная голая ступня болталась над разъезженной траками землёй. Подошел небритый рыжеватый парень и сказал:
— Ну чего, пойдем подвалы проверим?
Бобровский поднялся, закинул на плечо автомат и показал на торчавшую ступню.
— Смотри.
— Чего? — сказал парень, Витя Телегин.
— Нога.
— Ну нога.
— Надо бы откопать.
— А что там откапывать? Идём, без нас откопают.
Что было дальше, он плохо помнил.

Роман Кирилла Рябова отличает завидная кинематографичность: описания предельно скупые, но цепкие: деталь обычно дана только одна, но такая, что никогда не забудется: кружка с заплесневевшим чаем, мокрые желтые коленки, холодный борщ за сто рублей в пластиковой посуде. Это игра в символы, которая наследует «Брату»: вечная самокрутка, берцы, плеер с «Наутилусом», самодельный обрез, пустой троллейбус до Смоленского кладбища. Кстати, и пространство кладбища у Рябова получается «снизить» еще сильнее, чем вообще возможно: в своих отзывах западные зрители сетовали на «жоповидную бабу» главного героя Данилы Багрова — но она хотя бы была жива и могла ему помочь, в отличие от мертвой жены главного героя «Пса». И на кладбище прежний брат ходил, чтобы пересидеть ночь рядом с живыми людьми, а не закапывать труп.

Повторяется почти точь-в-точь и сцена возмездия: Данила Багров идет к старику-соседу покупать ружье, чтобы всех расстрелять, а Леша Бобровский берет у сумасшедшего старика ржавую машину — «ты только на место ее не вздумай возвращать». Есть в романе и проститутка, о которой уже шла речь выше, и с ней Бобровский обязательно столкнется, и тоже на дороге — только, в отличие от балабановского брата, не успеет ни спасти, ни тем более забрать домой.

Этих бывших вояк объединяют еще две вещи: во-первых, стремление к правильному порядку в мире, желание вернуть все вещи на свои места: дом — владельцу, деньги — коллектору, мертвое положить в землю, живое из земли поднять. Во-вторых — полное отсутствие страха: когда Бобровскому угрожают, когда его выгоняют из дома, везут на пустырь бить, отправляют на помойку, отказывают везде и во всем, он только удивляется, бесконечно удивляется, опускаясь на дно.

И если бы Данила Багров вдруг потерпел неудачу — хотя сказочные герои бессмертны по дефолту — на тот свет его вез бы точно такой же склочный таксист на голубой машинке: «У вас случайно брата в Москве нет?»

А у Бобровского, между прочим, брат живет совсем рядом. Как ни удивительно, его двойник в тексте — тот самый коллектор Игнатьев, который устраивает герою ад. Он тоже бывший солдат, тоже потерял всех близких и все связи со старым миром, только в итоге выбрал другой путь — туда, где вся сила в деньгах. Нельзя сказать, что не прогадал.

Но не все так мрачно, не все так безысходно. Сквозь эту бездну фактов, героев, событий, пространств со знаком «минус» все-таки проглядывается ирония — если уметь смотреть под нужным углом, местами книга Кирилла Рябова оказывается очень смешной.

Из-за постоянных пьянок заработал выговор и проблемы с печенью. Потом провалил аттестацию, и злопамятный комбат слил его, как воду из бачка унитаза. Игнатьев попробовал устроиться в центр по борьбе с экстремизмом, но опять завалил тест. Он прикидывал варианты: что дальше? Пойти работать в ЧОП? Покончить с собой? Изнасиловать бабу ночью в парке? В итоге понемногу попробовал все. <...> И к чему это привело? Вот он стоит на душной автозаправке, облитый собственной мочой и отвергнутый стареющей проституткой.
«Я какой-то лузер», — подумал Игнатьев и достал сигареты.

Все это служит только одной цели — подчеркнуть, что все это притча, все фантасмагория. Веселая притча с очень грустной моралью — точно так же, как у Балабанова. Но что мы имеем в сухом остатке?

В девяностые у нас был защитник всего хорошего от всего плохо, высокий юноша в свитере крупной вязки, с красивым лицом и с обрезом за пазухой.

За два десятка лет он превратился в нечто, исключенное из человеческой стаи, униженное, бесправное, бездомное, держащее за пазухой только заплесневевшую кружку из чужого дома.

Кончилось время героев. Единственное, что, пожалуй, герою удалось сохранить, — это бесконечная верность: умершей жене, умершим понятиям, умершей памяти об умершем времени.

Но ведь на то он и пес.

Дата публикации:
Категория: Рецензии
Теги: Флюид ФриФлайКнижная полка Вадима ЛевенталяКирилл РябовПес
Подборки:
0
0
13210
Закрытый клуб «Прочтения»
Комментарии доступны только авторизованным пользователям,
войдите или зарегистрируйтесь