Эннио Флайяно. Зевок

Совсем скоро увидит свет наш новый проект «География: Италия». Тем временем мы продолжаем знакомить читателей с творчеством итальянского писателя, журналиста и сценариста Эннио Флайяно (1910–1972) и публикуем еще один его рассказ из его сборника «Ночной дневник» (1956) в переводе Риты Тур — «Зевок», где говорится об одном странном филологическом недуге. Другой текст Флайяно «Незнакомец» и биографическую справку об авторе можно прочитать по ссылке. 

Сегодня мой сосед, профессор Элия Ф., порядочный человек, отец четверых детей и автор иллюстрированного каталога одной картинной галереи, перед тем как встать из-за стола, раскрыл рот, намереваясь зевнуть, но так и застыл, вывихнув нижнюю челюсть. Его жена, читавшая вслух газету, сперва решила, что таким образом муж выражает недовольство запаздывающим кофе; затем, заметив в его глазах отчаянный призыв о помощи, она поспешила известить о случившемся больницу, куда бедолагу тут же и отвезли.
 
Новость разошлась. Делать мне было особенно нечего, и я тоже отправился в больницу. Там дежурный врач, оценив беду, сразу вправил челюсть профессора, и тем бы этот инцидент и закончился, не повторись он столь же неистово несколько минут спустя. Я отказываюсь описывать досаду больного и наше изумление. Чтобы снять с себя ответственность, дежурный врач велел уведомить о казусе главврача — доктора Миду, который, выслушав историю происшествия, взялся за дело с целью побороть невиданную хворь и выявить ее причины. Однако едва челюсть профессора оказалась на месте, пока мы радовались, все повторилось снова! Профессор, открыв рот непроизвольно, и оттого еще более болезненно, больше не мог его закрыть.

Как обычно бывает в таких случаях, мы принялись выдвигать свои версии: сглаз, усталость, астральное воздействие. Доктор Мида пресек их резким жестом красивой руки хирурга. «Кажется, я понял», — сказал он. Призвав всех к молчанию, он вновь предпринял попытку вылечить профессора Элию, после чего тот немедленно выказал желание вернуться домой, утверждая, что полностью здоров. Недолго же он заблуждался! Как только по кивку главврача наше обсуждение продолжилось, профессора снова одолел назойливый недуг, и он остался в четвертый (но не в последний) раз с открытым ртом.

И тут бессильно опустившийся на стул профессор Элия разразился плачем, несмотря на препятствующий этому развернутый угол открытого рта. Боль джентльмена, пораженного судьбой таким глупым и жестоким образом, не знает границ; профессор плакал, смешивая свои слезы со слезами супруги и детей. Однако это не помешало ему призвать главврача испробовать новые способы лечения. Будучи не в состоянии говорить, он попросил карандаш и написал на листе крупным, нетвердым почерком: «Прошу вас, еще раз!». Затем, словно его озарило, добавил: «Уверяю вас, мне совсем не скучно!».

Одно доктору Миде было понятно: данный феномен проявлялся главным образом, когда внимание пациента привлекал какой-нибудь разговор или отдельная фраза. Главврач еще раз осмотрел челюсть профессора и посоветовал ему остаться в больнице, чтобы поучаствовать в ряде экспериментов. Тем временем профессор Элия выпил диджестив, выкурил сигарету и, собравшись духом, объявил, что из любви к науке и к самому себе (тут мы все посмеялись) он готов вверить себя врачу для терапевтических изысканий. Доктор Мида обвязал марлевый бинт вокруг челюсти пациента и приступил к обследованию.

Похоже, профессор страдает любопытной идиосинкразией, которую можно назвать филологической. Некоторые предложения или слова вызывают у него то, что мы наблюдали, — непреодолимый позыв к зевку. Словарь Петрокки (и здесь мне хочется обратить внимание на то, как легкомысленно детям выдают некоторые словари, называемые школьными) определяет его как «открывание рта при судорожном вздохе, вызванное слабостью желудка». Как известно, профессор как раз только что позавтракал.

Еще кое-что: профессор никогда не страдал заболеваниями органов слуха и признается, что сам поражен происходящим, а также — как подтверждает его жена — ему никогда не скучно. Так что предположения доктора Миды его не убедили, но на поверку он вынужден был признать их по крайней мере остроумными.

При помощи вышеупомянутого школьного словарика главврач проверил реакции челюсти профессора. Была выявлена минимальная реакция (намерение зевнуть) на многие слова и максимальная реакция (вывих) на другие. Но работа представлялась непростой, поэтому ожидали визита профессора Казари, самого уважаемого филолога столицы, которого известили по телефону.

Я заглянул в блокнот доктора Миды. Насколько я понимаю, реакции челюсти неопределенны, хаотичны и на данный момент с трудом поддаются классификации. И правда: однокоренные слова вызывают противоположные реакции, некоторые суффиксы заставляют марлевый бинт натягиваться, а другие, похожие, оставляют его неподвижным. Некоторые слова, используемые как существительные, не производят никакого эффекта, но в роли прилагательных — совсем другое дело. Но не всегда! В общем, пока ничего не ясно, но одна точная реакция имеется: кажется, челюсть профессора Элии чувствительна к заглавным буквам. В связи с этим доктор Мида отмечает, что повторное произношение некоторых слов с «заглавным» ударением (если можно так выразиться) спровоцировало разрыв бинта и пятый, мучительный, вывих челюсти у пациента. Я не смог переписать в свой блокнот слова, вызывающие наиболее сильную реакцию. Пока я пишу, доктор Мида продолжает свои исследования вместе с профессором Казари, прибывшим полчаса назад. В палату пациента принесли шесть томов словаря Томмазео, первый том словаря Академии делла Круска и другие пособия, среди которых — составленный Пассерини словарь языка Д’Аннунцио. Сквозь закрытую дверь до меня доносятся неразборчивые слова, произносимые по очереди профессором Казари. Временами слышны стоны профессора Элии.

Врачи разговаривают неохотно. Они надеются создать классификацию для групп слов и впоследствии подобрать подходящее лечение для каждой группы, но при этом не скрывают, что процесс может пойти быстро, а может затянуться надолго.

Общественность заинтригована произошедшим. Не удалось избежать привычных слухов об эпидемии, и люди готовы на все, лишь бы не заскучать. Я не верю в филологическое происхождение этой болезни. Мое профилактическое лечение таково: стараться не задерживать взгляд на углублениях и отверстиях: дверях, окнах, тарелках, глазках, кружках, горлышках, тазиках, стаканах, ваннах, театральных подмостках, триумфальных арках. Сегодня я зевнул всего два раза.

1943

Иллюстрация на обложке: Alessandro Gottardo