«Князев и Мисюк»: 

 

В Петербурге с 2020 года работает независимая книгопечатня «Князев и Мисюк», которая выпускает произведения молодых писателей и классиков. Тиражи крошечные: всего по 100 экземпляров — и многое делается вручную. Для каждой книги Руслан Князев, отвечающий за верстку и дизайн, придумывает особое оформление, а иллюстратор Артём Мисюк создает гравюры. Усилиями Руслана Князева и Артёма Мисюка были изданы сборник рассказов Дмитрия Гаричева «Сказки для мертвых детей» и повесть Павла Кошелева «Фрукты и фруктики». В рамках нашего нового цикла разговоров с представителями литературного процесса обозреватель «Прочтения» Елена Васильева поговорила с издателями о том, зачем они занимаются книгами, откуда у них интерес к современной русской прозе и почему в их версии она выглядит такой стильной и немного старомодной.

Клуб аутсайдеров

Елена Васильева: Расскажите, как появились «Князев и Мисюк». 

Артём Мисюк: Воспользуемся 51-й статьей Конституции! (Смеются) Мы познакомились на работе, в копицентре. А когда работаешь в полиграфии, одна из первых мыслей, которая тебя посещает, — надо напечатать все, что можно напечатать. 

Руслан Князев: Я шел в полиграфию, чтобы печатать книги, даже на собеседовании сказал: я пришел, чтобы печатать книги. Они такие: мы книги не печатаем. Я: а мне плевать! Я все равно буду печатать книги! Ну и мы как-то сразу с Мисюком сошлись. Он мне рассказал в первую секунду знакомства, что он художник. А у меня пиетет перед художниками, я их обожаю. Я раньше думал, что все художники талантливы по умолчанию — но оказалось, что только Мисюк. 

А. М.: В общем, нам надо было сочинить обложечку для того, что написал Руслан, — назовем это так. А Руслан писал стихи и решил их издать в «подпольной книгопечатне».

 
 

 

 

Р. К.: На тот момент у нас с друзьями уже был журнал «Стенограмма», он с 2013 года существует. И мы с Мисюком собирали тексты с авторов, чтобы издавать. Это, как правило, были стихи.

А. М.: Руслан учился верстать, а я учился рисовать, всё с нуля. Тогда появилось творческое объединение под названием ouclup — еще до «Князев и Мисюк». 

Р. К.: «Аутсайдер клаб», короче.

 

 

Мы делали брошюрки и пытались сдавать их в магазины, но у тех была претензия к тому, что мы принесли стихи. Нам говорили: стихи в принципе никто не берет, а от ноунеймов — вы вообще в своем уме?

 

 

Р. К.: Хотя те, кого мы издавали, довольно известные сейчас люди: поэт Влад Гагин, например. Мы решили тогда, что издадим роман «В.Ö.» Марка Заевского (сценарист, прозаик. — Е. В.), и это будет закрытием ouclup. Какое-то уныние нас всех постигло году так в 2017-м.

 

 

 

Р. К.: Потом был год простоя и поисков, пока не поступило предложение издать повесть «Солнечные часы» Алексея Боровца (музыкант, прозаик. — Е. В.). Решили к осени 2020-го у нас будет пять книг: «Солнечные часы», повесть «Бабак» Марка Заевского, журнал «Внеклассовое чтение», пушкинские «Повести Белкина» и «Сказки для мертвых детей» Дмитрия Гаричева

 

 

 

Е. В.: Почему у вас такой логотип — очень напоминающий Мефистофеля с дома Лишневского на Петроградской стороне?

Р. К.: Еще во времена «Стенограммы» мы заседали в доме с Мефистофелем. А потом переехали на улицу Ленина, и окна там выходили прямо на Мефистофеля. А потом его сбили. Кстати, приходили наследники Лишневского и интересовались, кто нам разрешил такой логотип сделать. Еще бы мы кого-то спрашивали!

А. М.: Поэтому официально это не Мефистофель, а Мефисто. И сделан он по мотивам. Это не фотография, не изображение один в один. Это образ.

 

 

 

Русский private press

Е. В.: Почему ваши книги выглядят так, как они выглядят? Почему на обложке нет названия? Почему только иллюстрация, а название — на «пояске»? 

А. М.: Если углубляться в историю, то первоначально книги были просто связками тетрадей, и для этих связок под заказ делали обложку. Даже на корешке не всегда было название. Первые книги украшали картинками или тиснением. Это потом уже начали появляться названия, и по факту — на суперобложках. 

Р. К.: У нас нормкор. Вы хотели книгу — вот вам книга, что еще нужно? Любой рекламный, сопроводительный текст превращает обложку книги в плакат. Но книга не плакат. Мы стараемся вернуть ей загадку. Она разгадывается, когда вы книгу открываете. Зачем дублировать информацию с титульного листа на обложке? Когда обложка яркая, манящая, в магазине это работает. А когда ты домой книгу покупаешь, ты хочешь, чтобы у тебя была дома цветастая витрина? Или ты хочешь, чтобы было спокойно, скромно и похоже на искусство?

Е. В.: То есть вам близка концепция книги как объекта?

Р. К.: Мне близка концепция, что форма не должна отражать содержание в книгах. Если мы печатаем Пушкина или Байрона, то по логике надо использовать шрифт новая антиква (шрифт с засечками, не имеющий связи с рукописной техникой письма. Появился в конце XVIII века. — Е. В.). Потому что в начале XIX века все книги набирали этим шрифтом. Но если мы берем Платона, то что мы будем делать? Тогда не было шрифтов и печатных книг. 

 

 

 Вообще мы наследуем издательскому течению, которого не было в России, оно называется private press. Оно появилось в конце XIX века благодаря основателю движения «Искусство и ремесла» Уильям Моррис. Это эстетика допечатных книг, но в печатном виде.

 

Такие издательства выбирали высококлассную бумагу — веленевую, как правило. Делали кожаный переплет, хотя продавали и в картонаже, причем большую часть. Издавали классические тексты, изысканно оформленные. Моррис хотел, чтобы они были доступны каждому, но цену им назначали такую, что они не были. И это оказывалось в пику издателям коммерческих книг. Тогда доступ к типографским мощностям появился у большого количества людей, как правило коммерсантов, которые бездумно начали печатать книги, любые, лишь бы была прибыль. 

Это направление существовало до конца 1930-х годов, существует и сейчас, но не распространено широко. Даже у Вирджинии Вулф была своя private press. 

Мы стараемся подходить к делу так же щепетильно. У нас пока нет мощностей, чтобы печатать всю книгу высокой печатью. Сейчас мы так печатаем обложки. Получается роскошный самиздат.

ТОНКИЕ МАТЕРИИ И БЕЗОТХОДНОЕ ПРОИЗВОДСТВО

Е. В.: Какие иллюстрации можно увидеть в ваших книгах?

А. М.: Мы делаем ксилографии и линогравюры. Ксило — это на дереве, лино — на линолеуме. Ксилография трудозатратна, но позволяет делать более тонкие вещи, потому что это дерево, и его резать сложнее. Линогравюры резать гораздо легче, но из-за того, что линолеум податливый, рисунки получаются менее детализированными. С одной стороны — более мягкие, с другой стороны — углы острее. Это уже вопрос художественного языка: как соотносятся текст и иллюстрации, на какой язык ляжет стилистика иллюстраций.

Р. К.: Не, ну мы такими тонкими материями не оперируем же. Работаем по принципу безотходного производства. Есть кусок самшита — давайте выпилим из него.

А. М.: Ну вот. Ты все испортил.

Е.В.:  Из чего вы исходите, решая, как должна в целом выглядеть книга?

А. М.: Какая-то концепция у нас есть всегда. Например, в «Солнечных часах» Алексея Боровца идут параллельно две истории: одна про ребят, которые тусуются возле реки, вторая — про жизнь акулы... 

Р. К.: Она проглотила морского ежа. И у них диалог.

А. М.: Первоначально у нас были какие-то кораллы, планктоны на берегу. А потом подумали: пусть на берегу реки будет вынесенная волной фигурка. 

Р. К.: Там освещение на иллюстрациях меняется, потому что солнечные часы. У глав с действием на суше на заставке песок, у «морских» глав — море. Тёма вылепил из глины Венеру палеолитическую, чтобы ее срисовать в разном освещении. Венера выбрана, потому что повесть про акционизм и современное искусство, мы взяли один из самых древних памятников искусства.

 

 

 

 

Р. К.: Мы стараемся не повторяться и в каждой книге передаем привет отдельной эпохе. «Бабак» Марка Заевского — это большой привет инкунабулам, первопечатным книгам. Там можно увидеть место под буквицу в начале каждой главы, но мы обыграли эти квадраты и не вписали в них маленькую печатную букву, на основе которой художник потом будет рисовать большую, а поставили номер главы. Раньше использовали орнаменты, а у нас фигуративные заставки. Сама композиция книжной полосы здесь строится по золотому сечению. Еще была задача влезть в нужное количество страниц, чтобы их можно было сшить. Поэтому нет иллюстраций: 60 страниц реально согнуть, а больше — уже нет.

 

 

 

 

Р. К.: А в «Сказках для мертвых детей» Дмитрия Гаричева есть иллюстрации, это монотипии.

А. М.: Они делаются по принципу «как намазано, так и отпечатано», одноразовая история.

Р. К.: Гаричев так пишет, что ему противопоказаны фигуративные иллюстрации, которые описывали бы содержание, потому что это как поэзия. 

А. М.: Там иллюстрации будут выглядеть либо сказочными, что противопоказано серьезности его текстов. Либо сюрреалистическими.

 

 

 

Р. К.: Не накрутишь ты такое в живописи. У текста своя образность, у иллюстраций — своя, и эти языки вообще не пересекаются друг с другом. У Гаричева предельная художественность. А про обложку я сразу сказал: давай сделаем классический сюжет пляски смерти — и все.

А. М.: А я взял да нарисовал. А потом долго и упорно резал это из ясеня.

Р. К.: Пляска смерти идеально подходит. Классический сюжет, тут ничего не нужно придумывать вообще. Там еще фан-сервис есть: эта Смерть срисована с бергмановской из «Седьмой печати». 

 

 

 

А. М.: С «Фруктами и фруктиками» Павла Кошелева было так: в одну из поездок на родину в Самару я посмотрел на все вокруг — как город уходит в никуда, — посмотрел на своих друзей, знакомых. И тогда еще должен был начать выходить Cyberpunk 2077 со всей своей эстетикой. Так в голове сложился образ какой-то ретротопии — соединились ретро, киберсамураи... Я представил, что путь пацана — он как путь самурая. Так-то я хотел сделать серию графических листов, посвященных людям, Самаре, жизни в маленьком городе. Но возник текст, который ложился на мою идею. И я попытался ее реализовать.

 

 

 

 

Сто экземпляров и невероятные деньги

Е. В.: На какие деньги вы запустили «Князев и Мисюк»?

Р. К.: Первые большие деньги, которые мы пустили в издательство, — что-то около пятидесяти тысяч рублей, невероятные, конечно, деньги, — мы получили за курсы по книжному дизайну, которые проводили вместе с Никитой Вознесенским (дизайнер издательства «Коло» и создатель телеграм-канала «Гильдия» о книжном дизайне. — Е. В.). Потом продавали книги, издавали новые. Было бы проще, если бы магазины сразу нам деньги отчисляли, потому что кидают через одного. Может, потому что нас можно кидать, мы абсолютно низовая инициатива, такой анархо-капитализм. Но респект «Подписным изданиям» и «Фаланстеру», у них все четко. Сейчас мы последние деньги потратили на Кошелева и надеемся пустить в оборот деньги гранта от «Подписных». Это грант на издание повести «Река Лажа» Дмитрия Гаричева.

Е. В.: Что происходит с ценами на материалы и печать в последнее время?

Р. К.: Где-то в полтора раза произошло подорожание по сравнению с прошедшей книгой. 

Е. В.: Почему тираж всего сто экземпляров?

А. М.: Потому что наши бюджеты пока больше не тянут.

Р. К.: Гаричев распродался и ушел на второй тираж. И Пушкин распродался.

 

 

Современники и классики

Е. В.: Переход от издания поэзии к изданию прозы был осознанным?

Р. К.: Да. Потому что поэзию не продашь. К тому же я перестал понимать современную поэзию. А Тёма даже не начинал.

А. М.: Я честно пытался. Особенно тяжело ее воспринимать с позиции иллюстратора. Читаешь — ничего не понятно. Второй раз читаешь — ничего не понятно. Третий раз — думаешь: да бог с ним, как нарисую, так и нарисую!

Р. К.: Мы все время думали, какая должна быть концепция у издательства.

А. М.: Я ни о чем таком не думал.

Р. К.: Наш ouclup подразумевал, что существуют некие аутсайдеры, разбросанные вдали от метрополии, которые пишут в стол и у которых нет возможности вписаться в литературную тусовку, заявить о себе. Хотя это, конечно, конструкт, в эпоху интернета дела обстоят по-другому. Тем не менее мне приятно думать именно так, ведь я был таким же парнем из Уфы.

А. М.: Да, есть площадки в интернете. Но мне хочется просто рисовать и чтобы никто не трогал. А тебе надо и в «Инстаграм» написать, и в «Фейсбук» написать («Инстаграм» и «Фейсбук» принадлежат компании Meta, признанной в России экстремистской организацией. — прим. ред.), и в «ВКонтакте» написать — и когда же я наконец поработаю!

Р. К.: Аутсайдерская стратегия, да. Куда нам вписываться без большого бюджета и прочего? Ясно, что мы можем только ноунеймов издавать. По крайней мере, талантливые дебюты мы можем себе позволить. Мы стараемся, чтобы они были еще и региональными — а то все приходят в Москву, и меня это тревожит. Москва — совсем другая история, там другие бюджеты, там разные издательства. А про условный Воронеж опять забыли. 

А. М.: Москва — место бездонное. А мы в Петербурге, где, с одной стороны, талантливых людей много, потому что все приезжают сюда поступать, и многие оседают. Финансов по сравнению с другими регионами побольше, хотя, конечно, не Москва. И получается пересечение — талантливые люди, какие-никакие бюджеты и творческая тусовка, которой книги могут быть интересны.

 
 

 

А мы можем сделать красивую книгу. Да, она будет не самая дорогая, потому что у нас нет больших денег, но пока ни один дебютант нигде больше такую не получит. Даже не каждый финалист «Большой книги» получит книгу с таким качеством. Какое-нибудь «Эксмо» его издаст — и пусть радуется. А мы сделаем лучше, чем «Эксмо».

 

Е. В.: Почему вы, помимо современных дебютов, издали еще и «Повести Белкина» Пушкина?

Р. К.: Это серия «Классика», параллельный процесс. Никита Вознесенский, наш коллега, сказал: давайте издадим Пушкина. У Никиты был перенабранный вручную текст в дореволюционной орфографии. Он грезил идеей нового оформления книги и хотел, грубо говоря, стимпанковскую вещь. Он назвал это «новой типографикой в классическом оформлении» — книга, сделанная так, будто на дворе 1920-е годы. Там и фотодекор, который в те времена использовался. Шрифт тоже из тех времен — конструктивистский, футура. А вообще «Повести Белкина» — первая прозаическая книга Пушкина, так что с натяжкой можно считать дебютом, как и другие наши книги.

 

 

 

 

А. М.: В моих личных мечтах издать «Калевалу». Я думаю, можно поднять первые оригинальные переводы и издать, иллюстрации одной художницы у меня уже есть на примете.

Р. К.: На очереди Гёте, потому что у нас с ним связь через Мефистофеля. Хотим издать «Страдания Вертера» в переводе Николая Рожалина. Перевод этот впервые вышел в начале XIX века и с тех пор не переиздавался. Рожалин так впечатлился текстом, что приезжал в Германию знакомиться с Гёте. 

А. М.: Мы же еще думали «Шинель» издать. Я под «Шинель» хочу тоже ксилографий нарезать. У меня есть заначка дуба.

Р. К.: Для меня эталон дебютного текста — это «Машенька» Набокова. Я всех меряю по «Машеньке». И современников, и классиков. А смысл издания классики для нас в том, что она может деньги приносить. И классику в достойном оформлении не делает никто. 

Е. В.: Если не из далеко идущих планов — что будете издавать в этом году?

Р. К.: Будет «Река Лажа» Гаричева и книга поэта и писателя Кирилла Александрова про Южную Америку под названием «Что есть дом». Кирилл два года путешествовал по Южной Америке, ел ягуара, прошел обряд аяуаски и все это описал. В конце года будет еще классика: «Отец Сергий» Льва Толстого. Лучшая его книга, на мой взгляд, и очень нужная сегодня.

 

 

Дата публикации:
Категория: Ремарки
Теги: интервьюИздательство Князев и МисюкСолнечные часыБабакСказки для мертвых детей
Подборки:
0
0
6154
Закрытый клуб «Прочтения»
Комментарии доступны только авторизованным пользователям,
войдите или зарегистрируйтесь
«Папуля» — сборник из десяти рассказов о людях разных возрастов и социальных положений, мирное течение жизни которых внезапно подрывается действием человеческого бессознательного.
В поэтическом мире Николая Синехога «юг и запад — выгодные направления», а «рифма приняла решение о приостановке всех инвестиций». Новый выпуск рубрики «Опыты» — на сайте «Прочтения».
«Билли Саммерс» — шестьдесят третий по счету роман Кинга и второй его роман, выпущенный в 2021 году. Без искренней увлеченности делом такой темп работы выдержать невозможно, и «Билли Саммерс» в ряду последних романов Кинга занимает особое место: в нем собрано все, о чем так любит писать король ужасов.
Во «Внутренней колонизации» Эткинд анализирует историю завоеваний Россией собственных и чужих территорий и народов и рассуждает о попытках литературы разрешить проблемы внутренней колонизации. Он показывает движение от истории к литературе и обратно, используя неожиданные интерпретации критических текстов об имперском опыте, авторами которых были Дефо, Толстой, Гоголь, Конрад, Кант и Бахтин.
Совместный проект Оэстерхельда и Бреччиа — цикл из десяти графических рассказов, объединенных фигурой Морта Синдера — бессмертного мужчины, живущего на свете несколько тысяч лет. Он был рабом во время строительства Вавилонской башни и египетских пирамид, участвовал в Фермопильском сражении и Первой мировой войне, погибал и воскресал вновь — свидетель эпохальных кровопролитий, хранитель исторической памяти.