Текст: Анна Делианиди
Ольга Птицева — писательница, преподавательница креативного письма и соведущая подкаста «Ковен дур». Она пишет янг-эдалт и не боится экспериментировать — будь то работа со сложными темами, разными жанрами или вообще в соавторстве с донами*. О переломном моменте в жизни, писательском сестринстве и о том, зачем вымыслу реальность Ольга Птицева поговорила с Анной Делианиди специально для «Прочтения».
— Ты очень разноплановый автор, у тебя есть условно любимый жанр как у писателя? А как у читателя?
— Для меня самое главное, с каким бы жанром я ни работала и как ни писала, чтобы там было максимально много от реальности. Даже если я про рептилоидов буду писать когда-то, у них будут очень похожие проблемы на мои, на наши ежедневные. Так что мне, скорее, не жанр ближе, а чтобы сеттинг, задумка и концепция были интересными, важно, чтобы это было честным, искренним, уязвленным даже. Я как автор готова быть уязвленной, испытать боль, потому что если это получается — значит, я делаю что-то ценное.
А вот как читателю мне в последнее время больше откликаются истории реалистичные, истории ситуаций, в которых я не была. Это же возможность прожить что-то еще и перенять опыт, которого у тебя пока нет. Так что, можно сказать, что я как читатель склоняюсь к реализму. Хотя недавно вот закончила читать трилогию Наташи Осояну «Невеста ветра», и это было прекрасно, хотя это абсолютно романтическое фэнтези. Но там были корабли, моряки, пираты… Я в этом увидела такой путь женщины в патриархальном мире, что мне откликнулось все. Так что, по сути, в этом вопросе тоже ответ больше про тематику, про то, как это сделано, чем в каком жанре.
— Над чем ты работаешь прямо сейчас?
— Сейчас я пишу янг-эдалт роман про старшеклассников в маленьком моногороде. И это отсылка к моему окончанию школы в Тульской области. Там было много моногородов, я жила, например, в таком, который был прикреплен к колонии. Вот такое градообразующее предприятие… Внутри этой истории — рабочее название у нее «Заморозки» — подростки живут в городе вокруг огромного военного завода. Там грядет большая проверка, и готовить ее из центра приезжает майор со своей семьей. Его дочка Ася вынужденно оказывается новенькой в этой школе, в классе, где в целом отношения нестабильны и есть парень, которого сильно буллят, причем не понять, за что конкретно. Раскрою секрет: это история про школьный шутинг, про его причины и про то, как все это неоднозначно. Про то, как мы все виноваты в том, что может однажды произойти.
— Расскажи об истории своих текстов. С чего все начиналось?
— С того, что шесть лет назад я сломала ногу. Я тогда работала в Центральной избирательной комиссии: окончила Юридическую академию в Москве и начала свою юридическую практику. Перелом был очень сложный — я на полгода выпала из работы и из активной жизни, но зато успела переосмыслить все, что со мной происходит. Я вдруг поняла, что живу не своей жизнью: это жизнь кого угодно — моих родителей или людей вокруг, но точно не моя.
Меня тогда очень сильно поддержал муж: он сказал, что, если мне не хочется, можно после больничного не возвращаться на работу, а искать и делать то, что откликается и нравится. Я тогда уже несколько лет как писала стихи. У меня был паблик «ВКонтакте»… Я писала стихи и вдруг подумала: а почему бы не попробовать написать прозу?
Я же очень много читала в детстве. Меня тоже буллили в школе, мне нужно было некое безопасное место, чтобы приходить в себя, — так и появились книги. Я тот самый человек, взращенный мальчишками Крапивина. Выросла на его книгах. Так что я решила попробовать и написала фэнтези-сагу. Уже через год после начала работы дилогия вышла в «АСТ». Она была с уклоном в проблемы экологии, с темой долга и желания человека его не исполнять, называлась «После огня». Тогда я писала под псевдонимом Олли Вингет: это была редакторская позиция, нужны были иностранные имена авторов. Так что я смогла отделаться от этого чертова псевдонима только два года назад, когда ушла из «АСТ».
— В автофикшен-цикле про детство ты пишешь о Крайнем Севере. Тебе как писателю помогает опыт проживания на периферии страны?
— Я большую часть своей жизни прожила на периферии: до десяти лет — на Крайнем Севере, потом до восемнадцати — в Тульской области, последние десять я как бы живу в Москве, но по факту девять из них — в Московской области. Так что я не могу себя назвать москвичкой, знающей проблемы и чаяния москвичей внутри Садового кольца, мне намного ближе проблемы и боли людей, живущих на периферии. Это меня волнует. Если вдруг кажется, что у тебя не очень дела идут, можно всегда посмотреть портал «Такие дела», чтобы понять, что происходит не в Москве. Это меня всегда приземляет и обращает к реальности, когда я берусь за следующий фикшен-текст.
Крайний Север — место моей силы, чем старше я становлюсь, тем больше я про это думаю и вспоминаю. Я мечтаю вернуться туда пожить еще, но воспоминания из детства всегда со мной, это мой костяк.
— Что такое «Ковен дур»? В целом и для тебя?
— Сестринство, семья.
Все проекты, которые у нас есть с девочками, — это все вторично, главное, что это моя семья. Девочки: Марина, Саша, Женя, — их мужья: Сержик, Сергей и Вася — это часть меня. Мы встречаемся на дни рождения, мы дружим семьями — я и мой муж Кирилл, мы постоянно взаимодействуем. Это поддержка невероятной силы, это принятие тебя в любом, даже самом сложном, состоянии, это ощущение союзничества, ощущение, что, даже если весь мир будет против тебя, они будут за тебя.
— А как вы познакомились?
Ой, это было смешно. Все опять с моей ногой сломанной. Самый «переломный» момент моей жизни, можно сказать.
Я лежала дома со сломанной ногой, много читала — вернулась к активному чтению. Мне попалась в руки первая книга Марины из цикла «По ту сторону реки» — «Ярилина рукопись». Я прочитала, мне ужасно понравилось, это было какое-то окно в лес из моей квартирки, где я проводила в ЛФК и массажах мучительные дни. И я написала стихотворение про эту книжку. А потому нашла Марину «ВКонтакте» и написала ей, что вот, мол, стих. И мы как-то заобщались, а она прекрасный фотограф, так что мы договорились, что, когда я встану на ноги, я приду к ней на фотосессию. И вот в феврале, я еще с тростью ходила, мы с Кириллом отправились в Сад имени Баумана фотографироваться. Я к тому времени сильно изменилась: похудела, отрезала волосы, поменяла свой стиль одежды. Мне хотелось запечатлеть все эти изменения, во мне происходящие, посмотреть со стороны, кем же я стала во время затворничества. И мы отправились туда, увидели с ней друг друга, сцепились и просто два часа проговорили так, будто мы знакомы десять лет. После фотосессии и Сергей, и Кирилл у нас у каждой по отдельности спрашивали дома, как давно мы знакомы, давно ли мы дружим. А мы до этого всего парой сообщений «ВКонтакте» обменялись. В этот момент Марина уже знала Сашу Степанову и Женю Спащенко. Сашу — по шорт-листу премии НДК (Новая детская книга, издательство «Росмэн»), Саша вышла там в финал с романом «Пятая бездна». А с Женей они познакомились в интернете, потому что Женя однажды увидела фотографию Марины в каком-то блоге и оказалось, что они нереально похожи: одинаковый цвет волос, прически, даже мужей Сергеями зовут. Так что Женя ей просто как-то написала: «Знаете, похоже, я — это вы» — и они подружились и даже ездили к Жене с Сергеем в Одессу. Так что Марина как коммуникатор нас собрала, и я поняла, что обрела семью. Вы можете быть супер-разными: взгляды, какие-то решения — но это не отменяет вашей общности, и это невероятная ценность.
— Это же очень редкая история, когда в определенном сообществе друзей все как один достигают успеха в одном и том же деле. Как это получилось с вами?
— Наверное, мы сошлись на одном общем интересе к писательству, но мы пишем абсолютно разные истории. И так сложилось, что мы оказались в одном издательстве. Когда ты дружишь против одного врага, это очень объединяет. Без поддержки девочек, наверное, я бы не стала биться с этой ветряной мельницей, не стала бы отбирать права на свои книги, не стала бы ничего доказывать… Но когда за тобой такая огромная силища, кажется, что все возможно.
Мы занимаемся, в общем-то, одним и тем же, но если так произойдет, что кто-то из нас сменит род деятельности, мы не перестанем быть близкими друг другу людьми.
— Как ты пришла к преподаванию?
— Мне кажется, я до сих пор к этому не пришла. Все время смотрю со стороны на себя и думаю: «Боже, что я делаю…»
Когда я ушла из «АСТ», я начала думать о том, что делать дальше. В редакции нам постоянно говорили, что мы недостаточно хороши, это очень въелось в голову. И вот с таким багажом я пошла учиться. Я прошла сначала базовый курс в Creative Writing School, потом полгода училась на курсе у Ольги Александровны Славниковой, параллельно с этим я окончила несколько курсов по автофикшену — у Арины Бойко, Наташи Калинниковой и Ольги Брейнингер — и в какой-то момент поняла, что, во-первых, у меня набралась достаточно большая теоретическая база, а во-вторых, я ее переработала и у меня есть, чем делиться.
И я поняла, что правда хочу этим делиться. Из своего опыта нести что-то и говорить с молодыми авторами, чтобы сделать их путь чуть более безопасным. К сожалению, у меня не было наставника и тех, кто бы мне помог на самом старте. У меня были девочки, но они тоже ничего не знали толком, мы просто вывозили это вместе. Если бы был кто-то, кто мог помочь или подсказать, рассказать, как все на самом деле, все было бы гораздо проще. Такой человек с факелом, который подойдет, даст тебе факел и скажет: «Вот, иди». У нас такое маленькое, но токсичное комьюнити, что хочется поддержки, правда. Хочется немного союзничества.
— Из тех курсов и вебинаров, которые ты уже создала, есть любимый?
— Наверное, это мой первый авторский вебинар «Все в слова». Здесь выражен мой подход не только к писательству, но и вообще к жизни. Мне кажется, что реальность — поставщик невероятного количества сюжетов и фактуры, которые придумать и смоделировать невозможно и не нужно. Мне ужасно хотелось бы, чтобы писатели, молодые и нет, посмотрели на мир через то окно, через которое на него смотрю я, и увидели, сколько всего вокруг, как все щедро на мысли, на смыслы. Мне очень хочется этим поделиться, может быть, это кому-то даст какой-то новый приток вдохновения.
— Исходя из твоего опыта работы с теми, кто только хочет стать писателем, — писательскому мастерству все же можно научить или должен быть непременно врожденный талант?
— Мне сложно оперировать категорией таланта, я, если честно, не могу сформулировать, что это такое. Мне кажется, мы все рассказываем истории — мы каждый день это делаем. И можно научиться делать это хорошо, опираясь на механизмы рассказывания. Есть наука — сторителлинг, есть наука художественных инструментов работы с текстом.
Наверное, невозможно привить некий художественный вкус из ниоткуда или подвести автора к его авторскому голосу и авторскому стилю. Но рассказать, как классно реализовать задумку технически, можно. И это точно облегчает путь. Это как маршрут из точки А в точку Б без проложенных безопасных вешек или то же самое, но с ними. Далеко не все приходят в точку Б с пониманием, как написать рассказ или роман. Но шанс есть. Если бы у меня был такой маршрут, проложенный кем-то, мой первый роман получился бы куда лучше. Это больше про взаимодействие и возможность поделиться своим опытом.
— А расскажи про опыт начитывания собственной книги для аудиоверсии.
— Их было три. Один — про общий текст. Мы с девочками написали общую книгу про подкасты, записывали ее во время карантина, так что мы записывались каждая дома. Стояла жара, я сидела под столом, заваленным подушками, накрывшись одеялом и согнувшись в три погибели, и очень радостным голосом рассказывала: «Подкасты — это новые медиа, искренние и интимные. Друзья, подкасты помогут вам раскрыть свой потенциал…» И вот это вот все — радостным и очень воодушевляющим голосом. Я потела, как никогда в жизни. Ходил орал кот, у мужа были созвоны по работе, а я сидела под столом в одеяле в плюс тридцать и читала про подкасты.
А с моими текстами опыт двойной, и он двоякий. Первый — про книгу «Край чудес» про заброшенную Ховринскую больницу, мы эту книгу выпустили с издательством Clever. Все было очень сумбурно, потому что шла вторая волна ковида, мы не понимали, успеваем мы или нет, поэтому мы записывали три дня по пять часов. Текст был суперсвежий, он еще не вышел книгой, а только ушел в типографию. И это ужасно — читать свой свежий текст. Потому что ты еще очень сильно помнишь, как ты его писал, и ты видишь просто миллион огрехов. Хотя ты его сто раз вычитала, вы с редактором все прошли, с корректором все прошли, но ты еще настолько критически относишься к этому тексту, он еще настолько пластичен, что кажется, что нужно все перечеркнуть и переписать. Плюс запись по пять часов в день… К пятому часу ты уже вообще не понимаешь, что ты читаешь. Как будто мира вокруг не существует, есть только ты и эти чертовы буквы, это было очень тяжело. Но вроде бы получилось неплохо. Аудитории нравится, оставляют позитивные отзывы, но мне было очень страшно, конечно.
А второй опыт случился с романом «Выйди из шкафа», это мой квир-роман, он вышел как сериал в Bookmate Originals, сейчас мы его готовим к изданию в бумаге. И это был совершенно другой опыт. У меня была прекрасная продюсерка Надя, которая проработала текст, расставила мне все ударения, мы встречались с ней ровно на три часа в прекрасной комфортной студии в комфортное для всех время. После трех часов работы Надя каждый раз говорила: «Так, все, стоп. У тебя устали связки, попей теплой воды и иди домой». То есть меня окружили заботой, все время были рядом со мной, меня поили кофе и кормили вкусным. В Bookmate сделали, кстати, трейлер — и в нем нарезки их этих наших разговоров, потому что они получились довольно уморительными и их было просто невозможно выбросить, так вот там кажется, что я только и делаю, что пою, пью кофе и рассказываю истории, как меня бесплатно поят в рюмочных за эту книгу. Атмосфера во время записи и была именно такая. Книга тяжелая, про травму, про писательство во всей его мучительности, а запись была веселая и легкая. В общем, Bookmate — моя любовь.
— Давай чуть-чуть поговорим про янг-эдалт. Есть какие-то устойчивые тренды в том, что интересно молодым читателям?
— Ну вот из последних лет это то же самое, что актуально для общего литерального комьюнити, настроенного на осознанность. Подростки хотят читать про телесность, идентичность, сексуальность, про извечную проблему отцов и детей, мы все с родителями в странных и сложных отношениях пребываем, а у подростков есть шанс сепарироваться — и сделать это вовремя. И круто, если книжка кому-то поможет сделать это безболезненно.
Это межличностные отношения, потому что в таком возрасте самые сильные переживания, самые восторженные чувства, самые большие мурашки бегают по руке, когда кто-то на тебя посмотрел. И конечно, это социально актуальная проблематика. Потому что подростки не живут в вакууме, они не тупые, как иногда кажется авторам и издателям, — они намного острее нас, выросших, во многих вопросах. И они это все видят, и им странно, когда в книге об этом не говорится. Когда пишем про конец десятых — начало двадцатых и не говорим про проблемы буллинга, ЛГБТ+ сообщества, селфхарма, депрессивных состояний. То есть все эти острые темы, которые кажутся типа взрослыми, подросткам нужны так же — а может, даже больше, чем взрослому человеку. Но это, конечно, про хороший янг-эдалт, про думающих подростков. Нельзя воспринимать янг-эдалт прозу как возможность посмотреть сверху вниз. Это самая свободная проза, она вообще не оглядывается ни на кого, она очень самобытная, очень искренняя, и она очень про то, что болит.
— Оль, и все-таки — зачем вымыслу реальность?
— Реальность вымыслу нужна для того, чтобы наполнить этот вымысел ценностью. Сюжет ради сюжета не самоценен. Увлекательный фикшен-сюжет, в который добавлена проблематика — это уже ценность. Но зачем тогда этот жанровый аспект фантдопущения? Мне кажется, это создает такое безопасное пространство, в котором можно обсудить всяческие ужасы, всю самую болезненную актуальную проблематику. В этом пространстве мы не всегда называем вещи своими именами, мы несколько искажаем и смещаем акценты и делаем это для того, чтобы создать увлекательную историю, которая исподволь поднимает самые трудные темы, самую неоднозначную проблематику.
— У тебя в университете была какая специализация? Влияют ли эти пять лет на общий план твоих текстов?
— Я изучала теорию государства и права — все великое и незыблемое, что есть в нашей стране. И это помогает мне тем, что у любого правового отдела в любом издательстве от меня дергается глаз: я читаю свои договоры и договоры своих друзей очень тщательно. Потому что договоры могут быть разными, очень. Например, я видела пункт, когда издательство берет право рассматривать новые рукописи, а если ты не покажешь, то будешь платить штраф. И часто авторы не вчитываются в такие моменты, просто проверяют реквизиты и подписывают.
— Есть у тебя места, где вдохновение приходит автоматически?
— Я могу на балконе сидеть, смотреть в пустую стену и писать. У меня много происходит в голове — вне зависимости от окружающей среды. Но когда я вижу мшистые валуны, я плачу. Огромные, выше меня ростом камни, поросшие мхом, под Выборгом в парке Монрепо.
В целом же это даже не места, в которых я что-то пойму, — скорее это ситуационные моменты, когда что-то складывается и высвечивается, когда ты что-то находишь. И со мной это может происходить где угодно, включая электричку Москва — Монино.
— Если нужна перезагрузка и отдых от текста, на что тебе лучше всего переключаться?
На физическую активность. Я люблю йогу, дыхательные практики, вакуум. Это то, что меня перегружает по полной программе. Ну и, кончено, смена места. Когда приходит глобальная усталость, нужно собирать вещи и ехать в Питер. Есть, все что можно, и пить все, что красиво, получать в друзья новых барменов, которые потом тебя провожают до «Сапсана»… Я порой очень затворнически себя веду, так что выход в люди тоже работает. Или провести время с друзьями, которые не имеют совсем никакого отношения к литературе.
— Расскажи про опыт совместной работы над текстом с донами, это ведь очень уникальная штука…
— Я не знаю, как я на это решилась. На платформе «ВКонтакте» есть возможность закрытой группы донов, где есть минимальный взнос в 100 рублей — и вообще свободный донат. Так что мы его и оставили, я не поднимала никаких планок, это как чаевые на бокал вина мне.
Ты пишешь черновик и показываешь его группе людей в этом закрытом сообществе, которые его читают и обсуждают с тобой. Они как бы смотрят за твое плечо во время работы над текстом. Но я знала, что у меня есть безопасные мои читатели, и с ними такие эксперименты делать очень комфортно. У нас есть чат, куда я прихожу и ною, что у меня очередной затык. И они предлагают мне второстепенных персонажей. Это уже сотворчество. У нас с ними есть свой книжный клуб, куда я приглашаю своих друзей- авторов. Мы обложки обсуждаем для моих книжек… Но самое главное — они читают мои тексты. И они видят в них ценность и глубину — там, где даже я ее не всегда замечаю. И дают очень дельные советы. Так что да, это странный и уникальный формат, но очень важный для меня.
— Тебя часто узнают читатели? В целом — насколько для автора важна медийность и узнаваемость персоны?
— Иногда бывает. И это невероятное счастье, я в такие моменты как будто в фильме каком-то. Это невероятно классно, правда. Мне иногда пишут в инсте: «Я видела вас в баре, вы были с друзьями, мне было неловко подойти»… И я тогда думаю: боже, надо же было обязательно подойти! Это была бы такая красивая история… Мой нарцисс внутри меня говорит, когда меня узнают: давай обмажемся этим моментом с ног до головы. Но это, конечно, не самоцель. Книжки не для этого пишутся. Книжки в целом как труд — про затворничество. И вообще, если хочется максимальной медийности — то это не в литературу, определенно.
Но медийность для писателя, конечно, нужна, потому что никто не продаст твою книгу, кроме тебя самого. За очень редким исключением. Если ты сам не выходишь на своего читателя, не заинтересовываешь его собой как личность, то шансы, что твоя книжка продастся хорошо, минимальны. Только если тебе повезет с издательством, которое вложится в твое продвижение. А это, к сожалению, бывает очень редко. Потому что крупным издательствам это не нужно — у них поток, а у маленьких просто денег нет. И тут всегда совместная работа, когда ты фигачишь на уровне медийного пиарагенства для раскрутки своей книги.
Поэтому, когда узнают на улицах, ты думаешь: «Все не зря».
Фото: Марина Козинаки
войдите или зарегистрируйтесь