Тайари Джонс. Брак по-американски
- Тайари Джонс. Брак по-американски / пер. с англ. А. Платоновой. — М: Издательство АСТ, 2020. — 352 с.
Тайари Джонс — писательница родом из Атланты. Свою первую книгу Leaving Atlanta она написала, получая постдипломное образование в Университете штата Аризона. В романе «Брак по-американски» рассказывается история молодого управленца Роя и талантливой художницы Селестии. Они воплощение американской мечты. Однако Роя арестовывают и приговаривают к двенадцати годам за преступление, которого он не совершал. Селестия опустошена и требует от мужа развода, понимая, что не сможет любить его, как раньше. Эта книга — пронзительное повествование о людях, одновременно связанных и разделенных силами, которые им не подвластны.
Упомянутые в наших публикациях книги можно приобрести с доставкой в независимых магазинах (ищите ближайший к вам на карте) или заказать на сайтах издательств, поддержав тем самым переживающий сейчас трудный момент книжный бизнес.
Знаю, найдутся те, кто скажет: наш брак был в кризисе. Людям всегда есть что сказать, когда они не видят, что происходит за закрытыми дверями, в кровати, между закатом и рассветом. Но я, будучи не только свидетелем, но и частью нашего брака, убежден, что у нас все было в порядке. Ведь если ее может вывести из себя клочок бумаги, а меня сводит с ума дурацкая резинка — это что-нибудь да значит.
Да, мы были женаты, но мы были молоды и были друг от друга без ума. Прошел уже год, а огонь между нами все еще пылал. Ведь в чем здесь главная трудность? Установить следующее обновление. По идее, мы как тот сериал, «Другой мир»1, в телешоу «20 лет спустя». Выросшие Уитли и Двейн. Но таких, как мы с Селестией, Голливуд еще не выдумал. У нее талант, а я — ее менеджер и муза. Не в том смысле, что я лежу в чем мать родила, а она меня рисует, нет. Я просто остаюсь собой, а она за мной наблюдает. Еще до свадьбы ее скульптура выиграла приз — на расстоянии это просто шар из разноцветного стекла, но если встать поближе и взглянуть с определенного угла, линии внутри стекла складывались в мой профиль. Ей за эту работу предложили пять тысяч долларов, но она не захотела ее продавать. Когда брак под угрозой, так не поступают.
Она поддерживала меня, а я поддерживал ее. В прошлом, когда мужчины работали, чтобы жены сидели дома, их называли «кормильцами». Рой-старший очень стремился стать кормильцем, чтобы Оливия сидела дома, но у него не вышло. Отчасти для него, а может быть, и для себя самого я пропадал на работе, чтобы Селестия оставалась дома и шила кукол — в этом заключалось ее творчество. Я скорее за мраморные скульптуры музейного уровня и утонченные карандашные рисунки, но куклы доступны даже широкой публике. Я представлял себе линейку матерчатых кукол, которых мы станем продавать оптом — таких можно посадить на полку или просто обнять покрепче. У нее будут и первоклассные работы на заказ, и произведения искусства, за которые станут платить пятизначные суммы. Но имя она себе заработает именно на ходовых куклах — так я ей сказал. И оказался прав.
Знаю, что все это уже быльем поросло и на чудный сад совсем не тянет, но, честно говоря, мне нужно рассказать все с самого начала. Мы были женаты год с небольшим, но это был хороший год. Даже она с этимспорить не станет.
Метеорит врезался в нашу жизнь в День труда2. Мы поехали к моим родителям в Ило на выходные. Решили доехать на машине, мне такие поездки нравились больше. По работе часто приходилось летать — тогда я работал торговым представителем в издательстве учебной литературы, которое специализировалось на пособиях по математике (хотя максимум, что я мог — умножать в уме до двенадцати). Дела у меня шли в гору: продавать-то я умел. За неделю до нашей поездки я заключил неплохой контракт на поставку учебников с нашей альма-матер, и все шло к подписанию еще одного, с Госуниверситетом Джорджии. До магната далековато, но я надеялся на премию, которой хватило бы, чтобы начать разговор о покупке нового дома. Вообще-то, меня полностью устраивала и наша нынешняя обитель — крепкий и просторный одноэтажный дом в тихом районе. Просто его нам на свадьбу подарили ее родители, Селестия в этом доме выросла, и они его передали своей единственной дочери — и только ей. Так белые обычно делают, дают детям опору, очень по-американски. Но мне хотелось вешать шляпу на крючок, под которым бы значилось мое имя.
Вот что было у меня на уме, но не в душе, пока мы ехали в Ило. Ссора в годовщину осталась позади, в наши отношения вернулся прежний ритм. Олдскульный хип-хоп долбился в колонки нашей «Хонды Аккорд» — машина для семьи с детьми, но у нас задние сиденья пока пустовали.
Шесть часов спустя я включил поворотник и свернул к выезду 163. Когда мы съехали на двухполосную дорогу, я почувствовал, что Селестия как-то переменилась. Она ссутулила плечи и грызла кончики волос.
— Что случилось? — спросил я, убавив громкость величайшего хип-хоп-альбома в истории.
— Просто переживаю.
— Из-за чего?
— Знаешь, такое чувство, будто я духовку забыла выключить.
Я вернул громкость до уровня где-то между долбежкой и грохотом.
— Ну позвони Андре.
Селестия теребила ремень, будто он слишком натирал ей шею.
— Я рядом с твоими родителями всегда чувствую себя неуверенно.
— С моими?
Людей проще, чем Оливия и Рой, просто не найти. А вот родителей Селестии действительно открытыми не назовешь. Ее отец был невысокий пижон, ростом от горшка два вершка, с копной волос не хуже, чем у Фредерика Дугласа3, которую разделял надвое косой пробор. Вдобавок ко всему он был еще и какой-то гениальный изобретатель. А ее мать работала в сфере образования, но была не учителем и даже не директором, а помощником инспектора школьного округа. А, забыл сказать, ее отец лет десять-двенадцать назад напал на золотую жилу, когда изобрел соединение, которое замедляет образование осадка в апельсиновом соке. Эту конфетку он продал крупной корпорации, и с тех пор на их семью без конца льется денежный дождь. Так что этих людей действительно удивить сложно. По сравнению с ними Оливия и Рой — это просто подарок.
— Да они тебя любят, — сказал я.
— Нет, любят они тебя.
— А я люблю тебя, и поэтому тебя они тоже любят. Просто же, как дважды два.
Селестия смотрела в окно, мимо проносились тонкие сосны.
— Мне тревожно, Рой. Поедем домой.
Моя жена склонна драматизировать. Но она как-то странно запиналась, и я понял, что она боится.
— Что с тобой?
— Не знаю. Давай вернемся?
— Но что я маме-то скажу? Ты же знаешь, она уже вовсю ужин готовит.
— Свали все на меня. Скажи, я во всем виновата.
Когда вспоминаешь об этом, кажется, что смотришь ужастик, и просто диву даешься, почему же герои так настойчиво игнорируют знаки опасности. Ведь когда чей-то призрачный голос говорит тебе «беги», надо бежать. Но в реальной жизни ты никогда не поймешь, что оказался в фильме ужасов. Ты скорее подумаешь, что твоя жена просто накручивает. Будешь втайне надеяться, что она беременна, потому что именно ребенок привяжет ее к тебе накрепко и отрежет ей пути отступления.
Когда мы приехали, Оливия ждала нас на веранде. Мама любит парики, и в тот раз она надела кудри цвета персикового варенья. Я запарковался во дворе, впритык к папиному «Крайслеру», заглушил двигатель, распахнул дверь, взбежал по лестнице, перепрыгивая через ступеньку, и обнял маму. Она у меня малышка, так что я без труда поднял ее в воздух, и она засмеялась звонко, как ксилофон. «Маленький Рой, — сказала она, — наконец ты дома».
Поставив ее на землю, я обернулся, но позади меня было пусто. Я сбежал вниз, снова перепрыгивая через ступеньку, открыл пассажирскую дверь, и Селестия протянула мне руку. Клянусь, я видел, как мама закатила глаза, когда я вывел жену из «Хонды».
— Тут у вас треугольник, — объяснял мне Рой, пока мы пили коньяк, уединившись в комнате. Оливия стояла у плиты, а Селестия ушла переодеться с дороги.
— Мне повезло, — продолжил он. — Когда мы с мамой познакомились, оба уже были вольными птицами. Мои умерли, а ее жили где-то в Оклахоме и вели себя так, будто ее и на свете не было.
— Они поладят, — ответил я ему. — Селестии просто нужно время, чтобы привыкнуть к новому человеку.
— Ну, и мама у тебя тоже не ангел, — сказал Рой-старший, соглашаясь, и мы подняли стаканы, чтобы выпить за наших сложных женщин, которые сводили нас с ума.
— Будет проще, когда она родит.
— Верно. Дикого зверя задобрит внук.
— Ты кого назвал зверем?
Мама возникла в комнате и уселась на колени к Рою-старшему, как девочка-подросток. Из другой двери вышла Селестия, отдохнувшая, красивая, надушенная цитрусовыми духами.
Я устроился в раскладном кресле, а родители ворковали на диване, и сесть Селестии было некуда, так что я похлопал себя по ноге. Она игриво устроилась у меня на коленях. Со стороны мы выглядели как участники неловкого двойного свидания откуда-то из 50-х.
Мама выпрямилась:
— Селестия, я слышала, что ты знаменитость.
— Прошу прощения? — Селестия слегка дернулась, чтобы встать, но я ее удержал.
— Ну, в журнале публикуешься. Почему нам не рассказала, что наделала шуму?
Селестия смутилась.
— Это ведь просто вестник выпускников.
— Это журнал, — ответила мама.
Она взяла номер с полки под журнальным столиком и открыла страницу с загнутым уголком. На опубликованной там фотографии Селестия держала куклу Жозефины Бейкер4. «Художники, за которыми стоит следить», — гласила надпись жирным шрифтом.
— Это я прислал, — признался я. — А что делать? Я тобой горжусь.
— Правда, что тебе за кукол платят по пять тысяч долларов? — Оливия сжала губы, взглянула на Селестию краем глаза и быстро отвела взгляд.
— Не всегда, — ответила Селестия, но я ее перебил.
— Так и есть. Ведь я ее менеджер. И я никому не позволю обобрать мою жену.
— Пять тысяч долларов за куклу?
Оливия обмахивалась журналом, пряди цвета персикового варенья подлетали вверх.
— Видимо, для этого Господь и создал белых.
Рой хрюкнул, а Селестия завертелась, как жук, упавший на спину, пытаясь встать с моих колен.
— По фотографии судить сложно, — она оправдывалась, как маленькая девочка. — Головной убор вручную расшит бисером, и...
— Пять тысяч долларов на бисер точно хватит, — вставила мама.
Селестия посмотрела на меня, и я попытался их помирить:
— Мама, ругай игру, а не игроков.
Рядом со своей женщиной мужчина всегда поймет, что ляпнул невпопад. Умеет она так управлять ионами воздуха, что ты дышать перестаешь.
— Это искусство, а не игра.
Взгляд Селестии упал на околоафриканские узоры в рамке на стене.
— Настоящее искусство.
Рой-старший, умелый дипломат, предложил:
— Может, если бы мы могли увидеть вживую...
— У нас как раз одна в машине лежит, — ответил я. — Пойду принесу.
1) Сериал, выходивший в 1987—1993 годах и рассказывавший о жизни группы студентов, обучающихся в бывшем «чёрном университете».
2) Национальный праздник в США, отмечаемый в первый понедельник сентября.
3) Фредерик Дуглас — американский писатель, просветитель, аболиционист, редактор и оратор. Один из известнейших борцов за права чернокожего населения Америки, руководитель негритянского освободительного движения.
4) Жозефина Бейкер — американо-французская танцовщица, певица и актриса.
войдите или зарегистрируйтесь