Не пытайся покинуть Сарсаз Кул

«Микулай»

Режиссер: Ильшат Рахимбай

В ролях: Виктор Сухоруков, Иван Добронравов, Екатерина Агеева, Варвара Шмыкова, Рафик Тагиров и другие

Страна: Россия

2023

 

Рекламный слоган «Микулая», пропечатанный на немногочисленных афишах (триллер идет в ограниченном прокате), отсылает к вязкой твинпиксовской жути, сразу предупреждая: «Все не то, чем кажется». Это справедливо не только в отношении сюжетных перипетий этнически окрашенной истории, рассказанной молодым режиссером Ильшатом Рахимбаем, дебютантом в полнометражном кино, но и в плане жанровой и стилистической принадлежности самой картины: вроде бы поначалу наследуя «Солнцестоянию» Ари Астера и немножечко Дэвиду Линчу, а еще перестроечной «Лестнице» Алексея Сахарова, «Микулай» в конечном счете открывается как «нечто совершенно иное».

Он как шкатулка с секретом: в середине фильма начинаешь вдруг подозревать, какая разгадка может быть спрятана внутри сюжета. Как можно рационализировать, материалистически объяснить тот густой и тягучий морок, что вдруг окутал происходящее с главным героем, современным крестьянином Микулаем (Виктор Сухоруков), жившим в начале повествования свою лучшую, кажется, жизнь в кругу любимой семьи — на родине, в глухой татарской деревушке Сарсаз Кул. И одновременно с этим страшно не хочется, чтобы отрезвляющие предположения оправдались, а история в итоге свелась к чему-то обыденному и понятному (осторожно, спойлер номер один: но оправдаются; но сведется).

Не хочется, потому что авторам фильма удалось не только создать на экране завораживающий своей жутковатостью мистический микромир Сарсаз Кул, но и добиться его исключительной правдоподобности. В отрезанную от цивилизации деревню, кружащуюся в огненных ритуальных хороводах, утопающую в полифонии загадочных шорохов, шепотов и миражей, успеваешь поверить, — и уже кажется, что в этом дремучем месте, затерянном где-то в лесах Татарстана, и впрямь можно ожидать чего угодно.

Безлюдные дворы за высокими сплошными заборами, старые бревенчатые дома, где тюль, покрывающий предметы обихода, выглядит как паутина в склепе, холодная прозрачная река, по дну которой оммажем Андрею Тарковскому тревожно мечутся водоросли, угнетающе прекрасные пейзажи осеннего увядания, старожилы, похожие на живые трупы, — в Сарсаз Кул все до краев наполнено некротическими энергиями. Энергиями умирания. Чем дальше, тем яснее становится — режиссер ведет зрителя к этому осознанию как бы невзначай, шаг за шагом, деталь за деталью, — что у деревни и ее окрестностей тяжелая энергетика кладбища. Неудивительно, что реальность здесь способна расслаиваться — граница между поту- и посюсторонним в таких местах предельно истончена.

И, несмотря на то что живут в Сарсаз Кул кряшены — этнорелигиозная группа татар, исповедующих православие, — эгрегор этой деревни по-язычески кровожадный, людоедский. Чужаков она ни за что не выпустит (точно так же, как не выпускала героя Олега Меньшикова из парадной лестница в одноименном фильме 1989-го года) — будет до изнеможения водить кругами, а потом поглотит, ассимилирует. И своего Микулая, которого нежданно-негаданно приехавший сын (Иван Добронравов) хочет увезти в город, Сарсаз Кул Большой земле никогда не отдаст.

…Все это справедливо до крутого сюжетного поворота (осторожно, спойлер номер два). После него история Микулая, перетекая в иную плоскость, превращается в психологическую драму глубоко одинокого человека, чьи сознание и память жесточайше заблокированы нестерпимой душевной болью и чувством вины. На тонком плане, энергетическом, деревня неспроста ощущается как кладбище — она действительно опустела, сошла на нет уже много лет назад, и Микулай, не сумевший этого принять, — единственный живой человек среди лелеемых им призраков прошлого.

Ильшат Рахимбай снял свой фильм по мотивам одноименной монопьесы татарского писателя и драматурга Мансура Гилязова: в ней только один персонаж, заглавный, — остальных добавили уже при работе над сценарием. Виктор Сухоруков в «Микулае» предсказуемо блистателен: личность его героя болезненно расщеплена, а потому и амплитуда роли значительная, позволяющая актеру мастерски существовать в кадре на множественных контрастах (они в этой работе Сухорукова идут каскадным потоком, задающим динамику повествования).

Так, из экспрессивного, но простодушного и чувствительного добряка, глубоко тронутого нечаянной встречей с сыном, Микулай, к которому мы уже успели проникнуться доверием, на наших глазах — актерскими средствами исполнителя, без внешних ухищрений — вдруг пугающе превращается в инфернальную сущность, чуть ли не в местного ведьмака, препятствующего тому, чтобы пришлый, будь он хоть плоть от плоти его, сбежал из заколдованной деревни. А потом, все с той же достоверностью, оборачивается блаженным человеком, избравшим своей высокой миссией каждый вечер зажигать огонь на крыше «свечи» (каменной башни вроде амбара, торчащей неподалеку от домов) и свято верующим: если он этого не сделает, самолету, еженощно проносящемуся над деревней, будет страшно лететь сквозь тьму.

Проходя свой горький, извилистый путь озарений — или, говоря языком современной психотерапии, ловя инсайты и занимаясь разблокировкой травматических воспоминаний, — герой Сухорукова, бессознательно ведомый потребностью психики восстановить собственную целостность, одна за другой отказывается от иллюзий, за которые годами держался мертвой хваткой. Предсказуемо, этот процесс исцеления души не может закончиться для Микулая ничем, кроме смерти: все, что было ему дорого — вся его семья и все его друзья, — уже давно по ту сторону бытия. В Сарсаз Кул жизнь иссякла. И это одна из важных для Рахимбая тем, подспудно звучащих в картине: этносы мелеют, деревни умирают, и вместе с ними уходят в небытие обычаи, ритуалы, неповторимая народная культура.

У фильма неровный, сбивчивый ритм; зато многослойная реальность «Микулая», в которой людей порой сменяют их кукольные двойники с грубо вырубленными деревянными масками вместо лиц, сконструирована виртуозно и снята оператором Юрием Даниловым так, что, кажется, физически чувствуешь сквозь экран, как гуляет ветер по затихшей деревне. Или как резко становится холодно в сцене смерти Микулая, предшествующей финалу фильма. Светлому, идиллическому финалу, в котором герою суждено, наконец, воссоединиться со своими близкими и соседями.

Уже там, за великой чертой.