Жужа Раковски. Фортепан
Оксана Якименко
Переводчик

Лет десять назад на вопрос «Что такое фортепан?» – любой не чуждый фотографии человек ответил бы: «Негативная пленка, черно-белая, еще рентгеновская бывает». Такую пленку выпускали на заводе Форте, который существовал в 1912–2007 годах в городе Вац, недалеко от Будапешта. Если же задать аналогичный вопрос сегодня, то жители Венгрии, да и других европейских (и не только европейских) стран, скорее всего, скажут, что так называется гигантский цифровой архив фотографий, доступный на одноименном сайте. На момент написания этого текста на сайте fortepan.hu хранится 119638 оцифрованных снимков из личных архивов венгров и тех, кто в разные периоды оказывался на территории Венгрии. У архива нет ни физического адреса, ни даже банковского счета – он использует лицензию Creative Commons и дает возможность любому пользоваться материалами с условием указания источника. На сайте представлены фотографии, сделанные в период с 1900 по 1989 год, – временные рамки создатели «Фортепана» определили сознательно, публикуя исключительно аналоговые фотографии в оцифрованном виде.

Началом проекта стала пачка старых снимков, найденная в мусоре – в Венгрии принято регулярно устраивать массовый выброс ненужных вещей, среди которых можно найти настоящие сокровища. Так Миклош Тамаши и Акош Сепешши, основатели Фортепана, собрали первые материалы для сайта. Миклош Тамаши работал архивистом в Архивах открытого общества (OSA) Центрального европейского университета (основанного Джорджем Соросом и из-за давления нынешнего венгерского правительства вынужденного переехать в Вену – нам эта схема знакома по истории с ЕУСПб). Изначально найденные кадры хотели опубликовать в книге, но с издателями договориться не удалось – так возникла идея оцифровать их и разместить в интернете. Особых доходов это не принесло, но свободное использование фотографий неожиданно дало эффект массовости: венгерские издания начали активно иллюстрировать бесплатными фотографиями исторические статьи и рекламу, дизайнеры в издательствах начали ставить их на обложки книг. Картинка венгерского прошлого стала стремительно меняться. Все больше и больше людей передавали Фортепану свои архивы. По правилам сайта фотографии снабжаются тегами (как во всех подобных цифровых онлайн-архивах), но имена людей в качестве тегов использовать нельзя. Так история остается анонимной, но в то же время обретает многоликость. Конечно, есть известные личности, их не узнать невозможно, но тем интереснее становится поиск. Ряд загруженных архивов открыл целые ранее не известные страницы истории Венгрии, да и Европы в целом. В 2019 году в Национальной галерее в Будапеште прошла масштабная выставка Фортепана, где, помимо «панорамных снимков эпохи» (которые позволяет сделать архив – достаточно зайти на сайт самому и набрать теги, скажем, «1956, Будапешт, танки» или «лето, дети, мяч»), – были представлены и отдельные кейсы: например, потрясающая история Мартона Леу, геолога, призванного в армию во время Первой мировой, попавшего в плен и оказавшегося на Дальнем Востоке России – его архив передали Фортепану наследники; или внезапно обнаруженное фото 1946 года, на котором чемпион-пятиборец Иштван Хегедюш, обладатель совершенного тела, позирует для двадцатифоринтовой банкноты; или архив швейцарского вице-консула в Будапеште Карла Лутца с очаровательными пейзажами венгерской столицы начала 1940-х годов, скрывающими, словно ширма, героическую деятельность дипломата по спасению евреев: он придумал так называемые «безопасные дома» – филиалы швейцарской дипмиссии, где спаслись тысячи людей. 
Тысячи и тысячи фотографий, сделанных любителями и профессионалами (на Фортепане можно найти множество профессиональных снимков, не прошедших в свое время цензуру и не опубликованных в СМИ), позволили увидеть прошлое по-новому – не таким, каким оно зафиксировалось в общественной памяти в тиражированных образах.

Фортепан превратился в многофункциональный ресурс: – историки ищут на нем свидетельства происходивших событий, кинематографисты – атмосферу эпохи, простые пользователи – себя, своих родителей, бабушек и дедушек. По сайту интересно просто «бродить», подбирая теги и выстраивая собственный визуальный ряд. Именно этим занялась венгерская поэтесса Жужа Раковски, в результате чего получился стихотворный цикл «Фортепан» (2015), фрагменты которого мы и представляем. Мы – это переводчица и преподаватель Оксана Якименко и участницы семинара по переводу венгерской художественной литературы – Наталия Дьяченко, Татьяна Быстрова, Мария Каштанова и Ксения Лобанова. Руководствуясь тем же принципом, что и автор, мы подобрали к стихотворениям иллюстрации – в ряде случаев удалось найти именно те фотографии, о которых идет речь в текстах (или похожие – ведь память обманчива). Я также попросила переводчиц коротко прокомментировать тексты Раковски.

Фоном для этого стихотворения стали фотографии, сделанные в год рождения Жужи Раковски, однако по тегу «воронка от бомбы» на сайте можно найти только одно фото 1918 года – так следы одной войны перетекают в следы другой.

теги: воронка от бомбы, детская коляска, демонстрация

Да, тот самый год, когда я родилась.
И звезды над больничною оградой
в рассветных сумерках, зимы начало
лед пленкой затянул следы от бомб в земле,
когда попала я в ловушку пространства с временем 
и получила адрес, имя и тело,
и время, чтобы в нем купаться, как в реке,
и обстоятельства, чтоб мне определиться,

и мною стать. А тут уже весна,
гуляет ветер, ветхое авто застыло в парке,
невидимую цель разглядывает девочка в платке
высокомерным взглядом генерала,
мамаши в шляпках молодые, за спиной
плакат с хвалою партии (Какой?
вот ты себя и выдал: тридцати
тебе еще не стукнуло небось…)

Толпа с длиннющим белым транспарантом
проходит мимо окон магазина,
где нету ничего, слова на стенах,
гигантский жук в цилиндре – Капитал
(на шляпе – две полоски, буква S – знак доллара),
или акула жрет рыбешек малых,
качается большой воздушный шар,
знамена плещут, ветер дует, трибуна переполнена – 
вот-вот обвалится под тяжестью гостей.

Перевод Оксаны Якименко

 

В названии стихотворения перечислены теги Фортепана, однако некоторых из них («прошлое», детство») на самом деле не существует. Так и в самом тексте Раковски, на первый взгляд, речь идет не о прошлом и не о детстве: она описывает конкретные предметы быта, яркие воспоминания, образы повседневности, отдельные сцены из фильмов. Но именно из этих обрывков, из ассоциативной цепочки, навеянной случайной фотографией, собираются воедино образы прошлого, разрозненные детали начинают перекликаться друг с другом. Роза из сада Гюль Бабы (турецкого дервиша, «Отца роз») превращается в розу из поэмы Шандора Петефи «Витязь Янош»: главный герой бросает цветок с могилы возлюбленной в озеро с живой водой, и девушка оживает. Подобно этой розе, вещи из детства и старые кадры обращают ход времени, высвечивая потаенные уголки памяти и вызывая вопрос: что есть время и что есть память?


теги: детство, мороженщик, кино, прошлое

Но все же – детство! Встав из моря жизни,
подобно вышедшей из пены Афродите,
приобретают форму на глазах
рожок для обуви, комод и зеркала. 
Любовь еще не рвется к человеку,
а лишь сияет тусклым светом на вещах;
все чудо: зеркало, рожок, комод, 
нарциссов Вордсворта весёлый хоровод.

Не встретишь женщин в брюках; нет нигде машин,
Автобус ходит, да пешком вернее,
Нет холодильников – остатки супа 
до завтра ждут меж двух кусочков льда.
Растопленная печь. Мерцание экрана
не занимает ум, и он наедине с собой 
продолжит перемалывать печали,
пока рука вдевает нить в иглу, листает ноты.

Пылает летний день, в клубящейся пыли
след трех колес мороженщик оставил.
Приходят вновь ноябрь и февраль,
И звезды в небе высоко стоят, когда
пора явиться на завод, к шести часам,
идешь обратно – солнце догорает,
в сгущающейся тьме трусливый разум 
ужасные картины создает. А над холмом

собрались облака, закатный луч
сверкает золотой икрой на волнах Иквы,
сливово-синих из-за сточных вод завода,
а небо пестрое дробится, преломляясь
в вечернем свете. Кинотеатр «Сабадшаг»:
сегодня на экране – Софи Лорен. Ее Аида
спускается в подземную гробницу.
В картонном небе дальних киностудий

восходит красная луна из моря тьмы,
дрожит ее двойник в пруду садовом,
лицо меж листьев прячется, мерцает,
в чужое платье облаченный принц 
беспечен, и теряет сам себя
среди толпы, шумящей в переулках,
хитрец мальчишка джинна обманул,
рубин сверкает в тонких пальцах вора.

Сад Гюль Бабы, сад роз там тоже был, 
программа вечера, где Вилья – талисман, о ней, 
о Вилье будут петь. По радио звучит
«Вода прозрачна в озере лазурном», 
и кажется на несколько минут,
что время может повернуться вспять,
занять свой трон, оставленный когда-то,
что бросив розу в озеро, ты мертвых оживишь.

Перевод Наталии Дьяченко

 

Стихотворение Жужи Раковски «Предметы» можно условно разделить на две части. Первая часть представляет собой перечень предметов прошлого, а вторая содержит рассуждения о природе этих вещей и их связи с концепцией бытия. Отличительной особенностью текста является отсутствие рифмы и повествовательный ритм.

Предметы

Метелка – безголовая птица, качающаяся на тростниковой ручке. 
Изношенная щетина половой щетки, 
лента на голой ступне, 
свет лампы лакированного абажура.
На доске для раскатывания теста жестяные формочки: 
рыба, ромб, звезда. Зеркало со створками.
Созвездия на небе детства. 

Под высокой елкой девочки, 
одетые в матроски, прыгают 
по освещенным клеткам пола.
Традиция устанавливать елку на рождество недавняя. 
Зародилась она в Рейне 100-150 лет назад, 
у нас ее ввела одна австрийская баронесса.
Мода на матроски появилась якобы 
благодаря тому, что стремительное развитие немецкого 
флота сулило Германии стать владычицей морей,
В то время как горящая на макушке дерева звезда 
отсылает к событиям ночи, когда она взошла впервые.
В темном углу кресло (виден лишь кусок полосатой обивки).
Оно могло принадлежать прабабушке. 
Пережило две войны, но однажды за неимением дров было уничтожено.

Наше детство протекает среди 
безвременных предметов: 
они появляются тогда же, когда и мы, 
и, вероятно, ждут нас в бытие до бытия.
Относительно позднее осознание того, 
что каждый предмет – плод времени, 
и, как темное семя, несет в себе предпосылки бытия, 
причинно-следственную связь, как скрученную цепь. 
Когда раскрутишь эту цепь, 
пойдешь по ней назад, 
как по лесной тропинке поросшей травой, 
она превратится в ничто. 
Начиная с этого момента, преследует мысль, 
что эти зеркала, лампы, чернильницы 
и не существуют вовсе.
Их бытие – мираж, случайные обрывки пены 
потаенного и темного моря. 
Они постоянно твердеют, изображают собой мир вокруг, 
смущая наши глаза, а потом стремительно проваливаются 
обратно в дыру, имеющую форму метелки, зеркала или лампы.
Их отсутствие оставляет пустоту в пластичной материи небытия. 
По мере того, как они овеществляются на картинке, 
вырисовываются во вспышке воспоминания, 
становятся будто бы прозрачными, 
и через них можно увидеть свет оттуда, из-за бытия, 
луч солнца на цветных кольцах свинцовой рамы (хотя возможно,
что это тоже лишь иллюзия вещи, цветоперспектива, то, 
что принадлежит времени, как небо, как ничья голубизна).
И они блестят нам из прошлого, словно подвальное окошко, 
бутылочное стекло или расческа, озаренные 
неземным пламенем в закатную пору. 
По сравнению с ними настоящее призрачно и неправдоподобно.

Перевод Марии Каштановой

 

Стихотворение «теги: радио, история, грузовик» повествует о событиях венгерской революции 1956 года. В октябре началось вооруженное восстание против просоветского режима народной республики в Венгрии, которое было подавлено советскими войсками. Это время стало переломным моментом в истории всей Венгрии, каждая семья столкнулась с необходимостью принимать тяжелые решения. Перед многими стоял выбор: эмигрировать из страны или остаться в Венгрии. Произведение наполнено символами, которые у большинства венгров ассоциируются с событиями тех дней. Уже название должно вызвать определенные воспоминания: радио, передающее речи известных политических деятелей, и шестнадцать требований, которые выдвигают студенты по всей стране. Впоследствии группа демонстрантов даже попытается захватить здание радиовещательной студии. Грузовики, которые сначала перевозят военнослужащих, а по окончании революции помогают людям эмигрировать из Венгрии.


теги: радио, история, грузовик

Сидим на скамейке, нам где-то по шесть, 
осень, бьет дождь по листьям сада,
работает радио, а имен не счесть,
разлетаются  листопадом,
воспитательница судорожно вслушивается,
ничего не понимаю, лишь общую суть:
вновь и вновь всплывает минута,
когда мечтаний бурный поток
прорвал железного занавеса путы. 

Настоящее рушится, как карточный дом,
утопает в крови и огне горизонт, 
вспыхнул в небе свет неподвижной звезды,
несущий надежду и гибель,
туманные образы вновь нам ясны,
страсть и угроза, свобода и смерть
в наших грезах, топча вязкий воздух,
мы несемся ввысь, взмывая вверх, 
но волей судьбы ненадолго.

У дома мотор не глуша,
стоит грузовик, ожидая нашего решения,
во дворе вся семья собралась давно,
слезы и спешка, на ветхий халат
в смятении накинутое пальто…
Неужто думаете, что кому-то сдались
в этой вашей Америке? Решили остаться.
А кухни окно бросает на нас распятия тень и нимб света.

Перевод Татьяны Быстровой

 

Это стихотворение о теплом летнем вечере на берегу озера Балатон. Красивый закат, дом отдыха, общая комната с телевизором, все смотрят фильм, курят и наслаждаются вечером, где-то тихо играет музыка. Позже все постепенно расходятся, и ты остаешься один на один с природой. Звезды сверкают на темно-синем небе, свежий запах воды. Тебе легко и свободно. Это ли не рай?

теги: лето, Балатон, забвение, итальянские фильмы

Сладость августа, вкус тающего мороженого и солнечного света.
Под тусклым от жары небосводом мы ходим в тапочках, как дома.
Жизнь – бесконечные каникулы,
Сад, где сейчас и навеки лето,
Нет Суперэго с пламенным мечом, 
Эдем без змея, полный музыки и загорелых тел.

Большая лава-лампа – солнце припекает,
Садится за горами.
Дом отдыха при фабрике искусственного шелка.
Стол для пинг-понга, почти все разошлись,
Из бара слышно Роллинг Стоунс, в вечернем ветре колышется тростник.
Горит неоновая вывеска отеля «Озеро».
И мы снимаем наши мокрые, тяжелые купальники.

Запах рыбы. Роскошь заката и стаи комаров.
Свет телевизора из другой комнаты.
Гром вдалеке. За горизонтом смена декораций. 
В открытых кинотеатрах под пальмой сладкой жизни 
блистают плечи итальянских кинозвезд.
Дым опустился. На скрижалях небес 
появляются новые заповеди: забвенье, легкость, пустота.

Щелчок. Наручные часы. Сменяется эпоха.
Чему-то навсегда пришел конец.
И музыка из фильма стихла.
Раздался треск сверчков.
Окурки тлеют, и падающие звезды рисуют 
раскаленные пути на небе.
Кафе «Русалка» как раз закрывается.
И в темноте ты чувствуешь близость воды.

Перевод Ксении Лобановой

 

Все фотографии для материала взяты с сайта fortepan.hu

Дата публикации:
Категория: География
Теги: Оксана ЯкименкоЖужа РаковскиФортепанНаталия ДьяченкоТатьяна БыстроваМария КаштановаКсения Лобанова
Подборки:
2
0
14030
Закрытый клуб «Прочтения»
Комментарии доступны только авторизованным пользователям,
войдите или зарегистрируйтесь
Куратор венгерского выпуска нашей «Географии» Оксана Якименко недавно перевела роман Шандора Мараи «Свечи сгорают дотла». Эта книга, вышедшая в издательстве «Носорог», стала первым отдельным изданием одного из самых известных венгерских прозаиков прошлого века. Мы публикуем монолог Оксаны Якименко о биографии Шандора Мараи, его дневниках, истории его европейских переводов и самом романе.
Продолжая наш лонгрид, редактор раздела «География» Валерий Отяковский обозревает венгерские новинки на русском языке. В новом выпуске — мемуары, роман и сборник филологических эссе прямиком из Центральной Европы.
Этим летом не стало венгерского поэта и драматурга Яноша Тереи. Незадолго до смерти он прислал куратору нашей венгерской «Географии» Оксане Якименко главу из своего нового романа «Мертвецы долины Кали». Сегодня в память о нем мы публикуем некролог переводчика и первую часть этой главы.
Антология мадьярского модернизма, фиктивные воспоминания последней спутницы Горького и двухсотстраничный комментарий к одной фотографии — в обзоре одного из составителей венгерской «Географии» Валерия Отяковского.
Второй выпуск «Географии» посвящен венгерской словесности. Из него вы узнаете о всемирно известном романисте Ласло Краснахоркаи, писателе-социологе Пале Заваде, а также о современных эссеистах, поэтах и драматургах Венгрии. О них рассказывают профессионалы своего дела — издатели, переводчики и критики, которые и формируют облик этой литературы на русском языке.