Дайна Сирма. Безбожники разбрелись

Еще одна публикация в преддверии готовящегося выпуска «Географии» — подборка стихов латышской поэтессы Дайны Сирмы (Daina Sirmā). Она преподает литературу в Валмиерской государственной гимназии. Первый сборник стихов «Гололед» выпустила в 2012 году, будучи уже в зрелом возрасте, и сразу получила Литературный приз года в номинации «Лучший дебют». Затем последовали книги стихов «Внутренний дворик» (2014, премия журнала «Латышские тексты») и «Души дома» (2017, Литературный приз года и премия имени Оярса Вациетиса). Публикуем избранные стихи из всех трех сборников в переводе Ольги Петерсон.

 

***
отцова рубаха и материнская юбка
вдруг в шкафу тайком начинают 
плясать обнявшись так крепко как редко при жизни
звеня хоровыми сактами¹ в движенье хоральных аккордов
с порывами вихрей словно опавшие листья
еще сухие на остром ветру взмывают
ласкают мне щеки и волосы

сами же — мать отец — в земле распадаются

 

Байкал

на вокзале из мрамора на пустынном таежном утесе
рельсы тают в миражах и фата-морганах

синяя церковь Рериха в русском платке
теплую лапу кладет на плечо

у меня в охотничьем домике еще держатся
спички, соль и травяные чаи

я расставляю западни и силки
волчьи ямы накрываю ветвями, мхом и травой

не бойся, это случается нежно —
в медвежьи шкуры закутавшись расцветает и греется

в обледенелых руках застекленных проходов
княжеский зимний сад

 

***
мороз застекляет реку
застекляет лужу
застекляет стену меж нами

эта стена так прозрачна
дрожание каждой ресницы так заметно
то мы начинаем верить —
стеклянной стены вовсе нет

стена начинает ныть
когда мы украшаем раму гирляндами
рисуем кисточкой трещины
когда подснежники расплавляют
место крохотному ростку

вечерами мы тесно приникаем к стене
примерзаем прирастаем к стене

наша любовь гололед

 

***
времена года уже не меняются — гололед
пыльца желто-зеленых сережек орешника — гололед
песни Яновой ночи
туманные тени умерших — всё гололед

откровения оттепели пробуждения проникновения – гололед

огонек близко-близко рядом
в кристаллическом блеске ледовой гряды
как пилигрим в темноте с собакой

 

***
не живи во мне! — кричит тайга
в земляничном душном жару.

твои тропинки иголки в теле!
твои дороги режут ножами!
твоя избушка гнойный нарыв!

мои руки змеи на твоих тропинках!
моя поступь хищник на твоих дорогах!
мое дыхание нечисть, мошка в твоей избушке!

ветроворот разворотит крыльцо и крышу!

не живи во мне! — кричит тайга
в земляничном душном жару.

 

*
горы стары искрошены
точно в низине мы на вершине
сеем и жнем ровные дни

только в падении буря дикарка
вырастает и высоту
утверждает

 

*
драги грабят золото в жилах
потоки в разоре, позоре
без русла пускают мутные слюни

песочные кольца на пальцах
песочные серьги, браслеты
песок в двадцать четыре карата
украсит женское тело

 

*
тропа в узловатых комках кувыркается вверх
горняцкие теплые руки в груди у горы открывают сокровища

 

Францисканцы. Церковные погромы 1524²
Из рассказа гида

1
ты из свинарни
морщится папа Иннокентий Третий
крутит перстень на пальце
в белоснежной сутане в ермолке
гроздь кистей на шелковой фашье

я смиренный нищий босяк
подпоясан вервием в рубище
я построю храм твой рушиться начал
позволь носить твое имя

ты из свинарни
трудно тебе поверить приходи завтра утром

наутро нищий босяк
стоит перед папой
весь заляпан свиным навозом

верю молвит ему Иннокентий целуя столу
да святятся деянья твои

2
варвары забивают алтарь жердями
трахают в алтаре гулящих девок
под сводами ржет конюшня
в ризнице хрюкают свиньи
индюки и гуси уселись на кафедре
куры на хорах

в кельях сгорают книги и свитки
в Даугаве тонут иконы буль буль

нищие францисканцы
подпоясаны вервием в рубище
в мокряди под открытым небом
молятся о животных в Риге

 

открытая церковь в Арциемсе³

1
безбожники разбрелись
никто и не ходит к обедне

пастырь Евгений честно
служит небесным просторам

у него в волосах снежинки
зимний дождик сечет гололед

в Арциемской открытой церкви
Бог распахнул на себе рубаху

2
пастырь Евгений в церкви
вдруг замечает ржавую
шляпку гриба под ногами
наклоняется срезать ножиком

на тебе — разве же это гриб?
какой-то железный кругляш на ножке

Евгений выковыривает железку
опешил — колокольный язык
наверно от колокола старой церкви

что делать с языком?
колокола нет
с обломками выброшен

всполошился Евгений
гладит целует железный язык
ночью кладет к себе в постель

3
чтоб в открытой церкви не было грязи
пастырь Евгений рассыпает легкий прибрежный песок

по вечерам разгребает граблями
красивой и ровной елочкой

рядом кто-то согбенный
с более частыми
грабельками

4
в Арциемской открытой церкви
воробьи гадят на белый бревенчатый крест

под Божьим престолом
куница строит гнездо

между скамьями шмыгает заяц

Евгений не противится
Евгений читает проповедь
о тварях в Иудейской пустыне

голос его то и дело
рвется до писка

он не стрижется не бреется
не щиплет волос из ноздрей и ушей

один попьет Христовой крови
один поест Небесного хлеба

уходя после воскресной обедни
оставляет на Божьем престоле
морковку капусту семечки
зверям лесным и птицам

 

***
уборщица Мирдза из ООО Вечность
в лавке болтает с соседкой:

я в Вечность спешу нет времени
в пять мне надо быть в Вечности
у хозяев Вечности собрание о планах на будущее
кофе сварю напекла пирожков

в Вечности грязные окна
белого света не видно
пол постоянно замусорен
надо бы веник пожестче

в Вечности всем работы хватает по горло

 

***
в спортивном строю у мальчиков множество лиц
я отыскала тысяча девятьсот девятнадцатое
это мальчики из школьной роты 
спортивная форма начинает светиться как фосфор
проступая над головами реют знамена
и все мячи попадают в корзину

---

Примечания переводчика:

[1] Сакты — латышские национальные броши, обычно из металла — серебра или бронзы. 

[2] В 1524 году во время Реформации по Риге прошла волна церковных погромов. Толпы разрушали католические церкви и монастыри, сжигали иконы, выгоняли монахов.

[3] В 2011 году в Арциемсе под Лимбажи была снесена полуразрушенная деревянная церковь. Местные жители решили на этом месте устроить церковь под открытым небом. Сейчас это действующая лютеранская церковь.