Александр Пелевин:

 

Текст: Анна Делианиди

Александр Пелевин — прозаик-метамодернист, сам автор это направление определяет как «инструмент для создания новых смыслов». Широко известным стал его третий роман «Четверо», попавший в короткий список «Национального бестселлера» и лонг-лист ФИКШН35.
События его четвертой книги происходят в закрытом городке Покров-17 начала девяностых: загадочные происшествия каким-то образом связаны с военными действиями, проходившими здесь в 1941 году. Именно за этот роман Пелевин и стал обладателем «Нацбеста-2021». О своих стихах, прозе и стиле в одежде писатель поговорил с Анной Делианиди.

 

— Расскажи историю своих текстов. «Покров-17» — это уже какой по счету роман? Что и как появлялось до этого?

— Это четвертый роман. А третьим был роман «Четверо». В принципе, первым текстом был «Здесь живу только я», я тогда еще не думал, что буду в прозе работать. Я активно тогда писал стишки и выступал с ними, только погружался в среду петербургской богемы, прости господи... Тогда еще был жив ЖЖ, я туда периодически писал короткие советские сказки про красноармейца Петра, про магического мудрого дедушку Ленина, про занебесный Ленинград... Людям понравилось, и я подумал, что из этого можно сделать что-то побольше. Я писал ночью, потому что днем я работал охранником в «Буквоеде». Писал-писал — и написал, выложил в интернете в 2012 году, текст там полежал, его вяло прочитали человек сто, наверное, а потом я показал его Максиму Тимонову, главе издательского дома «Пятый Рим», и Макс сказал, что это круто и будем издавать. Я даже не поверил сначала. Но процесс меня затянул, и я начал писать второй роман «Калинова яма», про немецкого разведчика, который попал в сон во сне и не может из него выбраться. После этого появилась книга «Четверо», этот роман писался месяцев восемь. Там есть прототип места в Крыму: в книжке это Белый маяк, — в реальности место называется Малый маяк.

 

— Как случился переход от поэзии к прозе?

— Какое-то время все шло параллельно. Я не совсем отошел от поэзии, но так складывается, что проза отнимает много сил и времени, на стихи остается очень мало ресурса. На серьезные стихи, я имею в виду. Пока пишу намного реже, чем раньше, чему я, правда, не рад. Но я надеюсь, я еще соберусь и напишу не одно стихотворение. Совсем скоро, кстати, в издательстве «Городец» выйдет мой сборник стихов, он называется «Красное, черное, белое и нечто совершенно иное». Я собрал тексты за одиннадцать лет, поделил их на тематические части, где «Красное» — про войну и историю, «Черное» — про смерть и депрессию», «Белое» — добрая лирика, а «Нечто совершенно иное» — матерные стихи из «Твиттера».

— Какой из романов, по твоим ощущениям, станет первой экранизацией?

— Я думаю, «Четверо». Но говорить пока вслух об этом всем не буду, скажем так: ведется работа.

— Реально зарабатывать на писательстве и больше ни на чем?

— С «Нацбестом» шансы на это очень повысились. Это тот случай, когда известность можно конвертировать в деньги, не работая параллельно в редакции или не будучи менеджером среднего звена.

 
Я не раз слышал от критиков мысль, что писателей от премий нужно держать подальше, чтобы не растлить. Не согласен никак, я мечтал зарабатывать текстами и на жизнь, и на впечатления, и на развлечения. Я очень этого хочу и всем желаю. Это нормально, и именно так и нужно.

— Как строятся поездки победителя «Нацбеста»? Мы с тобой в Москве беседуем, потом ты куда? Сложное в целом расписание?

— Сложное. Впервые за долгое время мне потребовалось заняться тайм-менеджментом, потому что держать в голове все приглашения в разные места просто нереально. Пришлось обклеить холодильник кучей бумажек и создать из этого некую систему — каждый раз смотрю и пытаюсь понять, как мне теперь свою жизнь строить. После Москвы пару дней дома, потом в Архангельск на фестиваль «Белый июнь».

— И осень уже расписана?

— Сентябрь будет совершенно бешеным. Москва с ММКВЯ, Воронеж, Владивосток, Донецк, Нижний Новгород с «Болдинской осенью», где, если я не смогу выбраться из ДНР, буду выступать онлайн.

— Если бы можно было в течение года жить в разных городах и странах, как бы ты построил свой год?

— Я бы жил на Капри, попивал бы просекко и любовался бы закатами. Как Горький, весь год. Ну, конечно, я хочу много мест посмотреть. К сожалению, я загранпаспорт сделал ровно за пару месяцев до ковида. Надеюсь, все образуется и я все же доеду до Италии и Испании. С удовольствием бы в Берлин скатался, Африку бы посетил. Парагвай вот: там очень любят русских, там есть памятник русскому генералу Беляеву, который помогал парагвайцам в войне с Боливией. В целом, тема отличная: лично посетить все места за границей, где есть памятники русским военным.

— В библиотеках уже «Покров-17» появился? В целом библиотеки умирают или все же есть у них некое будущее?

— Да, точно в Библиотеке Лермонтова в Петербурге видел. Я знаю, что библиотеки сегодня проходят трансформацию в культурные мультикиберпространства. Так что сам формат умирающий все же оживляют, очень надеюсь, приживется.

— У тебя в романе целый пассаж про группу «Гражданская оборона», да и в целом разложена по полочкам музыкальная подборка главного героя. Что насчет музыки у тебя? Кто в топ-5 в твоем плейлисте?

— «Гражданская оборона» однозначно. Егор Летов с подросткового возраста — наше все, я до сих пор в наушниках периодами слушаю. Из русских групп это прекрасная современная группа «Черная ленточка» с Владимиром Селивановым, очень интересная и крутая новая музыка. «АукцЫон», «Агата Кристи» — это все из юности идет со мной. Группа «НОМ», конечно. Очень люблю.

— Меня не покидало ощущение, что прототипом главного героя стал Андрей Геласимов. Прокомментируешь?

— Нет, вообще нет... Хотя-я-я... Я сейчас подумал, что он реально похож! Возможно, да. Я помню, что, когда я его описывал визуально, Геласимов был одним из примеров. Хотя основой для образа был Легасов из сериала «Чернобыль». Похоже, и правда визуально получился Геласимов!

— Что ты читал о закрытых зонах из отчетов и материалов, пока писал свой роман? Очень насыщенными терминологией и четкими получились в тексте вставки с отчетами ученых института закрытой зоны...

— Я обожаю всяческую псевдодокументалистику. У меня она, по сути, есть во всех текстах: и в «Калиновой яме», и в книге «Четверо». Такие вставки вдохновлены не то чтобы настоящими отчетами, но скорее прекрасным сайтом, где собрана куча материалов, предельно выдержанных в жанре псевдодокументалистики, так что я с удовольствием листал статьи оттуда и реально вдохновлялся, всем рекомендую ознакомиться.

— Что такое время в твоем понимании?

— Время — это такая штука, с которой можно играть. Разные его слои накладывать друг на друга, копаться в нем, извлекать из него разное под свои задачи, проводить всяческие мистификации. Я занимался военно-исторической реконструкцией, сейчас гораздо меньше, правда. Но в этом году в мае наконец-то смог, был в Рогавке, на фестивале, посвященном 2-й ударной армии. Обожаю все эти дела — копаться в прошлом, разных эпохах.

— У тебя в романе нет ни одного женского персонажа. Когда и как ты понял, что будет именно так и что так правильно?

— Ну как же! Там есть бабушка... Но в целом да, конечно. По идее, у главного героя должно быть отражение в главной героине... Но. Первое: я считаю, что любовная линия — крайне переоцененная штука. Любовная линия нужна, если ты хочешь ее обыграть, ее нельзя притягивать за уши в каждый текст на свете. Тут ее быть не могло, потому что это утяжелило бы текст, но не дало бы ничего дополнительного. Поэтому я ее не прописывал. Мне, между прочим, прилетела пара комментариев от активных феминисток о том, что они не нашли девушек в книге. Отвечаю: я женщин очень уважаю и ценю, я не сексист. Здесь нет женского персонажа, потому что они у меня пока плохо получаются. Женщин я описывать не умею, возможно, когда-то научусь, но пока результатами я недоволен, так зачем на ровном месте конфузиться...

— Прочти что-то свое из стихов, что тебя сейчас лучше всего отражает.

ЧЕТВЕРО

В тамбуре курят четверо. Первому двадцать пять на вид.
Он выпускает струйку дыма, кашляет и говорит:

«Убили меня в сорок первом, в битве под Киевом, у Днепра,
Видишь, в моей гимнастерке осталась на память о том дыра.
Я похоронен в руинах дома, где мы засели тогда втроем.
Немец для верности кинул гранату в дверной проем».

Второй говорит: «У меня все скучно. Я утонул в шестьдесят шестом.
Были в деревне, купались в речке на тихой заводи под мостом.
Я неудачно нырнул с ограды. Мне было двадцать три.
Господи, посмотри на меня. Господи, посмотри».

А третий смеется: «Прекрасно помню. Мне было пятьдесят.
Я, как нормальный покойник, умер в постели пять лет назад.
В тот день на работе мне стало плохо. Я еле дошел домой».

Четвертый молчит и думает:
«Я живой».

— В этих строчках снова звучит тема смерти в сорок первом... Сложно было писать образы солдат того времени?

— Сложно. Поэтому я опирался на самом деле на образцы лейтенантской прозы. Я Юрия Бондарева перечитывал, чтобы словить стиль и образ. Не знаю, насколько получилось, но старался. Это сложные образы: человек на войне живет в другом времени и эпохе, у него совершенно другая мотивация, совсем по-другому работает мозг... Помогли и мои друзья, которые сегодня имеют опыт военных действий...

— Саш, а как пришли образы мертвых святых?

— Это была идея, с которой началась книга «Покров-17». Я гулял по Васильевскому острову, курил и думал, слушал музыку. И в голове появился образ. Общая идея была о художнике-авангардисте, который во время боя увидел мертвых святых с красными нимбами, сильно поехал кукухой и уехал в глухие леса, а потом основал там свою секту после войны. Но вот в процессе идея поменялась, результат вы видите в «Покрове».

— Психологический триллер про Древний Рим. Ты однажды обмолвился, что хочешь написать про эту эпоху. Как и почему?

— Историю Древнего Рима обожаю. С момента, как прочел «Легенды и мифы Древней Греции» Куна, заболел античностью. У нас в Питере есть прекрасный реконструкторский клуб «Пятый македонский легион», их даже итальянцы уважают. Я там участвовал одно время, учился драться с мечом и щитом, а щит там весит килограммов десять, очень тяжелый. И сериал «Рим» люблю очень.

— Книжные блогеры. Ты как к ним относишься?

— Я их очень мало знаю, если честно. Но отношусь хорошо, это круто — популяризировать чтение.

— Откуда такой точный, сложный стиль в одежде?

— Реконструкция приучила. И спасибо моему другу Евгению, который в свое время подсадил меня на стиль тридцатых годов. У меня штук тридцать галстуков только, куча запонок. Рубашки вот под запонки, кстати, найти сложно...

 
Стиль для меня — это в первую очередь разрушение стереотипа о писателях как о людях в растянутых свитерах.

— Что для тебя Питер?

Моя родина. Петербург, Ленинград. Я родился на Васильевском острове, там жили мой отец, мой дед.

— Ты за последний год открыл для себя в своем городе что-то новое?

Это Москва — место, где каждый день открывают по две станции метро, а хипстеры — урбанисты на электросамокатах — пьют кофе в кофейне Варламова и каждый день открывается новая кофейня... Это у вас тут все меняется. Питер не развивается особенно. Раз в пять лет открывается новое пространство, потом закрывается — и опять тишина. Ничего толком не реставрируется, лепнина падает... Я бы очень хотел, чтобы стиль управления городом к нам пришел из Москвы. Чтобы изменений было больше.

— Существует ли такое явление, как литературная тусовка? Нужна она?

— Конечно, нужна. Люди поддерживают друг друга, общаются, обмениваются опытом. Собираются, пусть даже выпивают, но в процессе происходит некий энергообмен — обмен идеями, вдохновениями, обмен поддержкой. Это очень важно. Сообщества писателей — это очень важно, важно именно присутствовать друг с другом.

 
Я всегда считал, что говорить «я всего добился сам» — это совершенно неправильно и несправедливо. Люди, которые рядом с тобой, которые тебе помогли, которым ты помог, которые тебя добрым словом помянули... Не нужно забывать о людях, которые помогли тебе стать тем, кем ты стал.
Дата публикации:
Категория: Ремарки
Теги: ГородецЧетвероАлександр ПелевинПятый РимПокров-17Анна Делианиди
Подборки:
1
0
10270
Закрытый клуб «Прочтения»
Комментарии доступны только авторизованным пользователям,
войдите или зарегистрируйтесь
Ольга Птицева — писательница, преподавательница креативного письма и соведущая подкаста «Ковен дур». Она пишет янг-эдалт и не боится экспериментировать — будь то работа со сложными темами, разными жанрами или вообще в соавторстве с донами. О переломном моменте в жизни, писательском сестринстве и о том, зачем вымыслу реальность Ольга Птицева поговорила с Анной Делианиди специально для «Прочтения».
Как Иван Шипнигов создавал роман «Стрим», чем ему помогал в этом современный театр, где он пил коньяк с победителем «Нацбеста» Александром Пелевиным, кого считает своим наставником и что думает о пандемии? На эти и другие вопросы Иван Шипнигов ответил в разговоре с Анной Делианиди.
Разговоры о романе «Павел Чжан и прочие речные твари» начались еще до премиальных списков и долго будут продолжаться: вымышленное будущее этого мира кажется пугающе близким, а темы — насилия над слабым и безнадежная пустота вокруг — слишком знакомы. О творчестве, людях и перспективах — в разговоре Веры Богдановой и Анны Делианиди.
Александр Пелевин — прозаик, пишущий в направлении метамодерна. События новой книги происходят в закрытом городке Покров-17 начала девяностых. Загадочные происшествия каким-то образом связаны с военными действиями, проходившими здесь в 1941 году. Одним из последствий былых сражений стало появление странных существ — ширликов.
Было бы забавно написать, что «Четверо» — четвертый роман Пелевина, но нет — третий, и читатели, кажется, сходятся во мнении о том, что каждый следующий становится только лучше, хотя по сути все три существующие книги на удивление похожи. Пелевин смешивает реальность и фантазию, сплетая воедино неведомый мир с вечно дождливым вроде-как-петербургом, перематывает время взад-вперед, использует нелинейное повествование — в общем, кажется, Александра можно отнести к той когорте авторов, которые постоянно пишут тот самый один роман, но не признаются в этом.