Евгения Вежлян: «Читатель — это Нео, которому забыли объяснить, что он живет в матрице»
«Школа литературных практик» с 18 января по 28 марта организует курс «Литературный канон. Новая оптика». В программе — четыре лаборатории: поэзии, прозы, литературной критики и фем-теории и письма. В преддверии окончания набора ведущая Лаборатории критического письма — поэт, критик, социолог литературы, преподаватель РГГУ Евгения Вежлян — специально для журнала «Прочтение» ответила на вопросы о том, как изменились сейчас литературная критика и литература вообще, а также рассказала, чем планирует заниматься на курсе и почему не боится, что книги перестанут читать.
— Как вам кажется, в чем вообще специфика (миссия, если угодно) литературной критики сегодня? Какова ее функция?
— Я думаю, мы не можем сформулировать какой-то единственной «миссии критика» — на все вкусы и на все случаи жизни. Современная критика многолика. На поверхности — рекомендательная критика, накрепко привязанная к издательской индустрии, к рынку. Она сильнее всего развернута к читателю — вернее, к потребителю книжной продукции, — который, не обладая бесконечными ресурсами времени и средств, поставлен перед необходимостью выбора. Выбор — вещь энергозатратная и неприятная, и неплохо, если этот выбор кто-то облегчит. Вот тут и появляется рекомендательная критика, вооруженная списками «пожалуй, самых лучших книг, которые хорошо читаются в самолете / на отдыхе / мужчинами среднего возраста / молодыми взрослыми / любителями таких и сяких тем, сюжетов, жанров», и помогает перейти от бесконечного просмотра сайтов книжных магазинов и скроллинга ленты «Букмейта» к погружению в конкретный текст.
Это — нужная и правильная штука. Она вписывает чтение в пространство современных культурных индустрий, поддерживая и развивая существующее положение дел так, будто оно вполне благополучно и не может вызывать никаких вопросов. Тогда читатель — это такой Нео, которому забыли объяснить, что он живет в матрице. То есть, говоря не метафорически, забыли объяснить, что положение дел, при котором авторы пишут, издатели издают, а он, читатель, потребляет книжную продукцию, — это следствие некоторых глубинных процессов, формирующих его вкус и, в конечном итоге, его самого. Забыли объяснить, что книги, даже самые простые истории «про любовь» (особенно — простые истории про любовь), — и порождение, и симптом этих самых процессов, которые ставят на конвейер в том числе и его, читателя, собственное восприятие, заставляя переходить от текста к тексту, от одной «книги дня» к другой «книге дня», а затем и «книге часа», не стараясь вчитаться, не пытаясь понять и задуматься, что и зачем тут написано. Для тех Нео, которые обнаружили, что матрица — это матрица, и существует критика аналитическая, критика медленного и глубокого чтения уже выбранных книг, которая вместе с читателем пытается понять литературу как некоторый симптом происходящего. Такой критике нужно понимание не только художественной формы, но и множества различных, не имеющих отношения к литературоведению, вещей вроде социальных процессов или современной критической теории.
— Какие качества необходимы для литературного критика? На какие вопросы он должен отвечать в своих текстах?
— Из сказанного выше вытекает, что критик — это прежде всего мыслитель, специалист по современной культуре и современной гуманитарной теории, который при этом является квалифицированным и заинтересованным читателем современных художественных текстов. Есть представление, что критик — филолог, который может сказать, чем прекрасен тот или иной текст, поговорить о его «форме». Мне кажется, что это несколько устаревшее представление. Вернее, да, это критик тоже должен уметь. Но, кроме того, он должен и виртуозно владеть инструментарием анализа порождающего текст контекста — социального, политического и т. п. Дело в том, что литература сейчас претерпевает существенные институциональные трансформации, становится чем-то иным, чем была последние триста лет. Когда целый материк срывается с места и плывет, то нужны прежде всего специалисты по геологическим катастрофам, а затем уж — ботаники, зоологи и прочие те, кто, безусловно, расскажет, как оно было бы со всем подробным «содержанием» материка, если б материк стоял на месте. Я бы назвала это «новой социологической критикой». Она — служба быстрого анализа и обобщения происходящего, отвечающая на вопрос, что текущая литература нам говорит о текущем состоянии мира. Такой критики сейчас мало. Думаю, со временем ее станет больше.
— В каких отношениях находится критика с читателем?
— Сейчас, как мне кажется, происходит поворот. Эйфория, связанная с освоением «новых медиа», привела к тому, что все подумали: вместо критики, какой ее привыкли видеть в предыдущей инкарнации — критики длинных аналитических текстов, будут только рекомендации (как в известном эпизоде известного фильма, где герой говорит: «Ничего не будет, будет только телевидение»). Но сейчас, судя по ожесточенности дискуссий на тему «что такое критика», время от времени вспыхивающих в литературном сообществе, кажется, что ситуация меняется и запрос на критику в собственном историческом смысле, иначе говоря, на критику «аналитическую», вновь оказывается остер. И, судя по растущему количеству книжных обсуждений, актуализируется и запрос читателей на глубокий и квалифицированный, а отнюдь не облегченный разговор о книгах. Что дает критике и критикам новый исторический шанс.
— А при каком условии круг читателей аналитической критики может расшириться?
— Кажется, он расширится, если аналитическая критика станет более заметна на публичной литературной сцене, чему, на мой взгляд, очень могут поспособствовать книжные клубы, которые могли бы пропагандировать не только хорошую литературу, но и хорошие и глубокие тексты, ей посвященные.
— Каким вам видится возможный выход из кризиса, в котором сейчас оказалась критика? От каких черт стоит отказаться, а какие сохранить?
— Мне кажется, кризиса нет. Есть спецификация. И есть, как я уже говорила, явный рост востребованности критики, пока еще мало замеченный, но нуждающийся в том, чтобы его правильно подхватить и разработать. Поэтому ни от чего отказываться не нужно, просто критика должна быть разной — для разного типа аудиторий.
— Как развитие соцсетей поменяло существовавшие ранее практики чтения? И само понятие литературы?
— Это уже достаточно изученный вопрос, поэтому я повторю общеизвестное. В сетях возникают эффекты «соучастия» и «просьюминга», то есть такая культура, в которой потребитель и производитель контента — это одно и то же лицо, и потому такая культура, казалось бы, больше не нуждается в посредниках — то есть в институтах книжной индустрии. Сначала думалось, что это приведет к отмиранию таких институтов, но нет. Процессы, которые идут, носят комплексный характер. Чтобы не утратить влияния, книжная индустрия приспосабливается к новым медиумам и к новым скоростям публикации и оборота информации, которые те подразумевают. Возникает симбиоз: с одной стороны, никто не отменял авторское право и порожденные им культурные коллизии и имущественные отношения, а с другой — бесконечное пространство просьюминга, самодеятельной литературы образовало альтернативный «легитимному» поток чтения и письма. Наличие же этой альтернативы несколько снизило порог вхождения в «большую» литературу, расширив ее рамки и сделав ее полицентричной. Сейчас важнейшие для развития литературы инициативы и проекты могут возникнуть в обход существующих форм и институций и обрести огромный символический вес (например, таков известный проект «Ф-письмо», весьма характерный для нашего времени).
— Буквально на следующей неделе у вас запускается Лаборатория критического письма в «Школе литературных практик». Чем вы планируете там заниматься?
— Безусловно, мы будем заниматься тем, чем обычно занимаются на литературных мастерских: то есть писать и разбирать тексты слушателей, их обзоры и рецензии, как бы прозаично это ни звучало. Но штука в том, что критическое письмо не является чистым самовыражением, в отличие от собственно творческого письма (оно, конечно, тоже не является таковым, но хотя бы похоже). Оно требует самых разных навыков: от простейшего умения построить аргумент до понимания того, какой именно ты хочешь видеть современную поэзию или прозу и каким уже существующим констелляциям литературного материала и манифестированным теориям это соответствует. Говорят, что критика сейчас слаба и не влияет на литературные практики. Мне кажется, дело в том, что большая часть текстов, претендующих на роль литературно-критических, абсолютно инерционны и просто транслируют некоторые стереотипные представления о литературе. Они нерефлексивны, а потому — нормативны и консервативны. Понятно, что такие тексты просто не могут ни на что повлиять. Мы же будем стремиться найти, построить и воплотить на практике модель рефлексивной критики, теоретически осознанно работающей с самыми разными конфигурациями вкуса, умеющей видеть актуальные тренды в современных произведениях. Что предполагает большое количество аналитической работы: разборы сложных современных текстов: и художественных, и теоретических — для поиска и отработки собственных языков описания происходящего в современном литературном процессе и критического анализа различных канонов современной литературы (уверена, что таких канонов и правда множество, и задача критика — понять, как устроен каждый из них).
— Почему современная литература — это в некотором смысле маргинальная область и как можно было бы изменить такое отношение к ней?
— Литература маргинальна только в силу того, что у современной культуры нет и не может быть единого центра. Теперь это один из многих культурных выборов, но, кажется, все же не теряющий своей важности.
— Нет ли у вас опасений, что книги (и критику) вообще перестанут читать?
— Нет, таких опасений нет. На самом деле сейчас читают не меньше, а больше, чем в ХХ веке. Но читают не только книги и газеты, но и огромный массив сетевых текстов. Хорошо это? Плохо? Мне кажется, это как минимум интересно. Ведь среди этого массива текстов есть и стихи, и проза...
Категория: Ремарки
войдите или зарегистрируйтесь