То не бес попутал, а человек натворил

Проза Букши постоянно обращается к головоломной реальности и не терпит эскапистской фальши, проницательно говорит о человеческих отношениях, формирующих завтрашний день. Прежние тексты писательницы оставляли ощущение неиссякаемых аккумуляторов светлой энергии — в колючих картинах узнаваемой жизни внезапно находилось место для спасительных чудес. Даже в тревожных, мрачных рассказах «Открывается внутрь» человеку не было отказано в маленьком чуде, которое всегда случайно и не требует усилий. Новая книга — жесткая, заметно отличается от предыдущих. Чудесное вытеснено демоническим, текст при этом бьет током. Но речь, как всегда, идет о нас всех. 

«Дибок», «Чувак», «Я убил свою соседку», «Не жертва» — четыре небольшие истории, составляющие книгу о насилии, злобе и преступлениях, которыми переполнены криминальные новости. Персонажи отгораживаются от окружающих, снимают с себя всякую ответственность, агрессируют на близких — и вот происходит разрушительное замыкание, лопаются предохранители адекватности, гаснет свет.

Из этих текстов становится понятно, как в бытовых условиях формируется и множится частная тьма, возбуждающая агрессию большого мира. А инстинктивное желание свидетелей зла дегуманизировать виновных, заклеймить их как демонов, чудовищ, нелюдей только усугубляет проблему. Отказать кому-то в человеческой природе — сложной, обладающей деструктивным началом и не сводимой к надуманной святости, — значит попасть в ловушку, признаться в собственной слепоте, увеличить пустоту непонимания. Персонажи Букши, став очевидцами ужасного, пытаются нащупать спасительные смыслы, помогающие познать реальность и кричащего в ней человека. Эта работа над собой требует усилий, поэтому получается не у каждого. 

Мотив отравляющих отношений заложен уже в названии книги: «Но человека человек» — строка из стихотворения Пушкина «Анчар» — о ядовитом дереве, к которому непобедимый владыка посылает раба, чтобы изготовить смертоносные стрелы и распространить зло. Властное возвышение одной души над другой возникает в каждой из четырех историй Букши, образуя подходящую среду для зарождения насилия. 

«Дибок» — воспоминания отца о погибшей дочери и ее роковой влюбленности в молодого бандита. Привлеченная темной романтикой девушка буквально тонет в созависимости, пока вечно скучающий любовник играет девичьим сердцем, как мячиком. Восстанавливая далекое прошлое с помощью дневников дочери, отец замечает ошибки в своем обращении с ребенком, но так и не может уловить суть рассказанной истории.

Сюжет о зловещем соблазнителе — тоскующем, демоническом, изменчивом — корнями уходит к поэме Лермонтова «Демон», которая берет начало от одноименного стихотворения Пушкина. Текст Букши еще раз подтверждает тесную связь с русской литературной традицией. Только демоническое в книге не романтизируется, а рассматривается с позиции разумного — как деструктивная часть человеческой природы. В последующих историях этот образ будет повторяться — фамилия бандита Дибок даже совпадет с упоминанием диббука, злого духа из еврейской мифологии.

«Чувак» — кровавая хроника семейного абьюза, в которой снова выстраивается оппозиция преступника и жертвы, а свидетель конфликта реконструирует обстоятельства трагедии. Женщина рассказывает об убитой подруге, из-за манипуляций мужа поверившей в свою ущербность и невозможность сойтись с людьми:

Вот где было ее слабое место. Не внутри (Яна жила в мире с собой), не вовне (она умела зарабатывать и исполнять собственные желания), а на границе с миром, там, где происходит общение человека с человеком. Яна поверила, что она недоступна для других людей, а другие недоступны для нее. Раньше она думала, что просто еще не встретила тех, с кем может возникнуть близость. Егору удалось внушить ей, что она в принципе дефектная, что близость с ней невозможна, а ее чувства настолько необычны, что их вряд ли кто-то захочет уважать и разделять.

Примечательно, что в книге наблюдатели-повествователи находятся на безопасном расстоянии от произошедшего. Они защищены дистанцией временной и географической — живут за границей, подальше от увиденного русского психо. Что, впрочем, никак не решает их проблем с внутренней пустотой и поиском смысла.

Общий композиционный принцип нарушается только в третьем тексте «Я убил свою соседку» — это лихорадочный монолог психически нестабильного парня. Запредельно одинокий голос демонстрирует обезоруживающую честность — говорящий не прикидывается жертвой случая, осознает вину и взывает не к поверхностному мимолетному сочувствию, а к попытке понимания, которое — давайте признаем — всегда требует концентрированного внимания к человеку и не терпит лицемерия. Один из самых мощных электрических разрядов книги проходит именно здесь — точка зрения убийцы, прямой контакт с перешедшим черту. 

В заключительной «Не жертве» происходит заветное усилие, приводящее в равновесие человека к человеку. Новая рассказчица преодолевает путь от снобистской позы «я не такая, как они» к отождествлению себя с профессором, подозреваемом в убийстве, — старым знакомым, от которого когда-то удалось сбежать. Честный взгляд внутрь себя наконец-то ведет к принятию человеческой природы — так рушатся преграды, обретается знание, помогающее приблизиться к происходящему вокруг:

Что касается меня, то я не безгрешна. Не просто «не идеальна», а именно что не безгрешна, то есть грешна. Во мне есть злобное, деструктивное начало. Я бы не смогла представить себя чистым агнцем. Я не агнец, я актор насилия. Может, среди людей и правда есть безгрешные овечки, но я таких не знаю.

И если профессор — мертвец, то и я не совсем живая. Я не могу полностью осудить профессора, потому что он мне не чужой. Осудить профессора — значит заткнуть уши. Если я не буду его понимать, то не пойму и жертву. И та девушка на машине, и профессор, и даже массовый убийца — не «нелюди». Как это было бы просто! Нет, дело как раз в том, что все мы люди. Вот почему я продолжаю слышать профессора, хотя мне и противно. Я слушаю его, чтобы знать, что мне ответить Маритесс, когда она говорит: «Мне просто захотелось».

К этому обновлению рассказчицу подталкивает в том числе и наблюдение за своими детьми:

Возвращаясь, издали вижу сцену: Сесилия лежит на песке, Маритесс возвышается над ней.

Голая ступня Маритесс — на груди Сесилии. Маритесс ко мне спиной. Сесилия лежит смирно. Подхожу чуть ближе.
— Повторяй за мной, — хриплым, монотонным голосом приказывает Маритесс. — Помни, что если не будешь повторять, то наша мама умрет. Я — твоя рабыня.

— Я твоя рабыня, — говорит Сесилия.

Останавливаюсь.

— Я вечная неудачница, — подсказывает Маритесс.

— Ну нет, — слегка возмущается Сесилия. — Это я не согласна, — она пытается приподнять голову, но Маритесс наступает чуть сильнее.

— Это что за тупые игры?! — возмущаюсь я. — Где ты этого набралась?

Вообще в книге дети помогают взрослым гораздо эффективней психотерапевтов, задавая правильные вопросы и отражая в играх модели увиденного поведения. Как уже отмечалось, новая проза Букши не похожа на предыдущую, но мир ребенка в ней сохраняется вопреки переменам.

Начавшись с темы ядовитых отношений, книга обнаруживает рецепт противоядия, проговаривая его внятно и без церемоний. Тексты подобной силы нужно держать, конечно, поближе к аптечке.

Дата публикации:
Категория: Рецензии
Теги: Ксения БукшаЛайвбукНо человека человек
Подборки:
0
0
12310
Закрытый клуб «Прочтения»
Комментарии доступны только авторизованным пользователям,
войдите или зарегистрируйтесь