Лига выдающихся писателей

• Юлия Яковлева. Поэты и джентльмены. — М.: Bookmate Originals, 2020.

Прочитать книгу можно в приложении «Букмейт».

«Нет, весь я не умру», — написал в 1836 году Александр Пушкин и оказался конечно же прав. Эту мысль «нашего всего» — в том числе буквально — обыгрывает в новом романе писательница Юлия Яковлева.

Театральный критик и профессиональный историк балета, в прозе Яковлева работает в необычных форматах. Будь то ее самые известные «Ленинградские сказки» — янг-эдалт на фоне Великой отечественной войны — или серия ретро-детективов, действие которых разворачивается в тридцатые годы прошлого века. Яковлева явно интересуется прошлым и любит писать книги сериями. В «Поэтах и джентльменах» сочетаются оба ее увлечения.

Жанр произведения — ранобэ — разновидность манги, развлекательный легкий роман с большим количеством диалогов. Главными героями стали великие русские писатели, которые несправедливо рано отошли в мир иной: Пушкин, Лермонтов, Гоголь и Чехов. На самом деле они не умерли, а сформировали русскую Лигу выдающихся джентльменов (здесь Яковлева отсылает к комиксу Алана Мура, в котором действуют персонажи известных книг). Они борются за спасение России, оказавшейся под угрозой поражения в Крымской войне (важно, что альтернативная история создается автором на основе подробно изученной реальной).

У наших классиков есть во всем этом свой интерес — если исчезнет Россия, вместе с ней исчезнет и русский язык, а значит никто и никогда не уже сможет прочитать их произведения. Именно поэтому главной суперспособностью (ну, кроме бессмертия и перемещений во времени и пространстве) оказывается возможность перепридумывать реальность. Есть одно маленькое условие — этой способностью обладают только гении. Так, например, нападение английского флота на Петербург не состоится, потому что контр-адмирал Непир в день атаки не досчитается… носа.

Пушкин пожал плечами, обвел глазами стол:
— Как проехала линейка,
Засвистела канарейка.
Сначала было тихо. За окнами цокали копыта, тарахтели по мостовой деревянные колеса. Все бросились к окну. Но ничего не увидели. Мостовая была пуста.
Гоголь отнял ладони от лица. И вскрикнул.
На него обернулись. И оторопели.
Перед самым лицом Гоголя висела клетка. В ней прыгала с жердочки на жердочку желтая птичка.
Клетку тихо обступили. Осмотрели. Все подробности. И серые чешуйки на тоненьких лапках, и глаза-бусинки. Канарейка склонила голову набок, раскрыла клюв, выдала трель. И лопнула. Все вздрогнули, едва успев зажмуриться. Ощутили на лице невесомую пыль, как от мыльного пузыря.
Пушкин утер лицо платком. Лермонтов слизнул влагу. Чехов протянул руку сквозь оставленную пустоту.
Не было ни клетки. Ни канарейки.
— И линейки не было, — еле слышно выдавил Чехов.
— Как это понимать? — подал голос из кресла Гоголь. Теперь в нем не было безумия. Была тревога.
Обескуражены были и остальные.
Пушкин сложил и убрал платок:
— Потому что стишок дрянь, — объяснил он.

На протяжении всего текста писатели выдумывают коварные планы и воплощают их на бумаге, а параллельно пытаются ужиться друг с другом и с изменившимся миром вокруг, не подозревающем о том, что они не умерли (или еще не родились, как Чехов).

Не может такой сюжет обойтись и без необычных антагонистов: против наших Англия выставляет своих авторов, причем женщин: Анну Радклиф, Мэри Шелли, Джейн Остин и математика (и дочь Байрона) Аду Лавлейс. В одной из глав герои даже попробуют наладить отношения, но эта попытка провалится — потому что гениальность, как выяснится, не помеха мизогинии.

Самое потрясающее у великих русских писателей — что они, несмотря на знаменитые женские образы, были страшные мизогины. Просто все. Я не понимала этого, когда мне было 20, но сейчас это на уровне — «ничего себе!». Гоголь, который женщин боялся хуже Вия. Лермонтов, который поступал с ними как полный мудак. Чехов, который их презирал и не умел с ними ни разговаривать, ни дружить. Даже Пушкин, что, в общем, для меня удивительно, потому что в остальном Пушкин лишён предубеждений. Но и у него: место женщины такое-то — и она его должна чётко знать. Либо соответствуй «Татьяны милому идеалу», либо «беззаконной комете», либо получай на лоб печать «академик в чепце» (или ..., как Анна Петровна Керн) и проваливай. Странно, правда? Может, это XIX век в них так когти свои запустил?

(Из интервью Юлии Яковлевой порталу «Полка»)

Бороться классикам приходится и с разного рода нечистью: первая батальная сцена очень напоминает битвы с ходячими мертвецами из «Гордости и предубеждения и зомби». Мэшап — еще один жанр, с которым работает в своей книге Яковлева. А открытый финал «Поэтов и джентльменов» и вовсе предвещает появление некой мистической угрозы.

Заниматься актуализацией русской классики трудно — как будто все время подтягиваешь к берегу лодку, которая то и дело норовит отправиться в свободное плаванье. Но игровые «Поэты и джентльмены» отлично с этой задачей справляются. Роман Яковлевой насыщен удачно встроенными цитатами из произведений Пушкина, Гоголя, Шелли, Радклиф и других. Кроме того, автор работает на столкновении высокого (собственно классики) и низкого (названных выше жанров массовой культуры — а также фанфиков и даже сериалов) — в том числе на уровне языка, с одной стороны, как бы свергая великих классиков с пьедестала, а с другой, делая их человечнее и ближе к читателю.