Писать — что землю пахать

• Роман Сенчин. Петля. — М.: Издательство АСТ : Редакция Елены Шубиной, 2020. — 384 с.

Эту и другие упомянутые в наших публикациях книги можно приобрести с доставкой в независимых магазинах (ищите ближайший к вам на карте) или заказать на сайте издательства, поддержав тем самым переживающий сейчас трудный момент книжный бизнес.

Количество книг Романа Сенчина приближается к четвертому десятку. Он автор не просто опытный, а очень опытный — в новой книге, прикрываясь автобиографическим героем, даже сам признает, что «худо-бедно умеет писать». И выводит хронометраж собственной авторской жизни: почти двенадцать тысяч утр.

В книгу «Петля» вошли результаты, наверное, нескольких сотен утр писателя Сенчина, — десять рассказов и одна повесть, по которой и названа книга. Сборник опубликован в серии «Актуальный роман» редакции Елены Шубиной, и читателю стоило бы, как всегда, ждать пристального внимания к политической повестке, но тут актуальность не такая уж актуальная, да и роман не роман вовсе. Здесь есть и тексты, пестрящие отсылками к узнаваемым событиям и медийным личностям, и тексты о подчеркнуто частной жизни. Героем одного из таких рассказов — «В залипе», например, становится сам Сенчин — вернее, его альтер эго.

Персонаж-двойник фиксирует все, что с ним происходило в течение одного дня: сколько раз увидел жену, что ел, как работалось. В этом тексте Сенчин явно отдает дань манере прозаика и драматурга Дмитрия Данилова, скрупулезно описывающего в прозе все вокруг, как значимое, так и незначимое: потому что только так можно показать жизнь. И персонаж Сенчина «залипает» в соцсетях, на новостных сайтах, в «Википедии» — собственно, из этого и складывается фабула рассказа, идея которого проговорена уже в названии с подзаголовком: «Художественно-просветительское повествование».

Взгляд цепляется опять. На этот раз за такие слова:

«Самые ранние археологические находки сосудов для вина датируются 5400–5000 гг. до н. э.».

А что было пять тысяч четыреста лет назад?

Мне действительно любопытно. Число не очень-то внушительное, но когда подумаешь, что Христос жил две тысячи лет назад, а Гомер — примерно три тысячи… И какой была человеческая цивилизация за две тысячи до Гомера?

Та-ак…

«В залипе», с одной стороны, просто «вещь в себе», рассказ о том, как пишется рассказ, но одновременно и текст, уделяющий беспрецедентно пристальное внимание всему бытовому. Это рассказ-портрет, как бы говорящий: размножь меня, умножь на триста шестьдесят пять, и поймешь, из чего складывается автор Роман Сенчин. И кроме того, это отчасти текст и о современном литературном поле, которое Сенчин, кстати, регулярно описывает еще и в своих критических статьях — персонажи которых тоже предстают скорее в своей «бытовой» ипостаси.

Товарищ мой, литератор Дима Данилов, болельщик «Динамо», наверняка снова в унынии… Он давно в унынии. В смысле, как болельщик — в литературе у него, наоборот, дела идут отлично и пьесы ставят повсюду, наверняка проценты идут хорошие.

Но как болельщику ему не позавидуешь: «Динамо» влачит убогое существование в футбольном мире.

Пародии на представителей писательского цеха находятся и в заглавной повести сборника «Петля». Формально она посвящен произошедшей весной 2018 года инсценировке убийства журналиста и писателя Аркадия Бабченко, выведенного под именем Антона Дяденко. Важным второстепенным героем оказывается некий Трофим Гущин, в образе которого угадывается Захар Прилепин, и противопоставление этих фигур отчасти происходит на поле не только политическом, но и — опять — литературном. А быт в повести, как ни крути, наводит на размышления о смерти: так сказать, «кейс» Бабченко для этого подходит идеально. Сенчин выходит за рамки простого рассказа «о знакомых» или текста «по следам актуальных событий» — в истории о политических дрязгах, узнаваемых фигурах и заигрывании со смертью проступает история потерянного человека, которому казалось, что он уверен в правильности своих поступков. А жизнь оказалась немного сложнее и неудобнее.

И вот, помывшись, надев собранные женой трусы, треники, майку, свитер, Антон прошёл в небольшое квадратное помещеньице. Стол, три стула, чтото типа кушетки, вешалка… Здесь наверняка коротали свободное время санитары. А теперь здесь будет он, Антон Дяденко. Неизвестно сколько.

— В туалет, если что, вот в ведро придётся, — кивнул врач в угол, — извините.

— Ясно…

Движение от социального — к личному, от общего — к частному заметно и в других текстах сборника. Успешный мужчина понимает, что он недолюбленный сын; женщина отправляется в лечебницу и вдруг осознает, что попадает в репрессивную систему; пара влюбленных, пройдя случайное медицинское тестирование, из «полных жизни самца и самки» превращается в «сгорбленных, немощных стариков».

Неудивительно и то, что Сенчин уделяет столько внимания описанию писательских практик и создает героев-писателей. Наряду с ними в книге действуют и совсем другие персонажи — например, предприниматели, живущие по более-менее четкому распорядку: раз в год, летом — к родителям в деревню. Понятно, что здесь «вернуться к истокам» означает прийти в отчий дом, а оказаться «ближе к земле» — заняться земледелием. Но при всех отличиях двух типов действующих лиц сходство между ними огромно — именно за счет сенчинских описаний быта. Писать — что на грядке поработать, редактировать тексты — что сорняки пропалывать. Безо всякого там ореола. Для Сенчина, как и для любого писателя, текст — та же земля.