Смерти – нет

• Евгений Водолазкин. Сестра четырех. — АСТ: Москва, 2020. — 50 с.

Электронную версию этой и других упомянутых в наших публикациях книг можно читать на портале «ЛитРес», поддержав тем самым переживающий сейчас трудный момент книжный бизнес.

Для читателя, знакомого с творчеством Евгения Водолазкина, появление пьесы «Сестра четырех» неожиданно. Это не первый драматургический опыт писателя (в 2014 году вышли пьесы «Пародист» и «Музей»), но широкая аудитория знает его скорее как автора больших романов — «Лавр», «Авиатор», «Брисбен». Более того, новое произведение Евгения Водолазкина — абсурдистская пьеса о том, что происходит прямо сейчас — во время пандемии коронавируса.

Четверо героев — Писатель, Доктор, Депутат и разносчик пиццы Фунги — оказываются в палате больницы им. Альбера Камю. На всю больницу — одна медсестра. Лечение разнообразно: больным колют либо витамин В6, либо В12. Слышится стук топора. По официальной версии, это строят люксовые палаты. Но героям отчего-то кажется — на самом деле гробы.

Начинается действие пьесы почти так же, как утро миллионов людей в мире последние несколько месяцев — со сводки новостей о жертвах коронавируса:

РАДИО. Передаем выпуск последних известий.
СЕСТРА. Доброе утро, больной.
ФУНГИ. Какое же оно доброе, если объявили, что известия последние. Последние, понимаете? Больше их уже не будет. Не будет ничего. Вот это вирус!

С удивлением узнаешь повседневность, ставшую привычной: усталость от трагических известий, неопределенность. Предписания, при которых нарушение дорожных правил простительно, а появление температуры — уже нет. Как говорит один из героев: «Красный свет бы мне, конечно, простили. Но температуру — никогда». Лечение, которое и не лечение вовсе, но и на том спасибо. И с каждой строчкой градус сатиры повышается:

ДЕПУТАТ: А что вы думали? У меня, как у депутата, большой объем работы. И мне, то есть, должны быть созданы все условия для ее выполнения.
СЕСТРА: К сожалению, это невозможно. Все палаты переполнены. У нас катастрофически не хватает мест. (Закрывает лицо руками, плечи ее вздрагивают.)
ДЕПУТАТ. Не принимайте это так близко к сердцу! Вопрос ведь решаемый. Придумайте что-нибудь в порядке оптимизации.
ДОКТОР. Мы бы рады оптимизировать… (Сестре). Оптимизируем?
СЕСТРА. Если бы еще знать, как!
ДЕПУТАТ. Да элементарно! Переведите кого-нибудь в коридор.
СЕСТРА. Мы ведь шли с вами по коридору, вы видели — там койка на койке!
ФУНГИ. Ха! Ну так переведите их во двор. Всего делов-то! Укройте их хорошенько. С тяжелобольных пусть смахивают снег. За последние недели он шел всего два раза.

Кажется, что новая пьеса Водолазкина, в первую очередь, о социальном, злободневном. И о каждом из нас — озадаченных, в масках и без. О тех, кто слушает сводки последних новостей и тех, кто намеренно их выключает. О тех, кто бодрится и кто открыто признает: «Мне страшно». Но по мере прочтения все ярче проступает философский подтекст. Герои говорят обо всем на свете: о вирусе и литературе, о возлюбленных и своей работе, о счастье, страхе. И о том, почему это все происходит сейчас с нами.

ДЕПУТАТ. Так вы считаете, что это… Заговор?
ПИСАТЕЛЬ. Нет, не заговор. Так не сговоришься. Все мы несемся на такой скорости, в едином ритме… Просто всем захотелось остановиться, понимаете? Кто-то крикнул: пандемия! И все остановились… Все встают.
ФУНГИ: Просто белка не знала, что можно жить без колеса. Колесо крутилось, пока она его крутила. А перестала — смотрит: все в порядке. И мир не рухнул! Во втором акте тон повествования неожиданно меняется: сквозь сатиру проступает лиризм. Оказавшись в абсолютно новой для себя ситуации, герои размышляют — кто они на самом деле, о чем мечтали? И что хочется вспомнить пред лицом смерти?
ДЕПУТАТ. На улице, которая вела к рынку, росли акации. Когда мы шли под акациями, было прохладно, когда снова выходили на солнце — жарко. Эту смену света и тени я до сих пор чувствую кожей. А потом мы приходили на рынок. И бабушка покупала молодую картошку, укроп, вяленую рыбу — я не буду всего перечислять.
ДОКТОР. Скажите только о клубнике, которая светилась на солнце.

В пьесе много отсылок к классическим текстам русской литературы. «Вишневый сад» Чехова заканчивается стуком топора, символизирующим крушение старого мира. Пьеса Водолазкина с него начинается, он же будет звучать на протяжении всего действия. В условиях, когда персональный мир каждого из нас грозит рухнуть, эта деталь приобретает символическое звучание. Диалоги в пьесе часто строятся по чеховскому принципу «провала коммуникации», когда герои говорят о разном и друг друга не слышат. И, конечно, само название рождает ассоциацию с «Тремя сестрами».

Есть отсылки и к творчеству Горького. Возлюбленная героя Фунги вместо пиццы кладет в коробку роман «Мать». Четверо героев, как они сами говорят, представляют собой «срезы общества»: медицину, культуру, власть и пищевую промышленность. Как и в драме «На дне», локация имеет символическое значение. У Горького ночлежка — символ человечества, зашедшего в тупик, у Водолазкина — больничная палата, в которой оказываются четверо героев и весь мир.

Текст Водолазкина построен по законам абсурдистской пьесы — нарушается привычная зрителю/читателю логика. Едва читатель настроился воспринимать ее в таком ключе — происходит резкий перелом сюжета и из абсурдистской пьеса становится текстом о вечном: о любви, предназначении, жизни и смерти. Ирония же заключается в том, что столь внезапный поворот тоже оказывается своего рода нарушением привычной логики.

Пьеса «Сестра четырех» полна парадоксов. И в то же время она оказывает терапевтическое действие. Возможно, не последнюю роль в этом играют слова главной героини: «Смерти — нет. Но, чтобы убедиться в этом, нужно умереть».