Жизнеописание как способ существования

• Эмманюэль Гибер. Война Алана. Из воспоминаний Алана Инграма Коупа / пер. с фр. А. Зайцевой. — СПб.: Бумкнига, 2020. — 328 с.

Эту и другие упомянутые в наших публикациях книги можно приобрести с доставкой в независимых магазинах (ищите ближайший к вам на карте) или заказать на сайтах издательств, поддержав тем самым переживающий сейчас трудный момент книжный бизнес.

Эта история начинается на рассвете 8 декабря 1942-го в Пасадене, Калифорния. Заканчивается она утром, в Ла-Рошели, Франция, в 1994-м. Между — жизнь одного человека, графическое изложение которой является одной из самых значимых комикс-новинок этой весны. 

«Война Алана» — очередной шаг издательства «Бумкнига» на пути знакомства отечественного читателя с лучшими образцами европейского комикса. Неслучайно, в одном из комментариев к посту о выходе книги сказано, что ее можно покупать не глядя: «Хватает только имени и фамилии автора на обложке». Дейтвительно, Эмманюэль Гибер — живой классик, обладатель премии Айснера и гран-при Ангулема (Оскар и Пальмовая ветвь мира комиксов). Каждая его работа — событие, и тем радостнее, что спустя десять лет с момента выхода «Войны Алана» одним изданием (а комикс публиковался во Франции частями с 2000 по 2008 год), она появляется и на русском языке и может составить достойную компанию уже стоящим на полках «Фотографу» и томам «Ариоля».

Выбирая эту книгу, ожидаешь открыть для себя классическую графическую историю о войне с размеренным повествованием, выполненную в технике чистой линии (ligne claire — одно из значимых отличий европейского комикса), которая придаст изображению солдат и танков ощущение безопасной игрушечности. Кроме того, сейчас, когда мир меняется намного быстрее, чем это можно осмыслить, повествование о минувших сражениях может стать удачным вариантом чтения на карантине. От него как бы ждешь уверенности, что даже в трудное время, которому наш 2020-й не чета, при наличии смекалки и чувства юмора можно не потеряться и остаться человеком.

Книга оправдывает ожидания лишь отчасти, не становясь образчиком рассказа про военные будни. По воле случая главный герой прибывает на фронт слишком поздно и в боях не участвует. Оказавшись на самой кровопролитной бойне человечества, он видит смерть только как следствие несчастных случаев (будто с этой частью сценария автору помогал сам Сэлинджер). Ровно в середине повествования война вообще заканчивается и принадлежность к победившему лагерю становится пропуском к получению продовольственных благ. Обыденные, разрозненные, но все же переплетенные между собой истории из жизни капрала Коупа продолжаются. Героя демобилизуют, он возвращается в США и снова отправляется в Европу, женится, меняет работу, затем меняет еще раз. Заканчиваются сороковые, а за ними и пятидесятые. Сюжет увлекает читателя все дальше, но соотнося его с названием, все труднее становится понять: а с кем, собственно, воюет Алан? 

Наверное, это и есть главная загадка. Танк и фигура солдата на обложке скрывают от читателя, что это книга не о баталиях между людьми, а о двух жестоких войнах, проходящих внутри каждого: за собственную память и за право прожить свою жизнь. 

Перед отправкой на фронт Алан призывает себя относиться к войне как к приключению и не трястись от страха. Не считать ее личной трагедией и делать как все. Неоднозначность этого завета определяет все дальнейшее поведение героя. Оказываясь в ситуации выбора, он каждый раз будет метаться между робкими попытками найти себя и желанием построить «обычную» жизнь. Произнесенное «и» превращается в предательское «или». Отправиться ли на фронт, как все, или остаться инструктором? Выучиться ли на баптистского пастыря в Беркли или на горшечника в парижской школе художественных ремесел? Согласиться ли на интимную просьбу друга или жениться на простушке с западного побережья? Алан не знает ответа ни на один из этих вопросов и, кажется, каждый раз делает случайный выбор. Единожды приняв жизнь как приключение, он каждый раз идет на поводу у обстоятельств, переключает каналы, перескакивает с одного сценария на другой, как будто желая этим только разнообразить фактуру своего жизнеописания.  Друзья и сослуживцы обрастают корнями, детьми, карьерами, остаются позади и появляются вновь, а Алан идет дальше, наугад, словно тот взбирающийся в гору в сумерках солдат, что нарисован на форзаце. Он поднимается, чтобы на старости лет понять, что у горы не оказалось вершины, что наедине со своими ошибками остается только сокрушаться, что прожил жизнь, которую не планировал. Страшная реальность приключений в том, что они часто подходят к концу раньше, чем жизнь их героев.

Но книга не заканчивается на безоговорочном поражении в неравной войне со стремительным течением временем. В ожидании пенсии Алан, сожалея об ошибках прошлого, не оставляет попыток найти себя. Так начинается вторая война — война героя с собственной памятью и за собственную память. Изо дня в день, воссоздавая по крупицам события и находя старых знакомых, Алан Коуп склеивает полотно воспоминаний, которое компенсирует ему ощущение цельности прожитой жизни. Он нанизывает событие за событием, человека за человеком, словно бусы собирая череду случайностей в большую историю, за которой никому не известный водитель микроавтобуса из рейнского пфальца предстает современником великой эпохи, через одно-два рукопожатия знакомым с Генри Миллером, Эзрой Паундом, Бертраном Расселом и генералом Паттоном.

В конечном итоге мы проживаем с героем 300 страниц и 52 года, так и не поняв, кто таков Алан И. Коуп. Мы побывали вместе с ним на войне, услышали несколько десятков анекдотов о его жизни, познакомились с бесчисленным количеством прекрасных, по большей части неравнодушных к искусству людей, но так и не разглядели за протагонистом человека. Не герой войны и не пастырь. Мы ничего не знаем о том, каким он был мужем и отцом. Да и каким другом был, мы тоже можем только догадываться. От начала и до конца он остается пустым местом, несколькими каплями чернил, упавшими с пера умелого автора, которые по необходимости исторического правдоподобия облачены в армейскую форму. Гиберу, словно по заветам Скотта Макклауда, удалось создать идеальную карикатуру, за которой едва уловим его реальный друг и соавтор Алан, но есть пространство, в которое любой читатель может поместить себя . Капрал Коуп не делает зла и не признается в любви. Не испытывает страстей и не ненавидит. Редко унывает и почти никогда, словно Тинтин, не останавливается. Он пустышка, трафарет, который помогает каждому, кто возьмет в руки книгу, вжиться в частную историю совершенно обычного человека и не отрываться от нее до самого конца. 

В последней главе черно-белая история становится цветной. Так в кинотеатре после сеанса зажигается свет, возвращая зрителей в реальность. Из мемуаров, в которых, как это часто бывает, опущены многие детали, мы попадаем в играющий красками сад старика Алана, чтобы услышать последний рассказ. В нем нет ни морали, ни очевидной связи со всем предыдущим текстом. И мы еще раз задумываемся над тем, каждое ли событие важно и имеет право на упоминание в рамках жизнеописания? Или важнее мастерство, с которым рассказ о веренице обыденных событий превращается в нечто большее? Когда за скорыми, «приблизительными» штрихами, примерными линиями шпал и едва уловимыми чертами лиц получится разглядеть фотографическую точность образов. В этом и заключается магия комикса в целом и частное мастерство Эммануэля Гибера, умеющего как никто другой переплетать личное, интимное и историческое.