Могильная возня

• Мартин О’Кайнь. Грязь кладбищенская. Повествование в десяти интерлюдиях / пер. с ирландского Ю. Андрейчука. — М.: Издательство АСТ : CORPUS, 2020. — 448 с.

Эту и другие упомянутые в наших публикациях книги можно приобрести с доставкой в независимых магазинах (ищите ближайший к вам на карте) или заказать на сайтах издательств, поддержав тем самым переживающий сейчас трудный момент книжный бизнес.

Книга ирландского писателя и критика Мартина О’Кайня с 1949 года долгое время оставалась локальным памятником ирландской литературы — с гэльского на английский ее перевели только в 2015-м, теперь же вновь обсуждаемая «Грязь кладбищенская» нашла своего издателя и переводчика для русскоязычного читателя.

Борец за языковую автономию ирландцев, Мартин О’Кайнь создал текст — энциклопедию гэльского наречия. Книга долго не переводилась именно из-за ее лингвистической сложности: подобно любому масштабному произведению, сосредоточенному на словесной форме, она требовала перевода либо идеального, либо никакого. Кстати, на английском языке существует два варианта: осовремененный с вкраплением актуального жаргона и максимальной сдержанный вплоть до исключения нецензурных выражений. Но и на русском тщательно выполненная работа Юрия Андрейчука учитывает гиперреалистичные языковые особенности романа: переводчик мастерски вставляет в текст корявые «оныст» и «о май», снабжая лексикон искаженными англицизмами.

— … Оныст, Муред. Я думала, там будет убийство или по крайней мере один развод. Но Доти может оценить, насколько я была пристрастна.
— … Вот оно! Господи, Куррин, послушай:
«Крест надо мною в сердце Нель зажжет изнеможенье,
И мне в кладбищенской грязи победа суждена…»

«Грязь кладбищенская» построена как непрерывный полилог обитателей кладбища: лежа в могилах, они сплетничают, спорят, вспоминают жизнь, сетуют на скупых родственников и ведут преимущественно склочные разговоры. Из нарратива исключен автор или рассказчик, единственная характеристика героев — собственная речевая. Текст притворяется автономным, живущим своей жизнью: персонажи не нуждаются в ремарках и самостоятельно создают свою историю и свой миф, среди них есть даже народный сказитель Колли, не умеющий читать, и поэт, наскучивший своими стихами всем мертвецам. Через обрывки фраз и редкие монологи выстраивается несколько центральных сюжетных линий, наиболее заметные из них — это взаимоотношения сестер Падинь и печальная судьба Старого Учителя. Пятнадцать основных персонажей представлены в начале, но в повествование вплетены десятки других не обозначенных героев. Книга поделена на десять интерлюдий, и это, как и драматургическое «представление» персонажей, соотносит текст с формой пьесы — пусть и частично. Действительно, эти нескончаемые обрывки фраз покойников и попытки перекричать друг друга едва ли складываются в цельную историю; функционально эпизоды похожи на интермедии, разбавляющие основное действие — и роль основного действия отведена закадровой жизни здравствующих. Действие, лишенное как такового движения, легко переносится на сцену: произведение было адаптирован для ирландского театра Abbey Theatre, а также экранизировано Робертом Куинном.

Роман написан под очевидным влиянием ирландских модернистов — Джойса, Беккета, Фланна О’Брайена — и, несмотря на кажущуюся интонацию потока сознания, выстроен как цельный механизм, где каждое слово наделено своей функцией. Исследователь Брайан О’Бройн показывает, что с трудом выявляемая линия событий «Грязи кладбищенской» формально встраивается в концепцию Владимира Проппа: О’Бройн подводит развитие истории Катрин Падань под первые десять из тридцати двух функций волшебной сказки. О’Кайнь сознательно создал образцово-модернистский текст, принимая во внимание не только всю традицию близкой ему литературы, но и учитывая современные нарратологические подходы. В дополнение О’Брайн отмечает, что детальная фабула произведения становится доступна как минимум после второго прочтения в силу сложности текста: истории персонажей наслаиваются друг на друга точно так же, как свежие трупы кладут в землю поверх давно захороненных. 

«Грязь кладбищенскую» можно назвать условной смесью формы по Джойсу и содержания по Достоевскому. Фактически роман представляет собой развернутую версию рассказа «Бобок», выполненную в декорациях ирландской глубинки: то же кладбище, те же мертвецы, обреченные на бесконечную болтовню. Но при очевидном совпадении сам О’Кайнь отрицал, что был вдохновлен классическим русским произведением.

— … Но послушай, Джуан, она в конце концов отдала тебе твой серебряный чайник?
— … Я сразу  должна была догадаться — по тому, как доктор говорил в этот день… Кити Печеная Картошка! Не верь ей, Джек! Джек Мужик! Не верь этой паразитке Кити!...
— Бог накажет нас, Катрина, за все, что мы говорим…        
— Я лопну! Я лопну! Я лопну!  

С помощью бесконечных сбивчивых диалогов мертвецов Мартин О’Кайнь пишет прежде всего актуальную сатиру на современное ему общество. Покойникам не нужна вечность – их забвение рассеялось в мелочности, ругани и жадности. На бытовые пороки накладывается расизм и классовое мышление, отображающие политическую действительность Ирландии сороковых. Объединенные смертью и землей, соседи противятся покою: их конфликты доходят до абсурдной попытки создать элитное «культурное общество», объединяющее вокруг Норы Шонинь — одной из героинь романа — наиболее «приличных» людей в настоящий Ротари-клуб. Кроме того, их статус при жизни по-новому переходит с ними и в загробный мир: местная социальная стратификация зависит от цены участка и материала, из которого сделан могильный крест. 

Каждая страница, каждая фраза и каждое слово «Грязи кладбищенской» преследуют единственную цель — написать многослойное произведение, где сложносоставная форма созвучна мудреному содержанию. Кажется, О’Кайнь постарался уместить в текст все отчетливо ирландское: от фольклора до Ирландской республиканской армии (членом которой был писатель). И как мертвецы непрестанно обманывают друг друга и подставляют друг друга, так и сам текст взаимодействует с читателем: он пытается слукавить и запутать, но дает все ключи к необходимой разгадке.