Ощущение оркестра
- Сергей Уваров. Интонация. Александр Сокуров. — М.: Новое литературное обозрение, 2019. — 232 с.
Режиссер Александр Сокуров — из тех людей, которым не всегда нужен собеседник. Его монолог даже интереснее диалога. Культуролог и журналист Сергей Уваров публикует под одной обложкой свои интервью с Сокуровым и его соратниками и друзьями. Порой посредничество журналиста, его вопросы и выводы кажутся излишними. Но, к счастью, только порой — и главный герой все же выходит на первый план. «Интонация» написана для тех, кто хочет еще пристальнее посмотреть на его творчество
По предыдущим книгам на эту тему было заметно, что Александр Николаевич Сокуров — скромнейший и тишайший представитель своего цеха. От того странно встречать такой пассаж Уварова: «Будучи, несомненно, звездой, медийной персоной (хотя эти слова звучат так неуместно по отношению к нему!), Сокуров-человек известен публике и даже своим поклонникам еще меньше, чем Сокуров-режиссер». Во-первых, раз неуместно, то зачем это произносить? Когда Сокуров был «звездой»?.. Во-вторых, зачем публике знать что-то про «Сокурова-человека»? Если бы он был «звездой» — тогда другое дело, толпе бы хотелось покопаться в его личной жизни. Но Александр Николаевич в интервью искренне признается в своем одиночестве, по его фильмам можно догадаться о его мироощущении — и после этого уж точно не хочется знать подробности. Почему мы постоянно стремимся узнать в художнике человека? Если он пускает нас в свой мир — то ведь лучше этот мир узнавать через его произведения. Становится неловко, когда автор спрашивает режиссера про его семью, родителей. И даже делает такие выводы: «За стремлением Сокурова создать в кино идеальный образ родственной любви проступает подлинная исповедальность и горечь от лишенности этой любви здесь, в жизни».
Наверное, это так. Но ведь это очень личное и внимательный зритель и без подсказок догадается, что художник не с потолка берет свои темы. Вопрос актеру Леониду Мозговому «Есть ли у него друзья?» кажется странным и неуместным. Намного интереснее отношение Сокурова к музыке и с музыкой. В этих отношениях и проступает человеческое и даже бытовое.
Я все мечтаю, что у меня когда-нибудь появится маленький домик, где я смогу слушать музыку, не думая о том, что побеспокою соседей. Я не могу слушать из-под полы, под подушкой, например, Шостаковича. Я ничего не чувствую. Я Малера не могу так слушать. Мне нужно, чтобы был охват, ощущение оркестра. Но жизнь в городской квартире мне не позволяет.
Иногда кажется, что Сергею Уварову важно, чтобы фильмы Сокурова были популярными. Он расстраивается, что они не так широко известны. Журналист уважает режиссера, ценит его, но как рьяный поклонник, отчего-то хочет, чтобы у «Молоха» или «Александры» было побольше зрителей. При этом «Интонация» как раз объясняет, почему у этих и других картин никогда не будет широкого проката. Сокуров один из немногих сегодня режиссеров, чьи фильмы являются произведениями искусства (это доказывает и Уваров, и его собеседники Арабов, Пиотровский, Купер и Мозговой), а зритель не привык относиться к кино, как к виду искусства. Развлекли, пощекотали нервы — побежали дальше. Поэтому ждать, что в стране посмотрят и поймут «Русский ковчег», — как минимум наивно. «Может, Александр Николаевич и воплощает классическое искусство в том кино, которое он снимает», — считает директор Эрмитажа. Уваров сетует, что режиссер — «чужой для народа». Ну не снимает Александр Николаевич для всех, у него есть свой зритель, он и ведет с ним свой серьезный, тяжелый и честный разговор. Для этого зрителя и написана эта книга (изданная тиражом полторы тысячи экземпляров). Она обращает внимание на те документальные картины и спектакли, некоторые из которых неизвестны даже преданным сокуровским зрителям. И в этом хочется покопаться, а не вздыхать, что нас мало. Больше-то и не будет.
Авторское кино — сложная материя. И продраться через музыку и живопись, которыми наполняет свои картины Сокуров, — не всегда получается. Поэтому книга Уварова — полезная, так как пытается объяснить некоторые неоднозначные моменты. Ее главный герой не считает нужным спускаться к зрителю и что-то объяснять. Он, напротив, заставляет зрителя возвыситься, своим примером образовывает нас, сподвигает на то, чтобы мы после просмотра «Русского ковчега» прошлись по Эрмитажу, смотря по сторонам совсем с другим взглядом.
Вагнер ничего не скрывал и рассказал о немцах в своей музыке столько же, сколько Достоевский о русских в своих романах, — столь же безжалостно и столь же открыто. Возьмем Полет валькирий: мы прекрасно понимаем, что он открыл нам в этой музыке и что такую музыку мог написать только человек, выражающий немецкий характер как жесткую пружину, которая может распрямиться в любой момент и будет распрямляться за счет огромной надежности огромное количество раз.
Искусствовед и журналист — идеальный посредник между художником и зрителем, он наводит мосты. И благодаря этим мостам у внимательного читателя появляется целый перечень имен и названий, к которым нужно обратиться. Не просто за разгадкой сокуровских ребусов, а в первую очередь для продолжения разговора о человеке, его предназначении, поиска ответов на вопросы: как жить, ради чего, почему так сложно, что будет дальше... Сокуров — философ, и его фильмы — лишь повод покопаться в себе. Если мы усидчивы и готовы продираться через мысли и интонации художника.
Сокуров заканчивает свой разговор с Уваровым так: «Я предпочел бы, чтобы обо мне не говорили, а смотрели мои фильмы». Но говорить и писать о нем, конечно, нужно. Чтобы потом внимательнее вчитываться и вслушиваться в литературные и музыкальные произведения, которые режиссер создает посредством кинематографа. Надо только уловить правильную интонацию.
войдите или зарегистрируйтесь