Джеймс Хогг. Тайная исповедь и мемуары оправданного грешника

  • Джеймс Хогг. Тайная исповедь и мемуары оправданного грешника, написанные им самим, дополненные от издателя любопытными преданиями и другими свидетельствами / пер. с англ. И. Борисовой под. ред. В. Нугатова. — М.: Носорог, 2022. — 224 с.

Джеймс Хогг – шотландский поэт и писатель, автор романов «Три опасности человека» и «Три опасности женщины». Был современником Байрона, Саути и Вордсворта. В юности работал пастухом на ферме, владелец которой разрешал ему читать книги из своей библиотеки. В 1801 году Хогга наняли собирать баллады и фольклор для сборника «Менестрели шотландской границы» Вальтера Скотта. Через год состоялось их знакомство и началась совместная работа в «Эдинбургском журнале». Позже Хогг написал книгу воспоминаний о Вальтере Скотте. Настоящую славу – правда, посмертно – ему принесли «Тайная исповедь и мемуары оправданного грешника» (1824). На русском же языке они выходят только сейчас.

В этом готическом романе рассказана история молодого шотландца Роберта – религиозного фанатика, совершающего жестокие преступления во имя веры. Роберт убежден, что призван очистить мир от безбожников и богохульников, а подталкивает его к этому загадочный новый друг, умеющий менять обличья. В своем романе Хогг пытается понять, можно ли оправдать преступление благими намерениями и имеют ли избранные право на убийство. 

Книгу можно приобрести на сайте издательства.

 

***

Эти мысли, повторюсь, были непрошеными, я не мог их прогнать и они увенчивали мое воображение плотной могучей грядой, а одна впечатлила меня своеобразием, хотя, полагаю, и не так сильно, как предыдущие. Она гласила: «А что, если меня постигнет неудача? Вдруг я оступлюсь и сам покачусь кубарем со скалы?» Ведь тогда все, что было уготовано душе и телу моего брата, случится со мной! От этой мысли кровь стыла в жилах, но, несмотря на такую вероятность, мой божественный пыл увлекал меня вперед, вопреки любым опасностям и страхам.

Вскоре я наткнулся на своего брата: он сидел на головокружительной высоте и пристально смотрел в противоположную сторону. Я спустился в небольшую зеленую лощину позади него и, то и дело поднимая голову, следил за его движениями. Он не шевелился, и я наконец подобрался так близко, что мог бы почувствовать его дыхание, повернись он в мою сторону. Я снял шапку и приготовился броситься на него, чтобы столкнуть вниз. Но я ни за что в жизни не мог этого сделать! Не то чтобы мне не хватало храбрости — ради благого дела я готов был совершить что угодно. Но сердце или что там еще ушло в пятки. Короче говоря, я не сделал этого вовремя, хотя мог бы с легкостью. МЫСЛИ — вот самые коварные враги! Страшно опечалившись тем, что не смог претворить в жизнь свой праведный замысел, я уткнулся лицом в землю и зарыдал. Тогда я вновь подумал о том, что сказал бы мой великий просвещенный друг и покровитель, и вновь во мне поднялась негодующая решимость, утолить которую могла лишь кровь. Я встал на правое колено и на левую ногу, собравшись сделать шаг вперед. Великое мое намерение вот-вот должно было осуществиться, а виновный понес бы наказание, сообразное его преступлениям. Но, не знаю, по какой причине, в решающий момент он вскочил и, в ярости бросившись на меня, сбил с ног, так что я оказался в смертельной опасности. Насилу вывернувшись, я убежал, однако он настиг меня, снова повалил наземь и, сыпля страшными проклятьями, пригрозил сбросить со скалы. Немного оправившись от ошеломительного удара, я вновь поднялся на бой и, хотя не помню этой смертельной потасовки во всех подробностях, знаю, что одолел его, вынудив просить прощения и умолять о примирении. Я надменно отверг и то и другое, дабы его нечестивое и порочное сердце само его покарало.

На холме меня ожидал мой друг, который презрительно и жестоко посмеялся над моими глупостью и нерешительностью. Я рассказал, насколько близок был к воплощению своего замысла, и попытался оправдаться как мог. Заметив, что я истекаю кровью, он посоветовал помириться с братом и со временем наказать его как зачинщика раздора. Я не возражал, и мы на этом расстались. Мне было несколько стыдно из-за моей неудачи, и я радовался возможности отделаться на время от того, перед кем так благоговел.

Когда мой преподобный отец увидел, что я уже во второй раз истекаю кровью по вине родного брата, недовольство его достигло предела и он тотчас передал это дело в суд, полагаясь на свою глубокую заинтересованность и справедливость обвинения. Нам с братом устроили очную ставку. Его заявления были чистой выдумкой, мои — лживы, однако, следуя советам преподобного отца и моего блистательного друга, которых считал искренне верующими христианами, я полагал это для себя вполне оправданным. Я рассказал, что рано утром отправился на гору помолиться и в поисках уединения устроился в маленькой безлюдной долине. Сняв шапку, я преклонил колена, как вдруг на меня грубо набросился мой брат, который сбил меня с ног и едва не убил. Затем брата спросили, правда ли это. Он подтвердил, что все было именно так: я стоял на коленях и был без головного убора, когда он совершенно случайно на меня наткнулся. Но судья отчитал его за эти небылицы, и распутник оказался совсем сбит с толку. Продолжение его рассказа было еще более невероятным, так что его высмеяли все присутствующие, а судья заметил ему следующее: если он действительно сперва столкнулся со мной на горе и совершенно случайно повалил, то почему, когда я вывернулся и убежал, он догнал меня и сбил с ног во второй раз? Уж не хочет ли он сказать, что и это случилось нечаянно? Обвиняемому возразить было нечего, и я до сих пор ясно помню наше с преподобным отцом ликование, когда судья вынес приговор. Он гласил, что мой нечестивый брат будет брошен в тюрьму и его будут судить по обвинению в нападении и избиении с целью убийства. Судья был честным и справедливым и хорошо во всем разбирался: иначе говоря, он мог отличить нечестивца от праведника, и вскоре уже не осталось никаких сомнений в том, кто из нас двоих действовал во благо, а кто — во зло.

Не будь я убежден, что оправданная особа неспособна на зло, я не сделал бы с такой легкостью заявление, к которому меня склонили, ведь для меня было очевидно, что я споспешествовал возрастанию праведности, искореняя сорняки в церковном саду. Однако, давая ложное свидетельство по столь сомнительному делу, признаюсь, я с самого начала не считал это неправильным. Но теперь мною руководили лишь воля и наказ моего блистательного друга. Без него я не находил себе места и утешения, хотя и в его присутствии мало чем мог похвастаться. Вот уж воистину жизнь христианина исполнена страданий!

Мы с моим преподобным наставником занимались теперь подготовкой к грядущему судебному заседанию в качестве обвинителей. Совет уверял нас в безоговорочной победе и в том, что самым мягким наказанием обидчика станет изгнание. Но все обернулось иначе! Виляния и двусмысленности нечестивых крючкотворов, сочувствовавших беззакониям защиты, привели к моему поражению: безблагодатного развратника освободили из-под стражи, а меня заточили в тюрьму и лишь после сурового взыскания выпустили на волю.

Такой исход вызвал у меня крайнее отвращение, и я стал открыто обвинять своего друга и советчика. Он выразил глубокое сожаление и принялся разглагольствовать о нечестивости судейских, после чего добавил:

— Вижу, что не могу рассчитывать на тебя, когда необходимы быстрые и решительные действия, но я отомщу за тебя этому нечестивому судье, и ты увидишь это в ближайшие дни.

Лорд судья-клерк умер на той же неделе! Но произошло это у него дома в его собственной постели, и как мой друг все проделал, мне неизвестно. Он ни словом об этом не обмолвился, однако внезапная смерть судьи наделала много шуму, и я с таким любопытством интересовался обстоятельствами дела, что чуть не навлек на свою семью подозрения в причастности. Лично я ничего не знал и полагал, что судья скончался вследствие небесного вмешательства, а мой друг всего лишь предвидел его по некоторым симптомам и успокоил меня, пообещав расквитаться.

Через несколько дней он вновь заговорил со мной о замыслах убить моего брата, и к тому времени меня, разумеется, уже переполняла личная обида на него. Однако я возразил, что из-за недавно вынесенного судебного решения я больше не могу об этом думать, ведь, если мой брат исчезнет или будет найден мертвым, не только я поплачусь жизнью, но и мои друзья разорятся из-за новых взысканий.

— Полагаю, ты знаешь о том, что твоя душа в полной безопасности, и не сомневаешься в этом, — сказал он. — Твое спасение — дело, решенное с начала времен, а ныне оно скреплено печатью и утверждено как на небесах, так и на земле.

— Я верю в это целиком и полностью, — сказал я, — и, если только у меня закрадывается сомнение, я осознаю свою слабость и греховность.

— Очень хорошо, и я тоже, — сказал он,  — Думаю, теперь я могу со всей уверенностью предсказать, что составит высшую и заслуженную награду твоей бессмертной души. Слушай же дальше: я торжественно заверяю тебя и готов поклясться на крови, что отныне и впредь ни один человек не сможет повредить тебе или пролить хоть каплю твоей драгоценной крови, но только при условии, что ты будешь всегда следовать моим указаниям.

— С радостью, — откликнулся я, — ибо я чувствую, что без ваших просвещенных наставлений не могу ступить ни шагу. Однако позвольте мне усомниться в вашей способности защитить мою жизнь. Даже в своих собственных владениях вы не могли бы этого гарантировать.

— Моя сила пребывает со мною в любых владениях и землях, — возразил он, — и я уберегу твою жизнь лишь от людского посягательства и от людского оружия — за этим-то я присмотрю, можешь на меня положиться. Я никогда не нарушал данного тебе слова или обещания. Ты доверяешь мне?

— Да, — ответил я, — вижу, что вы говорите серьезно. Я верю, хоть и не понимаю вас.

— Тогда почему ты сейчас же не вызовешь своего брата на поле брани? Ведь если теперь тебе ничего не угрожает, чего же ты страшишься?

— Дело не в страхе, — возразил я, — поверьте, мне едва ли ведом страх. Дело в сомнении: во всех этих случаях меня неотступно преследует мысль о том, что, совершая подобные деяния, я могу лишиться своего почетного положения. Потому братоубийство начинает пугать!

— Это же натуральная глупость, — сказал он. — Мы ведь уже сто раз все обсудили и договорились по этому вопросу. Посему советую тебе вызвать брата на поединок. Я обеспечу твою безопасность, а он не посмеет отказать тебе в удовлетворении.

— А как же взыскания? — спросил я.

— Мы постараемся их избежать, — ответил он, — и даже если тебя схватят, ведь ты все равно сделаешься лэрдом Далкасла и Балгреннана — так какие же могут быть взыскания?

— Разве нельзя устранить его негласно и по-тихому, подобно тому, как мы избавились от богослова-деиста? — спросил я.

— Этот поступок был бы похвальным и в том и в другом случае, — ответил он. — Но зачем ждать подходящего момента? Ведь это может занять годы. Я советую тебе вызвать его на дуэль, пусть даже негласно, и прикончить.

— Что ж, да будет так, — ответил я. — В полнолуние пошлю за ним для разговора наедине, а после нападу и убью, чтобы он никогда больше не тревожил праведников.

Дата публикации:
Категория: Отрывки
Теги: НосорогДжеймс ХоггТайная исповедь и мемуары оправданного грешника
Подборки:
0
0
6630
Закрытый клуб «Прочтения»
Комментарии доступны только авторизованным пользователям,
войдите или зарегистрируйтесь