Саяка Мурата. Земляноиды
- Саяка Мурата. Земляноиды / пер. с яп. Д. Коваленина. — М.: Popcorn Books, 2022. — 272 c.
Приобрести книгу можно на сайте издательства.
Саяка Мурата — японская писательница, выпускница Университета Тамагава, обладательница многих национальных литературных премий. Русскому читателю она известна книгой «Человек-комбини».
Героиня «Земляноидов» Нацуки еще в детстве из-за череды ужасных событий была разлучена с двоюродным братом Юу. Повзрослев, она пытается, несмотря на это, вести нормальную жизнь с мужем в мире, который называет Фабрикой. Цель этого мира — производить как можно больше детей и зарабатывать как можно больше денег: ты либо идеально соответствуешь его требованиям, либо борешься за существование. Это книга-антиутопия об одиночестве и давлении, насилии и травме, несправедливости и неравенстве.
По моей лодыжке как будто что-то ползло. «Жук?» — подумала я и глянула вниз. Оказалось, развязался шнурок у кеда. Но руки были заняты целой кучей пакетов из супермаркета. Опускать их на землю ради такой ерунды, а потом опять собирать? Это уж слишком, решила я и зашагала дальше, похлёстывая шнурком по асфальту. Благо шагать уже оставалось совсем чуть-чуть.
Многоэтажка, в которой я обитаю теперь, расположена возле станции, в каких-то пятнадцати минутах ходьбы от дома моего детства.
Замуж я вышла три года назад, когда мне стукнуло 31. Тогда же родители и уговорили нас с мужем снять квартиру именно здесь. Я сперва была против: мотаться на работу в Токио со станции «Мирáй Нью-Таун»1 — не ближний свет, да и после моих холостяцких депрессий хотелось сменить обстановку. Но теперь привыкла: как ни крути, это очень удобно, когда и станция, и все нужные магазины находятся буквально за углом.
Минералку могла бы заказать, как обычно, по интернету, ругнула я себя на ходу, перехватывая пакеты поудобнее. Так нет же — повелась на распродажу, схватила аж две бутылки, вот теперь и страдай...
Поутру ветерок с балкона казался прохладным, и я накинула плащ, в котором теперь изнемогала от пота. Хотя октябрь уже начался, солнце припекает почти по-летнему.
— Я дома! — кричу я, заходя в квартиру. Муж возится на балконе с цветами. Услышав меня, он выглядывает из-за шторы и приветливо машет рукой.
— Наш толстяк совсем пересох! — сообщает он.
— Ну этот можно не поливать до самой весны. Я читала, что к зиме он сбрасывает все свои листья и засыпает, а весной отпускает новые.
— Что, серьёзно? Ох уж эти растения! Просто инопланетяне какие-то...
Мой муж — человек простодушный и впечатляется от чего угодно. Слушая мои объяснения, он склоняется перед цветком, как перед бюстом какого-нибудь героя, и с почтением трогает толстый стебель.
— Это что! Ты бы видел, какие растения в Акисине, — продолжаю я. — Такие буйные, словно хотят тебя проглотить... Не будешь их вовремя подстригать — пиши пропало: матушка-природа отвоюет обратно и твой дом, и все твои поля с огородами!
— Обожаю слушать твои истории про Акисину, — отзывается муж. — У меня-то все предки из Токио. В трёх поколениях! И для меня всё это и правда звучит как фантастика. Да... было бы здорово когда-нибудь туда съездить.
При этом он вовсе не льстит — ему и правда нравятся мои истории. Вернувшись с балкона, он глядит на меня с восторгом. — Вспомни ещё что-нибудь! Недавно ты упомянула какую-то комнату с шелкопрядами... И что же там было? — Ну, я сама не видела, только слышала от дядюшки... В общем, когда дядюшка Тэруёси был маленьким, взрослые задумали разводить шелкопрядов. В тесной комнатке на втором этаже. Поначалу их держали там в бамбуковых корзинах и кормили листьями шелковицы. Но росли они ужас как быстро, а размножались ещё быстрей. И уже очень скоро по всему огромному дому ползали жирные мохнатые гусеницы... Муж слушает меня зачарованно, как ребёнок, которому рассказывают волшебную сказку. Заражаясь его любопытством, я уже к середине рассказа начинаю верить, что даже эта дядюшкина история случилась не с ним, а со мной, — и с азартом выуживаю из памяти новые и новые приключения.
— А ещё, говорят, в Акисине каждой весной покупали по пять молодых курочек. И два или три года выращивали в курятнике, чтобы те несли яйца. А потом бедняжкам сворачивали шею — и поедали их на Обон и на Новый год...
— И ты тоже поедала задушенных курочек на Обон?
— Возможно. Я плохо помню, но... кажется, в моём детстве уже не было никакого курятника.
— Как же это прекрасно! — восхищается муж. — Прямо дары настоящей жизни, как она есть... А вот я в жизни не встречал другого мяса, кроме как в упаковке из супермаркета. Чёртов Токио! Тому, кто хочет научиться жить по-человечески, здесь делать нечего...
Мой муж, как и многие уроженцы мегаполиса, испытывает неодолимую тягу к жизни в деревне. Зато в доме, где растили меня, по Акисине скучать не принято, так что я с удовольствием ностальгирую с ним.
Слушая мужа, я ставлю кастрюлю с водой на плиту. — Что ты сегодня ешь? — интересуется он.
— Хотела спагетти сварить. Но вот поговорила с тобой, Тόмоя, и решила сделать сόбу...2 По словам дядюшки, из тех курочек они готовили суп с луком и грибами-сиитакэ́. Что-то вроде утиного супа по-окинавски. Вот я и подумала: отличный бульон для собы!
— Хм-м... Звучит и правда заманчиво!
Я вскрываю пакетик собы, отмеряю порцию на одного, высыпаю в кастрюлю. Мы с мужем редко едим вместе — даже по выходным, как сегодня. И в этом ещё один плюс нашего партнёрства.
Сам он готовкой не заморачивается — просто покупает в ближайшем мини-маркете какие-нибудь обеды в коробках или рисовые колобки. Его мать готовить никогда не умела, и к домашней стряпне он с самого детства не приучен. Впрочем, я и сама поступаю так же, когда устаю, — хотя сварганить какую-нибудь лапшу для меня ещё быстрее и проще.
— Я, пожалуй, немного посплю, — объявляет муж. — Давай. Зря, что ли, сегодня выходной?
— И не говори...
Конечно, убраться из родительского дома я мечтала давно. И всё же главное, чему я радуюсь, живя теперь здесь, — это даже не близость к станции, а дешёвая арендная плата, благодаря которой наша бездетная семейная пара может позволить себе снимать обычную двушку с просторной кухней — и спать при этом раздельно.
Муж достаёт из холодильника минералку, наливает в стакан, выпивает, уходит к себе. Я в его комнату не захожу никогда. Лишь изредка замечаю случайно за приоткрытой дверью, как аккуратно выстроены на стеллажах его любимые книги и фигурки, которые он бережно хранит с малых лет. Что он, что я — по жизни мы оба большие любители надолго убегать в свою норку от внешнего мира; но хотя бы теперь, слава богу, никто не пилит нас за это, как в детстве.
Сев за стол, я поедаю гречневую лапшу по рецепту из своих же воспоминаний о дядюшкином рассказе. Никакого вкуса в ней нет. Балконную дверь муж оставил открытой, и ветер с запахом осени покачивает край скатерти, свисающей со стола.
Когда мы встретились, мой будущий муж работал на полной ставке в семейном ресторанчике на окраине Токио. А я до тех пор подрабатывала по вызову — в компании, сдававшей в аренду строительное оборудование. Но срок моего контракта истёк, и я наслаждалась вынужденной свободой, проедая свои сбережения и подыскивая очередную подработку.
Конечно, я понимала: чем дольше сижу без дела, тем «бледнее» выгляжу на собеседованиях. И решила подыскать что-нибудь новенькое за пару недель, а пока устроить себе «осенние каникулы» и отдохнуть как следует. Всё-таки постоянные сверхурочные на прежнем месте совсем меня измотали.
Радость от этих «каникул» омрачало, пожалуй, только одно. Разгуливая по улицам средь бела дня, я вдруг поняла, что все кварталы вокруг нашей многоэтажки просто кишат моими старыми знакомыми и приятелями школьных лет. Одни, оставаясь холостяками, по-прежнему жили с родителями, другие завели свои семьи, но большинство тех, кто решился на ипотеку или, как мы с мужем, снимает квартиру, так и живут там же, где их выкармливали.
И чем больше я слушала их рассказы о том, что именно родной городишко — идеальное место для воспитания детей; что здесь куда проще, чем в Токио, найти подходящую няньку для малыша, не говоря уже о «бесплатных» старичках-родителях у тебя же под боком, — тем отчётливее перед моим тоскующим взором громоздился всё тот же образ Фабрики по разведению людей, что так пугал меня в школьные годы.
Все эти бывшие одноклассники очень оперативно сообщались между собой, и любые свежие слухи разносились между ними со скоростью ветра. Едва я перестала ходить на работу, как тут же получила эсэмэску от Сидзуки:
— Привет, 1000 лет ♪ Встретила в ТЦ твою маман ☆ Говорит, ты щас без работы? Я тоже из фирмы ушла, теперь на полставки! ~ ♪ По вторникам отдыхаю. Заглянешь на ланч?
И хотя мне совсем не хотелось тратить свои «каникулы» на посиделки, пришлось через силу ответить:
— Вау, давненько! Отличная мысль ~ ♪ За мной тортик ☆
С раннего детства я привыкла, почти не задумываясь, копировать эмодзи3 тех, c кем переписываюсь по телефону. Сидзука, слава богу, картинками не злоупотребляет, просто обожает звёздочки и музыкальные знаки, так что я в переписке с нею пользуюсь точно такими же. Особого смысла в этих значках я, конечно, не нахожу, но всё же они помогают выстраивать диалоги так, чтобы мои ответы не звучали чересчур напряжно или, наоборот, слишком пусто и безразлично, — и в целом снижают вероятность того, что собеседник «на том конце» ощутит дискомфорт.
Сидзука живёт в огромном небоскрёбе совсем недалеко от меня. Старшие школы и вузы у нас были разные, и мы надолго потеряли друг друга, но шесть лет назад она вышла замуж, вернулась в родные места — и теперь снова, как в детстве, то и дело выходит на связь.
Сама же я не из тех, кто собирает вокруг себя много друзей. И хотя иногда отвечаю Сидзуке не очень охотно, уже от того, что она не забывает меня, испытываю облегчение. Без её «вторжений» из внешнего мира мы с мужем, боюсь, давно бы уже оторвались от реальности.
Поэтому мы быстренько договорились встретиться в ближайший вторник, и уже послезавтра я звонила в дверь её квартиры, держа в руке тортик из привокзального универмага.
Вероятно, уже после свадьбы она стала краситься сильнее обычного, но по большому счёту не изменилась — и встретила меня своей обычной детской улыбкой.
— О, Нацуки! С ума сойти, сколько лет... Ну заходи скорей!
Да, теперь моя подруга школьных лет выглядела ещё привлекательнее, чем в детстве. Приняв мой тортик, она провела меня в гостиную.
В гостиной я увидела кроватку, а в кроватке — младенца, которого Сидзука произвела на свет. С тех пор, приходя к ней в гости, я каждый раз представляю себе «комнату шелкопрядов» в Акисине — и ребёночка Сидзуки, спящего в одном ряду с остальными личинками. А также чьи-то огромные невидимые руки, что выкладывают нас всех, одного за другим, на этот бесконечный конвейер.
1. «Мирáй Нью-Тáун» (яп.-англ. 未来ニュータウン, букв. «Новый город будущего») — одна из центральных станций метро г. Тиба, вокруг которой с начала 2000-х годов ведётся активная застройка бывших токийских пригородов новыми спальными микрорайонами.
2. Сόба(яп.蕎麦)—коричневато-серая лапша из гречневой муки. Предположительно пришла в Японию из Китая в XVI веке. Популярна как уличный фастфуд, но готовится и в дорогих ресторанах. Подаётся либо обжаренной в сладком соусе (так называемая яќ и-сόба), либо охлаждённой (с пряным соусом цую́ в отдельной чашке), либо в горячем бульоне как суп-лапша.
3. Эмόдзи (от яп. 絵 э — «картинка» и 文字 мόдзи — «знак, символ») — язык идеограмм и смайликов, используемый в электронных сообщениях и на веб-страницах. Разработан в Японии в конце 1900-х и постепенно распространился по всему миру, хотя некоторые пиктограммы по-прежнему характерны только для японской культуры (напр., кланяющийся бизнесмен, значок «блестяще выполненное задание», упрощённые изображения популярных блюд — рáмэн, ониги́ри, су́си и т. п.). К началу 2020-х годов в японских мобильных устройствах активно используется уже до 200 таких пиктограмм, и число их постоянно растёт.
войдите или зарегистрируйтесь