Ангельский облик и секулярный человек

• Дарья Дубовка. В монастырь с миром: В поисках светских корней современной духовности. — СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2020. — 208 с.

В сегодняшней России Бог кочует из Священного Писания в конституцию, церковь играет все более важную роль в разработке государственной идеологии, а телеканал «Спас» делает слово пастыря слышным любому, имеющему уши. На фоне пандемии и ограничений церковных служб отдельные обители врываются в ленты новостей, напоминая, что осень Средневековья еще на дворе. При этом монастыри как социальные институты пока остаются черными пятнами на карте общества даже для большинства людей воцерковленных. Кто-то может видеть в них центры русской духовной жизни, кто-то — отжившие тоталитарные секты, но в основном все отталкиваются от некоего абстрактного образа, который не находит подтверждений или опровержений из-за высоких стен закрытых религиозных общин. Редкие инсайды, такие, например, как «Исповедь бывшей послушницы» Марии Кикоть, приоткрывают завесу этой terra incognita, но дают только частные примеры, им не хватает обобщений и строгой методологии.

Книга «В монастырь с миром» Дарьи Дубовки интересна тем, что объединяет метод включенного наблюдения с проработкой новых антропологических концептов. Видна эмпирическая осведомленность автора. В первой половине 2010-х исследовательница провела в общей сложности десять месяцев в монастырях европейской части России. Находясь в обителях в качестве трудницы (то есть занимая низшую, но необходимую для жизни монастыря позицию в иерархии общины), Дубовка смогла стать своей для многих насельниц — ее путевой дневник заполнили десятки интервью с доверившимися ей респондентами.

В основе работы лежит вопрос, насколько универсально европоцентричное понимание субъективности и агентности? Отталкиваясь от критики по-европейски понятого субъекта, предпринятой Сабой Махмуд и другими исследователями современной исламской культуры, Дубовка пытается осознать часто абсурдную для светского человека XXI века жизнь членов религиозной общины.

В европейской секулярной традиции агентность соотносится со склонностью субъекта к сопротивлению и даже с обязанностью человека свергнуть любую власть, подавляющую его... Расширение публичного присутствия религии неизменно вызывает тревогу в секулярном обществе, поскольку связывается с потенциальным подавлением прав и свобод индивида. Однако не является ли одним из проявлений свободы человека добровольное подчинение себя религиозной традиции?

Добровольное принятие на себя ограничений и признание за кем-то духовного авторитета — это проявления активности или инертности субъекта? На самом деле это не такой оторванный от светской жизни вопрос, как может показаться. Можно ли свободно подчинить свою волю внешнему агенту — например, настоятельнице монастыря или токсичному работодателю? Как исследователю относиться к тому, как смиренно монахини принимают наказания, связанные с унижением человеческого достоинства, неприемлемым для светского человека, если сами монахини видят в унижении путь к обретению добродетели? И разве не та же самая проблема встает перед всяким простым наблюдателем абьюзивных отношений, которые, что уж говорить, мы постоянно встречаем и по эту сторону монастырской ограды?

После необходимого введения в теоретический и исторический контекст автор переходит к изучению современности и изложению собственных наблюдений. Как русские тюрьмы часто делят на «красные» и «черные», так и монастыри можно условно поделить на «молитвенные» и «трудовые» — в зависимости от того, каким видит путь к совершенствованию в добродетелях монастырское начальство. Само это разделение может казаться странным, но только до тех пор, как вы вместе с Дубовкой войдете в монастырские ворота. Беспрестанное творение умной молитвы, которое представлялось верным средством достижения просветления многим позднесоветским нью-эйдж интеллигентам, зачастую осуждается в современных обителях, ориентированных более на поддержание своей хозяйственной жизни и ставящих беззаветный труд и послушание на вершину пирамиды иноческих добродетелей. На то есть и чисто экономические, и морально-поведенческие причины, корни которых автор усматривает в трудовой этике советской эпохи. Монашеское смирение в православии, как и в восточных религиях, проверяется готовностью послушающегося исполнять заведомо нелепые приказы своего духовного отца — например, сажать овощи корнями вверх, о чем любят напоминать насельники обителей. Такая трудовая этика, основанная на следовании данному тебе послушанию и на первый взгляд принципиально не- или даже антирациональная, оказывается на поверку проникнутой особой разумностью, которая может работать только сакральном пространстве.

Самое интересно, как всегда, — это люди, характеры. В выдержках из авторского полевого дневника присутствуют точные и остроумно переданные картины монастырского быта. Записанные диалоги и байки помогают создать объемные образы трудников и монахинь, которые сердятся, шутят и — каждый по-своему — справляются с непростой жизнью в обители. Здесь представлены ярчайшие типы постперестроечной России: выходцы с социального дна, борющиеся со своими аддикциями; интеллигенты, в духовных поисках пришедшие к православию; старушки, отправившиеся в монастырь замаливать грехи своих сыновей.

Важный вопрос, особо занимающий и автора и связанный с общим посылом об агентности, — это природа харизматической власти и способы ее функционирования среди людей, ставящих послушание выше прочих добродетелей. В лице отца Саввы, возглавившего «глухой приход» в Кировской области в середине 1990-х и превратившего его в значимый по местным меркам духовный центр, мы видим современного старца, считающегося фактически святым и наделенным сверхчеловеческими способностями, во что, даже если и хочется, сложно поверить, следя за текстом. Историю его обители, его отношений с монахинями и местными жителями можно прочитать и как современное житие, и как пример локальной тоталитарной секты, и как повесть об энтузиасте, решившем по-умному наладить хозяйство в российской глубинке.

Верующие люди, тем более монашествующие, всегда так или иначе предстают Другими по отношению к обществу нашего, то есть европейского, типа, какую бы прочную дружбы церкви и государства ни рисовали нам СМИ. Этому отчуждению способствуют как сами верующие, замыкающиеся в своих общинах в попытке оградиться от нечестивцев, так и люди светские, зачастую воспринимающие первых в лучшем случае как забавную диковинку, реликт собственной богатой культуры. Вместе с тем включенные антропологические исследования, подобные тому, которое было проведено Дарьей Дубовкой, показывают, что люди по разные стороны монастырской ограды, по сути, одни и те же. Сравнительное изучение может многое сказать не только про монастырскую, но и про светскую жизнь на постсоветском пространстве.