Японская литература конца ХХ — начала ХХI века: авторы, жанры, сюжеты, герои. Часть 1

В разделе «География» — расшифровка фрагмента лекции о современной массовой литературе Японии, прочитанной Лиалой Хронопуло, кандидатом филологических наук, доцентом кафедры японоведения Восточного факультета СПбГУ, в библиотеке им. М. Ю. Лермонтова. В первой части — рассказ о художественном методе магического реализма и жанре научной фантастики. 

Сегодня мы поговорим о японской литературе конца XX — начала XXI века, о том, как она вписывается в мировой литературный процесс, о том, что в ней самобытно, что остается странным, непонятным, а что наоборот — выглядит так же, как в литературах других стран. Мы поговорим о направлениях, сюжетах, жанрах, авторах и героях. И прежде, чем я начну разговор о магическом реализме и научной фантастике, я скажу два слова о том, что представляет собой мировой литературный процесс с 70-х годов XX века, то есть последние 40-45 лет. Это, конечно, торжество постмодернизма на самых разных уровнях. Постмодернизм характеризуется, с одной стороны, экспериментами, а с другой стороны — аллюзиями на произведения прошлого. Внедряя в текст эксплицитные цитаты из произведений современников и предшественников, обильные отсылки к фольклору, автор вписывает свой текст в череду существовавших до него. Специфика японского постмодернизма заключается в деканонизации культуры, игре с языком, метатексте и, пожалуй, что наиболее характерно, — в создании текстов с так называемым двойным дном — то есть художественное произведение обладает как будто бы несколькими смыслами. С одной стороны, есть смысл поверхностный, а с другой — есть и глубинное содержание, до которого можно докопаться, которое интересно трактовать и разбирать.

Японский постмодернизм тяготеет к насмешке над человечеством, к иронии — автор может скрываться под маской шута, идиота. Герой же типичен для мировой литературы — это одинокая потерянная личность, зачастую склонная к рефлексии и самоанализу; нередко именно эти качества ложатся в основу произведения. Распространенная в мировой литературе фрагментарность повествования нехарактерна, однако, для японского постмодернизма: большинство японских писателей предпочитает линейное движение, избегает временных скачков из прошлого в настоящее через будущее.

Начать с магического реализма я решила неспроста. Магический реализм — это самое репрезентативное направление, самый известный и популярный в мире художественный метод в рамках литературы постмодернизма. Эта мода не обошла стороной и японскую литературу, но любопытно, что зачастую те же самые писатели, которые работают в рамках магического реализма, создают и современную японскую научную фантастику.

Начнем мы с писателя, который не дожил до нашей сегодняшней лекции — с Хоси Синъити. Почти все остальные писатели, о которых я буду говорить, живы, здравствуют, активно пишут и сейчас. Многие из них побывали в Санкт-Петербурге, их приглашали выступить у нас с лекциями. Однако лишь только десятая часть текстов, о которых сегодня пойдет речь, переведены на русский язык, несмотря на шумную популярность их авторов не только в Японии, но и в мире.

Хоси Синъити — отец и современной японской научной фантастики, и магического реализма. Многочисленные ученики пользуются его методом и поныне, после Хоси научная фантастика не получила практически ничего нового. Помимо модных сегодня киберпанка, апокалипсиса и постапокалипсиса, в Японии вызывает большой интерес социальная научная фантастика, которую внедрил Хоси.

Социальная научная фантастика — это всегда анализ проблем современного общества через призму фантастического. В произведении «Пришелец» люди сталкиваются с инопланетянином, прибывшим на летающей тарелке. Он просто стоит на месте и ничего не говорит, в то время как люди пытаются вызвать у него хоть какую-то реакцию. Они предлагают пришельцу лучшее из того, что у них есть: новые машины, новые айфоны. В конце концов, они предлагают ему красивых женщин, которые танцуют перед ним обнаженными. Инопланетянин остается совершенно безучастен, садится в летающую тарелку и улетает. Люди остаются в недоумении, однако выясняется, что на другой планете проходит реалити-шоу под названием «Бороздя просторы Вселенной». Его ведущий говорит: «Никогда еще мы не посещали планеты с такими глупыми жителями — совершенно бесхитростными, примитивными, интересующимися настолько приземленными и убогими вещами. Их галактика нас больше не привлекает, и в следующем выпуске мы посетим другую». Такое анекдотическое высмеивание человечества очень характерно для современной научной фантастики.

Приведу еще ряд любопытных, на мой взгляд, примеров. В рассказе «Подарочек» человечество находится на грани ядерной войны. Ядерное оружие уже создано, и державы готовятся его использовать. В этот момент инопланетяне решают предотвратить происходящее на Земле и отправляют красавчика-робота, удивительно нежного, ласкового и приятного — самое красивое, что существует во Вселенной. Увидев его, люди мгновенно складывают оружие и обещают, что больше никогда к нему не прикоснутся. Почему? Потому что красивое, привлекательное для инопланетянина существо оказалось ужасным монстром для человека. На Земле никто и никогда не видел ничего отвратительнее, мир воспринял его появление как угрозу ужасного наказания. Столкновение с внеземной цивилизацией пугает. Но на самом деле нет ничего страшнее человека, что и показывает японская социальная научная фантастика.

Анекдотично-иронические истории, характерные для японской научной фантастики, всегда сродни трагикомедии. Например, рассказ «Обещание». Он о том, как дети застали инопланетян, собиравших образцы — цветочки на лугу, и тут же принялись им помогать, показывать, где растет клевер, где — мак и так далее. Растроганные инопланетяне пообещали взамен выполнить любую их просьбу. И вот один малыш говорит, что у него проблемы с учителем, который его оболгал, другие говорят, что родители их не понимают. «Мы хотим только одного — когда вырастем, не стать такими, как взрослые». Инопланетяне отвечают: «Мы имеем средства для того, чтобы оставить вас навсегда честными и чистыми сердцем, как вы есть сейчас, но для этого нам надо моментально слетать на нашу планету — мы буквально за минуту туда, за минуту обратно, потому что мы перемещаемся во времени очень быстро, и мы принесем вам лекарство». Но инопланетяне не учли, что две минуты туда-обратно — это земные тридцать лет. Когда они вернулись, один из малышей превратился в коррумпированного чиновника, другой стал пьяницей, оскорбляет жену, избивает детей.Обескураженные инопланетяне приходят со своими вот этими волшебными лекарствами, а бывшие дети разворачивают их со словами: «Убирайтесь отсюда, нам и так нормально».

Любопытен и рассказ Хоси «Сувенир» о ядерном оружии. Это история о том, как Земле, ещё не населённой людьми, инопланетяне преподносят щедрый подарок в виде огромного контейнера, в котором содержатся рецепты лекарств от рака и многочисленные инструкции по развитию технологий. Но ничему из этого не суждено было попасть в руки человека, потому что на том одиноком атолле, где инопланетяне спрятали контейнер, люди решили провести испытание ядерного оружия и уничтожили чудесный подарок взрывом бомбы. И с тех пор Земля находится в таком жалком состоянии, как сейчас. Что же Хоси показывает? Ну конечно, что человек — сам себе враг, что в нем заложена чудовищная саморазрушительная сила. Сверхъестественные силы Хоси — это не только инопланетяне. Разумеется, у него есть много научной фантастики и совсем анекдотической, каких-то детских историй. Например, о том, как инопланетяне отказались атаковать планету Земля, решив, что она неуязвима, потому что как только они похитили одного землянина и начали пытать его, снимая с него кожу скальпелем, тот хохотал и вертелся у них в руках со словами: «Не трогайте меня, мне щекотно!». Пришельцы и улетели прочь; они не поняли, что наша одежда и головные уборы — это не кожа, которую они, пытая, срывают с нас, а просто предметы гардероба.

Есть у Хоси такой прием — изобразить человека как врага самому себе, используется он и в магическом реализме, для которого также характерна интертекстуальность, обращение к персонажам мирового и японского фольклора. Это ангелы, черти, русалки, призраки, джинны, разного рода духи. Столкновения с ними всегда пугающи, но здесь используется прием обмана читателя, а именно — обнаружение на самом деле худших качеств человека.

Приведу для примера рассказ Хоси «Зеркало», который апеллирует к известной легенде о пятнице тринадцатого числа. В полночь в пятницу 13-го мужчина решает развлечься и ставит два зеркала друг напротив друга, создав зеркальный коридор. Там он вылавливает черта, и (согласно японскому поверью, это маленький черт — в треть человеческого роста) тот уверяет его, что не обладает сверхъестественной силой в мире людей. Однако человек входит в раж, трясет черта и требует, чтобы тот исполнил три его желания, согласно поверью. Черт отказывается, и тогда мужчина в ярости приковывает черта наручниками к батарее и в течение нескольких недель вымещает на нем всю свою злобу — на жену, на начальство, пытая его, отрезая ему потихоньку хвост, втыкая в него иголки и пыряя его ножом. К пыткам присоединяется его жена, при этом черт говорит, что и рад бы выполнить их желания, но легенда не знает правды, что они, черти, обладают силой только в потустороннем мире, а в этом мире — цари люди. Но чем больше черт об этом говорит, тем больше на него изливается ярости супругов, и в конце концов, измученный, он улучает секунду и прорывается, исчезает в зеркальном мире. Когда муж узнает, что черт исчез, он, незаметно для себя, берет в руку нож, его жена — топор, и супруги, привыкшие, что им есть, на ком выместить злобу, убивают друг друга. То есть не черт, который призван нас напугать, а сам человек страшнее всего в японском магическом реализме.

Мотив самоуничтожения человечества встречается и у другого автора — у писательницы Охары Марико, последовательницы Хоси Синъити. Она написала замечательный рассказ «День независимости в Осаке» — о том, как инопланетяне планируют захватить город Осака, потихоньку подчинить себе Японию, а затем — и всю планету Земля. Единственную девушку, которая может предупредить об этом правительство, подкупают инопланетяне. Они предлагают обеспечить ее всем, чем она хочет, девушка обольщается, получает все больше денег, увлекается наркотиками и в итоге погибает. Инопланетяне, уверенные, что Осака уже у них в руках, хищно потирают лапы: этих людишек даже убивать не нужно, они сами себя уничтожат. Это, безусловно, критика общества потребления.

В произведениях Хоси много аллюзий на творчество Рэя Брэдбери, весьма популярного в Японии: это истории об изобретениях, которые каким-то образом, обычно к худшему, меняют жизнь людей. Например, «Секретарь на плече» — рассказ о роботе в виде симпатичного электронного попугайчика, который помогает человеку социализироваться. Скажем, когда ты устал, он может вести диалог с собеседником, считывая твои мысли. В конце концов людям надоедают эти попугаи, они пытаются избавиться от них, потому что хотят общаться по-настоящему, вживую, но попугаи бунтуют, и ничего не получается. Встречается у Хоси и так называемая ложная фантастика, или рассказы о чудесном, когда ситуация, которая выглядит как фантастическая или сказочная, на самом деле не является таковой. Приведу только два примера — остросоциальных.

«Загадочный молодой человек» — рассказ о том, как святой чудотворец снисходит на Землю, и о чем бы ни попросили люди — он все выполняет. Из пустыря он делает садик для детей, оснащает больницу новейшим оборудованием, помогает больным и бедным. Люди считали, что Господь послал ангела, а на самом деле чудотворец оказался чиновником, который воспротивился коррупции и те налоги, что его коллеги хотели присвоить себе, решил направить на нужды людей. В конце концов его арестовали и поместили в психиатрическую лечебницу как ненормального.

В рассказе «Преследование» девушка-модель, угрозы которой ее возлюбленный не воспринимал всерьез, выполнила свое обещание и покончила с собой, когда тот ее бросил. Однажды он увидел, что на заднем сидении обгоняющей его машины сидит погибшая — призрак, который тянет к нему руки и спрашивает: «Помнишь?!». Засмотревшись, он врезается в столб и погибает. Позже выясняется, что это был всего лишь манекен, сделанный еще при жизни девушки. Человек сам наказывает себя за подлость, за обман — такая буддийская, характерная для средневековой японской литературы, особенно для эпохи развитого Средневековья, идея кармы, когда воздаяние настигает не после смерти, а еще при жизни.

Следующая писательница — Каваками Хироми. Что-то из ее творчества переведено, она даже приезжала в Петербург. К научной фантастике Каваками Хироми отношения не имеет, она работает исключительно в художественном методе магического реализма. Каваками Хироми использует популярный в постмодернизме прием гротеска, преувеличения, доведения до абсурда. Я расскажу о переведенной на русский язык повести «Дворец морского царя». Это пример такого постмодернистского произведения, где целый ряд смыслов и символов строится на аллюзиях, в первую очередь — к произведениям мировой и японской литературы. Кроме того, в нем много и дополнительных смыслов, которые в этом, казалось бы, поверхностном, развлекательном рассказе не так-то легко обнаружить. Название «Дворец морского царя» отсылает нас к известной японской легенде о страннике, который прибыл во дворец морского царя по приглашению буквально на полчасика, но, пока был там, не заметил, как минуло триста лет. Эта история о преемственности поколений и памяти рода, о том, как классическую постмодернистскую героиню, потерянную в жизни, навещает призрак ее прабабушки — она размером с кошку, словно куколка, но невероятно свирепая. Являясь в некотором роде внутренним голосом героини, а также голосом родителей или прародителей, она постоянно говорит ей: «Ты никчемная! Неудачница!» Внучка плачет, говорит: «Бабушка, да как же так?!». Тогда бабушка отвечает: «Давай я приведу свою жизнь в пример», — и рассказывает, как здорово она убивала людей ради выгоды — например, домик ей понравился, она задушила хозяйку и стала там жить, пользуясь тем, что ее считали прорицательницей и боялись ее проклятия.

Она вступала в связь с любыми мужчинами, рожала детей и водила их на веревочке в совершенно жутком виде. Как только ребенок чувствовал, что готов от нее отсоединиться, он отвязывал веревочку и начинал жить самостоятельно. В итоге все дети сбежали, но она была совершенно к этому равнодушна, и только бабушка главной героини не отвязалась и прожила всю жизнь со своей чудовищной матерью. Эта прорицательница могла выкрикнуть: «Цунами!», — и, поскольку в Японии рано или поздно было цунами, все думали, что это она его предсказала. Скорее всего, здесь можно усмотреть отсылку к «Крошке Цахесу» Гофмана. С другой стороны — перед нами образы чудовищного родителя-тирана и привязанного к нему ребенка. В конце концов девушка, устав от бабушкиных оскорблений, — призрак явно давит и хочет, чтобы девушка была такой же, как она, — ломается. В последней сцене она вместе с бабкой уходит на Восток, в новую жизнь, которая совершенно ничем не будет ничем отличаться от жизни ее матери, бабки и прабабки. Перед нами — невозможность справиться с какой-то детской травмой. Многие писатели, как и Каваками Хироми, работающие в рамках магического реализма, к этой теме обращаются.

Например, Какута Мицуё в повести «Я и другая женщина». Это история о том, как всю жизнь бедную женщину преследовали галлюцинации: ей казалось, что за ней ходит безмолвный призрак, похожий на нее как две капли воды. Здесь мы видим отсылку к чрезвычайно популярной, начиная еще со времен романтизма, теме мировой литературы. С XVIII века мы постоянно будем встречать так называемого доппельгангера. Доппельгангер — это двойник, обычно мистический родственник или друг, который является антагонистом главного героя. Здесь тоже речь идет о двойнике, но только девушка, а позднее — женщина и старушка, никак не может понять, кто же этот молчаливый преследователь, который смотрит на нее с такой злобой. Однако, когда ее дряхлая мать уже умирала, а женщина была пожилой, та призналась ей что на самом деле родила однополых близнецов, и, поскольку не могла воспитывать двоих, совершила выбор наобум и одну из дочерей убила. И совершенно очевидно, что это не галлюцинация и зря девушку всю жизнь обвиняли в сумасшествии и пытались обследовать. Все это не так: на самом деле призрак действительно преследует ее и ненавидит за то, что та обладает жизнью, которой сама умершая была с самого рождения лишена. В конце концов к этой бабушке, выжившей из близнецовой пары, приходит внучка и говорит, что беременна. Бабушка советует оставить ребенка. Но вскоре она пожалела об этом, потому что в младенца вселился дух — вот этот вот доппельгангер, двойник, который традиционно в мировой литературе всегда жаждет занять место более успешного героя. Он рвется в мир живых, в конце концов проникает туда, и ясно уже, что этот младенец со злобными глазками жаждет получить все, в чем судьба ему отказала, и он себя еще покажет так, что все содрогнутся.

Оцуити — это псевдоним, на самом деле его зовут Адати Хиротака — молодой писатель, на русский язык переведены преимущественно его комиксы. Издан его роман «Гот», который любят подростки. О тинейджерах-самоубийцах, о проблемах в школе и дома. Конечно, Оцуити — кумир молодого поколения. Я расскажу о его опытах и в магическом реализме, и в научной фантастике. Оцуити вообще один из моих любимых японских писателей. Он искусно совмещает аллюзии на произведения прошлого с необыкновенным новаторством и с глубоким психологизмом, а также его произведения очень динамичны. В целом японская проза малодинамична, но Оцуити может похвастаться прекрасной динамикой.

Я расскажу, например, о его повести «Исиномэ» (буквально — «Каменоглазка»). Каменоглазка — это аллюзия на Медузу Горгону, которая, пожаловавшись Афине на оскорбление, нанесенное ей Посейдоном, была обращена в чудовище. Оцуити — это важный момент вообще в постмодернистской литературе — не стесняется и не скрывает свою аллюзию: да, он обратился за вдохновением к образу из древнегреческой мифологии. В Японии ходит легенда якобы о такой вот Каменоглазке, которую когда-то обидели люди. У нее есть человеческие глаза, но она их выплакала и положила в шкатулку. В ее глазницах выросли новые глаза, посмотрев на людей которыми, она обращает их в камень.

И вот один из молодых учителей школы в местности, где бродят такие легенды, после смерти отца, который признался ему, что выгнал его мать из дома из-за ее карьерных амбиций, расходящихся с консервативными взглядами семьи, решает найти и захоронить труп своей матери, покончившей с собою в горах, чтобы мать наконец обрела покой. Отец учителя говорит: «Сынок, у меня грех на душе, я тебя с матерью разлучил, если сможешь, найди кости — закопай». Сын согласился и пригласил своего друга помочь. Причем сам главный герой был учителем рисования, унаследовав дар своей матери: она была фотографом.

И вот он пошел искать милые кости в лес вместе со своим другом. Они сами не заметили, как заблудились. Друг упал, повредил ногу, и очнулись они в какой-то хижине, где им кто-то говорит: «Только не смотрите, иначе превратитесь в камень». Герои напуганы, потому что в эпоху интернета и телевидения, конечно, никто не верит в какую-то там Медузу Горгону. Оцуити, будучи филологом (как и многие писатели, о которых сегодня идет речь), совместил в одном персонаже образы Медузы Горгоны и Снежной Королевы — похитительницы Кая: в конце концов эта женщина стала удерживать их силой, как Снежная Королева — Кая, ну, потихоньку так, подмораживая. А с другой стороны — Оцуити обратился и к образу, традиционному для японского фольклора. Может быть, кто в детстве читал японские сказки, знает о так называемой Снежной женщине Юки-Онна. Снежная женщина точно так же живет в горах и всех своих обидчиков превращает в каменные, либо в ледяные статуи.

Женщина из хижины лечит героев, кормит; но друг учителя рисования заглянул в ее опочивальню ночью. И главный герой обнаружил его окаменевшим. Он понял, что это не шутки — действительно, перед ним колдунья, и надо бежать. Но только он собирается бежать, как сзади его обвивает пара рук, и волшебница начинает петь ему песню, которую певала ему матушка в детстве — единственное, что он помнит. Мать — как выясняется, это его мать — хватает его за голову, поворачивает, он зажмуривается — нет-нет, ни за что не посмотрю — она силой раскрывает ему глаза, и ни в какую каменную статую он не превращается.

Мать рассказывает ему правду о том, что когда-то она пыталась покончить с собой в горах, но встретила реальную Каменоглазку. Каменоглазка поделилась, что люди с ней тоже когда-то обошлись несправедливо; чудовище приютило женщину, и они подружились. Как только к их хижине приближались другие люди — японцы — они просто выходили на порог, и Каменоглазка обводила взглядом этих людей, превращая их в камень — и отсюда все каменные статуи, которые стояли в этих местах. Однажды мать главного героя предложила показать своей подруге полароид и сфотографировала ее. Подруга выхватила снимок, посмотрела сама на себя и сказала: «Вот здорово!». А больше она ничего сказать не смогла, потому что превратила себя в камень собственным взглядом с фотографии. В отчаянии после гибели любимой подруги горе-мама разломала ее на части, закопала в саду и поклялась продолжать ее дело, превращая в статуи всех, кто приблизится к их жилищу. Ненавидя людей, она понимала, что может быть только одинокой. Она никак не ожидала, что когда-нибудь сын набредет на это жилище. Да вот беда: рассказывая все это, она уже была смертельно ранена, потому что, думая, что она колдунья, главный герой успел нанести матери смертельную рану.

С одной стороны — в этом рассказе много отсылок к мировому и японскому фольклору, с другой стороны — это и переосмысление традиционной роли женщины в японской культуре. Женщина хочет сделать карьеру, хочет стать известным фотографом. Она развивается, но вот так вот с ней обращаются, ее не готовы принять ни общество, ни тем более семья. Таких историй у Оцуити немало.

Много историй у него посвящено и проблемам молодежи. И все их объединяет один мотив, тоже характерный для литературы постмодернизма. В магическом реализме, если появляется некий фантастический персонаж — будь то инопланетянин, или призрак, или еще какой-то образ из мифов и сказок, он обретает силу именно тогда, когда человек дает ему возможность ее проявить. То есть неблагополучие в семье, отчуждение родственников — вот те условия, при которых может действовать волшебный персонаж. То же делает, например, Г. Х. Андерсен в своей легенде «Ледяная дева». Ледяная дева обретает силу над Руди только тогда, когда он ссорится со своей возлюбленной. Состояние ссоры, неблагополучия — это то, через что в японском, и в мировом в общем-то, магическом реализме обретает силу волшебный персонаж.

Возьмем для примера повесть «Плоская собака» этого же автора о девочке, которую ненавидит вся семья. Мать-отец ее шпыняют, младший брат терпеть не может, она ни с кем не дружит, и в утешение как-то решает набить себе на плечо татуировку в виде собаки. Вдруг она замечает, что татуировка-собака начинает перемещаться по ее телу. Здесь Оцуити делает аллюзию на известную городскую легенду о живой татуировке. Собачка просит есть, щиплет девочку за кожу, и той приходится делать татуировки в виде кусочка мяса или косточки.Собака тут же все это сжирает, требует больше и поедает родинки у нее на теле. То есть такая вот вроде как страшилка, и многие магические реалистические произведения японских авторов близки к хоррору. В конце концов собака, движимая желанием завладеть хозяйкой целиком, уничтожает все ее семейство. Она приколдовывает им онкологические заболевания, а девочку, наоборот, бережет, но собачка такая, что ее нужно постоянно подкармливать, делать все новые татуировки, а иначе она начинает кусаться. То есть девочка оказывается в ловушке: она вынуждена, кстати, со временем набить себе татуировки в виде подружки для волшебного пса; затем она покрывается новыми татуировками-щенками. Собака — иллюзорный друг — завладевает ее телом и ее жизнью.

Одинокий человек, одинокий подросток, одинокий герой постмодернизма, то, с чем он сталкивается, как он живет и до чего доходит — отчуждение персонажа показывают авторы самых разных жанров. Интересно, что у Оцуити есть и постапокалипсис. Например, его повесть «Поэма солнца» посвящена традиционной теме войны искусственного интеллекта против человечества. Побеждает искусственный разум — человечество уничтожено, но выжившие роботы объединяются и пытаются поддерживать Землю в таком виде, как она была при людях, и передают друг другу легенды о человеке.

Таких историй немало и у Атода Такаси, одного из самых известных в мире японских писателей. На русский, к моему большому удивлению, переводов практически нет. Атода Такаси близок Оцуити и психологизмом, и богатой фантазией, и динамичностью. Я расскажу о его произведении «Призрак офиса», по которому можно легко судить о том, что такое магический реализм в японской литературе. Этот текст — насмешка над человеком. Там герой, доведенный до самоубийства своим шефом, — шеф его травил, подставлял, несправедливо практически довел до тюрьмы — в виде привидения явился в офис, чтобы отомстить за себя начальнику. При жизни он никак не осмеливался дать отпор, будучи забитым сотрудником, но после смерти-то он обещает разгуляться. Его приветствуют аплодисментами коллеги и просят отомстить за них. Но перед дверью начальника призрак замирает в неожиданном страхе и отступает. Атода Такаси смеется над традиционным японским преклонением перед старшим, перед вышестоящим, над иерархией японского общества во многих своих произведениях.

Немало историй у него, как и у Оцуити, близких к хоррору, например, его рассказ «Птица». Это история юноше-актере, исполнявшем роль в постановке «Журавлиные перья» (а «Журавлиные перья — это известная японская сказка о девушке, которая превратилась в журавля и упорхнула от своего мужа, когда он раскрыл ее тайну). Он неожиданно для себя превратился в птицу и улетел, когда его неверная возлюбленная попросила его спрятаться, потому что в дверь звонил другой ее любовник. Девушку ждало наказание за измену: она обнаружила, что беременна, и со временем родила яйцо, из которого вылупился получеловек-полуптица, которого она в ужасе смыла в унитаз. Такой вот, с одной стороны, хоррор, а с другой — анекдот, провокация читателя. Такой метод характерен для японских писателей так же, как и для постмодернистов всего мира.

«Танцующий мужчина» Акагава Дзиро — это психологический рассказ о том, как комплексы погубили человека. Бедный служащий, которого шпыняет начальство, подставляют клиенты и обманывают сотрудники, в конце концов кончает с собой. Стандартное офисное самоубийство — довольно распространенное в Японии явление, ставшее частой темой для произведений японских писателей. И в этом самоубийстве ничего не показалось странным полиции, однако один из сослуживцев погибшего, всегда молчаливо и робко ему сочувствовавший, отправляется к нему домой и начинает собственное расследование, в ходе которого обнаруживает, что тот хранил целую коллекцию кукол, которых пытал и расчленял, вымещая то, что не мог позволить себе выместить на рабочем месте. И на самом деле не он покончил с собой, а куклы, разозлившись, что он так с ними обращается, повесили его. Доказать это совершенно невозможно, но очевидно, что это так. Это метафора марионетки. Когда-то погибший был ведом, не мог найти в себе силы отстоять свою правоту перед начальством. Вот в конце концов куклы — или комплексы — взяли над ним верх, и его собственные страдания его уничтожили, потому что он не смог вовремя справиться с ними.

Это называется рассказ-метафора — очень распространенный жанр у Тамару Масатомо, самого молодого из обсуждаемых нами сегодня японских писателей. Он очень популярен в Японии и обретает известность за рубежом. Тамару Масатомо — мастер рассказа-метафоры в магическом реализме. Приведу несколько примеров из сборника «Тысяча и одна ночь». Конечно, это аллюзия на арабские сказки — истории, рассказанные Шахерезадой. Кроме того, это еще и аллюзия на Хоси Синъити, создавшего тысячу и один короткий рассказ научной фантастики и магического реализма.

Рассказ «Спасение русалки». Как-то на ярмарке — а именно с покупки начинаются многие истории Шахерезады — герой приобретает русалочку, которую у себя в аквариуме держит как рыбку. Но его не предупредили, что русалка вымахивает до размеров здоровой девицы. Он покупает аквариумы все большего и большего размера и, в конце концов, решает совершить доброе дело — выпустить русалку на свободу в море. Она поблагодарила спасителя, поплыла, и вскоре все корабли стали разбиваться о скалы. Главный герой чувствует свою ответственность и решает выяснить, в чем дело. Русалка — это, конечно, стандартная сирена — сладкоголосая певица, которая привлекает своими песнями проплывающие корабли, но, когда они, очарованные этим пением, подплывают, то разбиваются о скалы. Стандартная Лорелея. Но откуда у Лорелеи взялась жажда убивать? Герой идет на рынок и узнает там, что, оказывается, русалка стала в детстве, еще мальком, свидетелем травмировавшего ее события. Когда-то на традиционном японском празднике во время хорового пения паланкин, который вынесли на церемонию, врезался в толпу, и было много человеческих жертв. И в неокрепшем мозгу юной русалки гибель, слезы и страдания связались с красивым пением. Когда русалка выросла, она решила, как только оказалась в море, воспроизводить эту когда-то травмировавшую ее ситуацию. Конечно, это метафора семьи. Главный герой оказывается родителем, опекуном русалки. Когда-то ребенок в детстве получил травму, а родитель, не разобравшись, выпустил этого ребенка в жизнь. Рассказ «Спасение русалки» моментально снискал Тамару Масатомо славу по всей Японии.

Не менее интересен его рассказ «Ночь, когда лев танцует» о том, как в супругу главного героя вселился дух льва, и она мечется в ярости, готовая его убить — на самом деле это аллегория семейного скандала. Интересен его рассказ «Лавка, где торгуют лицами», в котором у главного героя за крупную сумму покупают образец его ДНК и создают голограмму его лица, которую начинают раскупать по всей Японии, и люди становятся похожи друг на друга как две капли воды. Это, конечно, метафора утраты индивидуальности, оригинальности в современном обществе.

Лиала Юрьевна Хронопуло,
японовед-филолог, кандидат филологических наук,
доцент кафедры японоведения Восточного факультета СПбГУ