Ведьмы из Варбойс: хроники судебного процесса

  • Ведьмы из Варбойс: хроники судебного процесса / Пер. с англ. Д. Г. Хрусталёва. — СПб.: Лимбус Пресс : ООО «Издательство К. Тублина», 2020. — 288 с.

В основе этой книги лежат материалы так называемого дела варбойских ведьм — следствия и судебного процесса 1593 года над двумя женщинами, обвиненными в колдовстве. Опубликованная через три месяца после казни, она была призвана убедить современников в справедливости предъявленных обвинений и законности приговора. На русском языке хроники публикуются впервые с обширным послесловием и комментариями переводчика Д. Г. Хрусталёва.

Электронную версию этой книги можно приобрести на MyBook или ЛитРес, поддержав тем самым переживающий сейчас трудный момент книжный бизнес.

Свидетельства Генри Пикеринга

Вскоре после Рождества в 1590 году (хотя за прошедшее время произошли сотни удивительных случаев, рассказ о которых мы пропустим) господин Генри Пикеринг, дядя этих детей, будучи тогда студентом в Кембридже1, отправился в дом господина Трокмортона и провел там три или четыре дня. Он захотел поговорить с мамашей Сэмуэл и, выбрав удобное время, попросил двух других знакомых студентов, находившихся в городе, пойти с ним. Те согласились, и так без задней мысли они отправились к дому господина Трокмортона. На этом пути, выйдя из своего дома, дорогу им пересекла мамаша Сэмуэл. Заметив это, они решили спешно последовать за ней и задержать возвращение, поскольку муж у нее был человеком суровым и, узнав, не стерпел бы ее беседы с кем-либо. Она шла в соседний дом за дрожжами, неся в руке маленькую деревянную кружку и в подоле немного ячменя для обмена на дрожжи. Пока она направлялась к тому дому, студенты постоянно следовали за ней. Они слышали, как она обратилась с просьбой к соседке, но у той не оказалось, чего просили.

Когда старуха собралась возвращаться, студенты попытались заговорить с ней, но она была не склонна останавливаться. Все же их попытки задавать вопросы вынудили ее идти немного медленнее. При этом она отвечала раздраженно и очень громко, не желая слушать кого-либо кроме себя. Один из студентов предложил ей сохранять женское достоинство и быть тише. Она ответила, что родилась на мельнице, появилась на свет при шуме, у нее свои дела, и она не может говорить тише2. Большей частью в своей речи она бранила господина Трокмортона и его детей, говоря, что он несправедлив к ней, что в страдании своих детей разыгрывает забаву, обвиняя ее, ставя под сомнение ее доброе имя. Она часто повторяла, что припадки этих девочек не более чем беспутные проказы, и если бы они были ее детьми, то она не удержалась бы, чтобы наказать каждую, одну за другой. Студенты осведомились о ее служении Богу и исповедании веры. Но все, чего они смогли добиться, было то, что ее Бог избавит ее, ее Бог защитит ее и воздаст ей за ее врагов. Всегда использовались фразы типа «мой Бог сделает то или это для меня», что было отмечено одним из студентов. И он спросил, один ли у нее Бог и служит ли она тому же Богу, которому служат другие? Она ответила: «Да, это так». Но вопросы про «моего Бога» и про «Бога на небе и на земле» доставили ей большое беспокойство. В конце концов она вынуждена была уйти, сказав, что муж побьет ее за долгую задержку. Тогда дядя этих детей, который был тронут более остальных, сказал на прощанье, что если она та женщина, что околдовала детей, то Божье отмщение наверняка настигнет ее прежде смерти, и сколько бы она ни обманывала себя и мир, но нельзя предотвратить суд Божий иначе как исповедью и покаянием, чего она сделать уже не успела; и он надеется однажды увидеть ее горящей на костре, и сам бы поджег его, и подносил бы дрова, и те дети дули бы на угли. На что она ответила (поскольку буквально рядом на улице был пруд): «Скорее я увижу, как ты уйдешь в этот пруд с головой и ушами». На том они расстались.

* * *


Теперь вернемся к сути. Старшая из дочерей господина Трокмортона3 была тогда в припадке и сидела дома в гостиной, вместе со своими отцом и бабушкой, а также одной из сестер, которая тоже была в припадке. Вдруг она сказала, что сейчас ее дядя (назвав его) и двое других (кого она также назвала) направляются к мамаше Сэмуэл, и мы вскоре услышим какие-то новости. Затем она сказала: «Посмотрите, куда это мамаша Сэмуэл спешит по улице перед ними с деревянной кружкой в руке. Передник у нее поддернут, и я знаю, что в нем. Она идет к дому тех, что держат пивную». Имя владельца дома она точно назвать не смогла, но описала его рыжую голову. «Прислушайтесь, — сказала она сестрам, — мамаша Сэмуэл говорит очень громко, а мой дядя просит ее говорить тише, но она отвечает, что не может». И она пересказала отцу и присутствующим все слова (а именно, что она родилась на мельнице и т. д.) и в той же манере, что мамаша Сэмуэл говорила ее дяде и другим студентам. Короче говоря, она сообщила буквально каждое слово, которыми обменялись тогда мамаша Сэмуэл со студентами. В заключение сказала: «Вот так, мамаша Сэмуэл, я думаю, мой дядя взволновал тебя». И снова пересказала все, что произнес ее дядя, желая, чтобы тот день наконец настал, поскольку: «Я сама, — сказала она, — буду раздувать угли». И еще прибавила: «Он был таким милым, когда ничем не ответил на ее пожелание увидеть его в пруду с головой и ушами». Господин Трокмортон стоял рядом и все слышал. После того, как девочка известила, что студенты с мамашей Сэмуэл расстались, он спросил о своем брате, дяде этих детей, осведомившись, не знает ли кто-нибудь, где он. Ему ответили, что он не возвращался домой из церкви после вечерней молитвы (что было в субботу), и никто не знает, где он. Господин Трокмортон предположил: «Может быть, он с мамашей Сэмуэл?» И немедленно вышел из дома, чтобы разузнать. Только он вышел, как встретил в церковном дворе компанию, возвращавшуюся от мамаши Сэмуэл.

«Где вы были?» — спросил он. Они ответили.

«Большей частью я сам бы мог вам все рассказать», — отозвался он и повторил им то, что сообщила прежде дочь.

Когда они вошли в гостиную, там находилась не только она, но еще одна из сестер, которая сидела рядом и также была в припадке. Эта другая сестра могла читать по губам, что говорит первая (поскольку они зачастую могли общаться друг с другом во время припадков), и слышать все, что упомянутый ее дядя говорит ей и никому другому. Тот снова спросил первую сестру обо всем случившемся, и она повторила ему все, что слышала, но сказала, что был очень сильный ветер и ей было сложно слушать, хотя на самом деле никакого ветра не было.

После этого Дух, или Нечто, как дети его называли, много раз являлся им в их припадках в той или иной форме, но чаще всего уподоблялся бурому цыпленку [a dun chicken4], и доверительно беседовал, приговаривая, что пришел от мамаши Сэмуэл (которую называл своей Дамой) и был послан ею к детям, чтобы подобным образом мучить их и издеваться. Он сообщал девочкам много всего относительно мамаши Сэмуэл. Так что она чаще всего почти ничего не могла сделать у себя в доме без того, чтобы Дух не раскрыл этого, если его спрашивали дети, находясь в припадке. То есть Дух говорил, что она делает дома в данный момент или в каком месте дома находится, или, иначе, где была. И это подтверждалось (через незамедлительно отправленного с проверкой нарочного).

Затем духи явно начали обвинять мамашу Сэмуэл в детских припадках, говоря: «Это она чары навела на них и на всех тех слуг, что околдованы в доме». А еще говорили, что когда их в состоянии припадка доставят в дом мамаши Сэмуэл или та сама придет, то они незамедлительно выздоровеют. Это многократно подтверждалось, и ни разу не было ошибки.

Если дети, будучи в припадке, доставлялись к дому мамаши Сэмуэл (поскольку было сложно привести мамашу Сэмуэл в дом господина Трокмортона), и даже если они были в том состоянии, что настоящий силач с трудом удерживал их (так они бились, кидались и размахивали руками), едва попадали к дверному порогу мамаши Сэмуэл, как протирали глаза и говорили: «Я здорова. Зачем вы носите меня? Высадите меня!» Будто с ними поступали как-то постыдно, когда носили по улицам. Они не помнили ничего о состоянии, в котором были. Пока оставались в том доме, чувствовали себя вполне хорошо, но собравшись отправиться обратно и пытаясь выйти за дверь, немедленно падали на землю, и их уносили в том же состоянии, что доставили.

Напротив, когда мамаша Сэмуэл приходила в дом господина Трокмортона, в какой бы крайности дети ни пребывали (как это с большим изумлением можно было многократно наблюдать), но только она делала шаг в гостиную или холл, где они находились, то они немедленно все вставали на ноги и превращались в таких же, как любой другой в том доме. И так продолжалось, пока она была там. Но только она собиралась уходить, как все дети камнем падали на пол. Если она поворачивалась к ним снова и подходила, они сразу выздоравливали. И так пробовали по двадцать раз за час. А когда она наконец ушла, то оставила их в том же состоянии, в котором встретила, будто они и были в припадке. После этого господин Трокмортон счел за лучшее распределять и рассылать своих детей. Кого-то в дом к друзьям, кого-то на время к другим, чтобы посмотреть, что с ними будет. Впрочем, кого-то одного он всегда оставлял при себе.

Если сообщать, что претерпел каждый из них за время, пока пребывал вне родного дома, то отчет потребуется сверхдлинный, думается, длиннее, чем уместно сейчас. Хотя исключительно странные вещи, которые выглядят достойными упоминания, случались тогда с каждым из них. Например, будучи в припадке, они могли рассказать, в каком состоянии и положении в тот момент другая сестра, отдаленная на восемь, десять или двенадцать миль, говоря: «сейчас моя сестра (назвав ее и то место, где она была в припадке) очень тяжко терзается», подобно тому как и сама в тот момент. Абсолютная достоверность этого подтверждалась точным подсчетом времени и многими другими обстоятельствами.

Полагаю, будет достаточно сообщить о том, что когда они находились вне дома, они никогда в то время все сразу не были здоровы и свободны от припадков. И это несмотря на то, что некоторые из них, будь то дома или нет, не впадали в припадок чаще, чем раз в месяц, иногда раз в полгода, а одна была здорова целый год. В то же время совершенно точно подтверждено, что некоторые из этих пяти сестер были нездоровы или связаны какой-либо формой припадка до трех недель кряду и не реже, я думаю, чем каждые три дня с того первого дня, когда их прихватило, и вплоть до недавнего великопостного заседания Выездного суда, когда эти ведьмы были казнены.


1. Генри Пикеринг (1562 — 1637), младший брат Гилберта Пикеринга, в 1583 — 1590 гг. обучался в Кембридже, потом в Оксфорде. В 1597 г. стал ректором церкви Всех Святых в Олдвинкл, Нортгемптоншир. Варбойс в декабре 1590 г. он посетил, возможно, по случаю своего 26-летия.

2. В этом месте английский текст ритмизован: «she was born in a mill, begot in a kill, she must have her will, she could speak no more softlier».

3. Джоан.

4. Dun — серовато-коричневый или тускло-коричневый, то есть бурый, но также мышиный цвет. Chicken — это цыпленок или куренок, но вполне может быть и просто курица. Олмонд считает, что речь именно про существо «мышиного окраса» (mouse-coloured): Almond 2004. P. 92 n. 35.

Дата публикации:
Категория: Отрывки
Теги: Лимбус ПрессВедьмы из Варбойс
Подборки:
0
1
7146
Закрытый клуб «Прочтения»
Комментарии доступны только авторизованным пользователям,
войдите или зарегистрируйтесь