Ольга Токарчук. Диковинные истории

  • Ольга Токарчук. Диковинные истории. — М.: Эксмо, 2019. — 288 с.

Ольга Токарчук — писательница и поэтесса, одна из самых заметных фигур современной польской литературы, лауреат Международной Букеровской премии 2018 года. Ее роман «Бегуны» выходил на русском еще десять лет назад, но известность автор обрела только после получения премии и его переиздания. Новая книга «Диковинные истории» – собрание причудливых рассказов, каждый из которых – окно в потустороннее. Токарчук коллекционирует фантазии – в ее текстах в серую повседневность вырывется необъяснимое, странное, непривычное. Мороки из прошлого и альтернативное настоящее не поддаются обычной логике. Каждая история – это мини-шедевр в стиле современной готики. 

Гора Всех Святых


В Цюрих прилетели вовремя, но самолету пришлось долго кружить над аэродромом, поскольку летное поле засыпал снег и нужно было дождаться, пока медлительные, но ловкие машины его расчистят. В момент посадки снежные тучи расступились, и на пылающем оранжевом небе мы увидели множество конденсационных полос, которые пересекались, образуя на небе гигантскую клетку — словно сам Господь приглашал нас сыграть с ним в крестики-нолики.

Встречавший меня водитель, державший в руках крышку от обувной коробки, где была выведена моя фамилия, сразу предупредил:

— Мне придется отвезти вас в пансионат — дорога в Институт полностью засыпана. Не проехать.

Он говорил на таком странном диалекте, что я едва его понимала. Мне казалось, что я что-то не так услышала. Ведь была весна, восьмое мая.

— Все перевернулось с ног на голову. Смотрите, — ставя мой багаж в машину, он указал на темнеющее небо. — Говорят, этим нас и травят, выпускают из самолетов газы, которые воздействуют на наше подсознание.

Я покивала. Расчерченный небосклон действительно вселял тревогу.

До места мы добрались поздно ночью; повсюду были пробки, машины буксовали и со скоростью черепах ползли по мокрому снегу. На обочинах образовалась вязкая каша. В городе вовсю работали снегоочистительные машины, но дальше, на горной дороге, куда мы осторожно въехали, оказывается, никто ничего не чистил. Шофер судорожно вцепился в руль, выставив голову вперед, а его большой орлиный нос обозначал направление, словно нос корабля, на котором мы плыли к порту по морю влажного мрака.

Я оказалась здесь, поскольку подписала контракт. Моей задачей было обследовать группу подростков при помощи теста, который я сама придумала и который на протяжении трех с лишним десятилетий оставался уникальным и пользовался большой популярностью среди коллег — психологов развития.

Сумма, которую мне предложили за работу, была огромной. Увидев ее в договоре, я решила, что это опечатка. При этом я обязывалась соблюдать конфиденциальность. Офис фирмы, которая предложила мне провести исследование, находился в Цюрихе, а ее название ничего мне не говорило.

Однако не могу сказать, что я соблазнилась исключительно деньгами. Имелись и другие причины.

К моему удивлению, «пансионат» оказался гостевыми комнатами в старом темном монастыре у подножья гор. Натриевые лампы проливали густой свет на страдавшие от снега каштаны, которые уже расцвели и теперь, придавленные белыми подушками, выглядели так, будто подверглись непонятному, абсурдному насилию. Водитель провел меня к боковому входу, внес по лестнице чемодан. В дверях комнаты торчал ключ.

— Все уже оформлено. Постарайтесь выспаться. Завтра я за вами приеду, — сказал носатый шофер. — Завтрак — у вас в холодильнике, а в десять часов сестры пьют кофе.

Я смогла заснуть только приняв таблетку — и снова оказалась в своей любимой временнóй дыре, куда, словно в вымощенное птичьим пухом гнездо, проваливалась в полной гармонии со своим телом. Так я тренировалась в несуществовании с тех пор, как заболела.
 

Назавтра в десять утра я стала свидетельницей самого странного кофейного ритуала из всех, какие наблюдала за свою жизнь. Итак, я оказалась в огромном помещении, посреди которого стоял большой, массивный деревянный стол, хранивший следы многовекового использования, а вокруг него сидели шесть старых женщин в монашеском облачении. Когда я вошла, они приподняли головы. Они сидели по три с каждой стороны, из-за одинаковой одежды казалось, что и черты их лиц также схожи. Седьмая сестра, подвижная и энергичная, в надетом на рясу полосатом фартуке, поставила на стол большой кофейник, вытерла ладони о фартук и, протягивая навстречу костлявые руки, пошла ко мне.

Она приветствовала меня немного слишком громко, что — как я позже поняла — не было случайностью: большинство из этих пожилых женщин плохо слышали. Она представила меня и быстро перечислила имена монашек — необычные. Самая старшая звалась Беатрикс. Были еще Ингеборг, Тамар и Шарлотта, а также Изидора и Цезарина. Тамар приковывала взгляд своей неподвижностью. Она была подобна статуэтке древней богини. Сидела в инвалидной коляске, большая, полная, с красивым бледным лицом, выраставшим из облаченного в рясу тела. Мне казалось, что она смотрит сквозь меня, словно видит за моей спиной некое обширное пространство. Она уже, должно быть, принадлежала к тому стойкому племени, которое совершает внутренние прогулки во времени по долинам памяти, воспринимая окружающих как попавшую в глаз назойливую соринку.

Удивленная, я разглядывала большой светлый зал, разделенный на столовую и кухню: там стояли мощные многоконфорочные газовые плиты с духовками и хлебопечь, а на стенах висели огромные сковородки и полки с кастрюлями. Под окном царили раковины для мытья посуды, несколько штук в ряд, как на задах фабричной столовой. Столешницы обиты жестью, многое сделано не из пластика, а из металла, причем части скреплены выпуклыми винтами, совсем как на судне капитана Немо. Царившая здесь стерильная чистота сразу наводила на мысли о старинной лаборатории и докторе Франкенштейне с его рискованными экспериментами. Современными в этом помещении были лишь разноцветные контейнеры для сортировки мусора.

Сестра Шарлотта объяснила мне, что этой большой кухней, в сущности, уже давно никто не пользуется, сестры готовят себе на маленькой газовой плите или заказывают еду в одном из городских ресторанов. Сестра Анна, женщина в фартуке, оказавшаяся настоятельницей, добавила, что в шестидесятые годы, когда она здесь появилась, в монастыре было шестьдесят сестер с разных концов Европы.

— Когда-то здесь пекли хлеб. Еще мы делали сыр, пятнадцатикилограммовые головы. А теперь — для семерых — делать сыр и печь хлеб невыгодно... — начала сестра Шарлотта, словно собираясь поведать мне длинную историю.

— Для восьмерых! Нас восемь, — с оптимизмом продолжила сестра Анна. — Навещайте нас, пока будете там, — она указала подбородком в непонятном направлении, — на горе. Они тоже наши. Есть короткая дорога через пастбища, полчаса ходу.

Теперь кофейник переходил из рук в руки, и в чашки темным ручейком, от которого исходил пар, лился кофе. Потом ладони монашек энергично потянулись за порционными сливками. Старческие пальцы осторожно отгибали фольгу и вливали сливки в кофе. Затем отрывали фольгу и клали ее на язык, словно алюминиевую облатку. Язык ловко, одним движением возвращал фольге чистоту и безупречный блеск. Затем этот старательный язык обращался к пластиковой чашечке, чтобы извлечь из нее оставшиеся капельки жидкости. Сестры вылизывали сливки с удовольствием, ловкими, привычными и сотни раз повторенными движениями. Теперь следовало отделить от пластикового стаканчика бумажную полоску с названием. Ногти сестер безошибочно находили то место, где она была приклеена и торжествующе срывали. В результате всех этих процедур перед каждой сестрой оказывалось три вида вторичного сырья: пластик, бумага и алюминий.

— Мы заботимся об окружающей среде. Мы, люди, — исключительный вид, и нам, если так пойдет и дальше, грозит вымирание, — сказала сестра Анна и заговорщицки подмигнула мне.

Одна из сестер захихикала:

— Вы правы, сестра, каждый год по одной, все четко, как в аптеке.

Старательно копируя их действия, я не заметила, как в кухню почти беззвучно вошла восьмая женщина и уселась рядом со мной. Лишь когда она пошевелилась, я повернулась и увидела молоденькую девушку в такой же рясе, как у пожилых монахинь. У нее была смуглая кожа, молодость которой оттеняли бледные старческие лица — словно на этой картинке ее рисовали последней, открыв новую коробку с красками.

— Это наша сестра Свати, — с явной гордостью представила ее настоятельница.

Девушка улыбнулась всем вместе и никому в отдельности, встала и начала раскладывать мусор по цветным контейнерам.

Я была благодарна настоятельнице, что она приняла меня здесь, как старую знакомую. Зазвонил мобильник, и она начала вытаскивать из кармана всевозможные предметы: ключи, леденцы, блокнот, пластинку таблеток... Аппарат оказался старой «нокией», можно сказать — допотопной.

— Да, — сказала она в телефон на том же странном диалекте. — Спасибо.

И, обратившись ко мне:

— Водитель тебя уже ждет, детка.

Я послушно позволила проводить себя по лабиринту старого здания к выходу, жалея о недопитом кофе. На улице меня ослепило майское солнце; прежде чем сесть в машину, я мгновение прислушивалась к концерту таяния снега. Отовсюду падали тяжелые капли: они стучали по крыше, по лестнице, по оконным стеклам, по листьям деревьев. Под ногами у нас образовалась бодрая речка, обращавшая эксцентричность снега в банальность воды и уносившая ее вниз, к озеру. Не знаю, почему, я подумала тогда, что все эти старые женщины в рясах с достоинством ожидают смерти. А я мечусь.

Дата публикации:
Категория: Отрывки
Теги: ЭксмоОльга ТокарчукДиковинные истории
Подборки:
0
1
11466
Закрытый клуб «Прочтения»
Комментарии доступны только авторизованным пользователям,
войдите или зарегистрируйтесь