Николай Васильев. Космос чадящих лампад
Николай Васильев родился в 1987 году в городе Череповце. Окончил Литературный институт в 2010-м. Жил в Санкт-Петербурге, Москве, Череповце. Работает журналистом. Стипендиат Форума молодых писателей в Липках 2014 года. Автор книг стихов «Выматывание бессмертной души», вышедшей в московском издательстве «Стеклограф» в 2017 году, и «Нефть звенит ключами» (2020, там же). Публиковался в журналах Homo Legens, «Нева», «Иные берега», «Литературная учеба», «Зарубежные задворки», в сборнике «Новые писатели» по итогам Форума молодых писателей 2014 года, в интернет-изданиях «Лиterraтура», «Полутона», «Сетевая словесность», «Прочтение».
КОСМОС ЧАДЯЩИХ ЛАМПАД
***
поезда пролезают бойницами монастыря
и воздушное мытарство сизая кончит пехота
чтобы розовый хлеб в небесах завокзалья стоял
в хрустале выдувном их надземного перехода
кто идет вдоль пятин и во многих желал бы уснуть
на кушетке под конским пальто или фарой проезжей
тот один как никто и печенками любит весну
черный трепет ветвей и вечности резкую нежность
птичий оклик гудка и далекой ссоры напев
где мужчину жена словно мутную смерть презирает
но ныряет башка в ясный омут об лед поумнев
и колеблется только жизнь между адом и раем
из проталин встает лебедино крапивная ширь
и разбойник с креста это я чует форточкой лишней
как сползает воскреснуть пятно расчлененной души
словно с пальцев аккорд или снег прикипевший к крыше
***
а не про меня глубока и емка
могила и жизнь коммуниста
и вера буграми родными темна
и солнца в раздрае монисто
не пить юбилейной безбожной лозы
похмелья в застенках стакана
и к звездам осенним главу не изжить
но наши просторы не канут
когда расплетутся волокна косы
и ткань мировую рассердят
и все мы решаться пойдем на весы
кренящегося милосердья
пусть счастье во тьме поездами гудит
колес удаляется трель
и душу подпустят к зеркальной груди
ночные озера на выстрел
***
и улик не имеет прямых
ни к чему но за атомной стенкой
физик слышит не разовый крик
то любви а то ругани смертной
обостряется улица в ночь
и в окне оголтелого быта
испытанию веры темно
не напрасна ли мартова пытка
воздух тонок и свет словно лед
и пространство как личико бездны
воздух тонок и свет словно плоть
атомарная нанопобеды
кран стоит при вечерней заре
руку жизни легко и знакомо
на дверную косу оперев
грандиозного облаколома
***
я скажу тебе сестра и отец
облакам принадлежит наша жизнь
помогая их чумной высоте
пропитать разоблаченную высь
я скажу тебе отец и сестра
ангел мая в чешуе тополей
посвящает в благородство пера
тем же ливнем что у райских дверей
дорогого не дано не отдать
и поэтому того и хотя
на граните расплескалась вода
как у веры на каменьях дитя
и распахнутый ее асфодель
в вечном спирте лицевой голытьбы
мы немного будто крови своей
можем видеть выносить и любить
***
а все-таки я этот дом люблю
буданыча схоронного под нами
решившего как дерево убью
дочерними и голыми ветвями
под водку и двусмыслие войны
аукнут в эти бурые вопросы
травматом обездоленной горы
да вознесешь его но нет не бросишь
и рядом с ним с последственных кругов
размотаны спирали родовые
и вышел лабиринт из берегов
которому иного нет впервые
как волевые инвалиды сфер
отчаяния роща мировая
как вирусы убогие лишь вверх
в иммунитет неведомый вмирая
над кладбищем деревья зимовать
сквозь мерзлоту нагорную остались
ни трудный ужас их не миновал
ни горе ни они его не стали
подобные безумному жилью
убитому под ржевом и у Бога
напротив нас кривые как в раю
в аду без страха и упрека
***
очертанья надлома смещает вода
а затем и саму его кость
и всегда тридцать три как Христу навсегда
мне теперь возросло и срослось
вот весеннее дерево словно Господь
на свою верхотуру залез
или толстого бесповоротья из-под
воскресает все то что я есть
как война по зубам в обожженных холмах
как пантера по когтю в груди
время это пантеры и яблони мах
кровоточие их череды
влажен ветер от ангельской крови снегов
или донорской ихней руды
и встает все чего не спасти ничего
по заветному когтю в груди
я с бутылкою к дому иду своему
и стою словно пес в тишине
вот мой дом вкотлованен в печальную тьму
и оттуда слышней и слышней
поддувает на угли забытой попсой
над путями во мраке весны
бреют виолончели и звездная соль
проповедует ранам земным
***
но жестока апрельская тьма оставляя нигде
ветерок потеплевший с младенческих донных ногтей
за отвесный цепляться закат как за вечную жизнь
мол в сознанье придя сразу обмороком окружись
и в пространство реки заходя ни с какого торца
кто-то мучает наст под округою взгляда Творца
в гефсиманских садах ивняка да берез и осин
провалившись в дыханье бездомной и строгой красы
в синий пот окоема оранжевый одеколон
молодого на лыжах отца пей и здравствуй король
и пустые слова по-над полною чашей скользят
поля минного смыслов своих стоит только сказать
из-под грязного снега выходят уходят пески
словно смерть из-под жизни Господь из иконной доски
и младенческий ветер теряя опоры свои
долго падает так что уже вероятно стоит
как весенним ознобом палим недостроенный мост
из разъятой своей глубины не сращенная кость
в трубы голые тихие черные леса гудит
и река ее боль в середине сломавшись удит
и свою-то судьбу ты едва ли с грехом пополам
а теперь и ее поломал и понес по холмам
где мы ждали тебя с детских лет небывалых неся
крест вечерней весны как деревья холмы небеса
***
над горизонтом сиреневый смог
океанический дым
все до чего дотянулось письмо
от безымянной скирды
жуковым саженых в небо берез
разуму нет эскапад
кроме тебя помрачение гроз
космос чадящих лампад
самая первая бредит звезда
над незнакомой весной
если однажды придешь ты сюда
так вот и спрыгну без ног
стены пространства равны потолку
не разъяснимы тиски
все словно сердце ино по щелчку
в доме заблудшей доски
***
вымершая деревня стоит как живые деревья
перед окном степей
и говорит не зная низость свою и ревность
слышишь меня плебей
милости и удачи так и живи на подачки
свет не гася в полях
мутной реки подлунной смертный кружок латунный
в солнце не растопляем
небо кругом потопа кончена там малина
больше на всей земле
нету ни вавилона ни иерусалима
в небе цветет сирень
три дома встали как гибель черные и нагие
ветви свои разместь
перед окном сознанья словно в любви признанье
после всего что есть
***
далеко наверху где утечку зерна
из небесной прожженой брони
майский ветер сдвигает с дорожного дна
к чернозему тюремных больниц
прозябает всевидящий утренний свет
полутемного видя меня
в основании дома которого нет
посреди столбового огня
и за то что вас всех приравняли к дерьму
за болящее эго мое
я полез в эту топку и влез в эту тьму
в погорелый сценарий ее
справедливости кто настоящий поэт
под сомнением в доме своем
и схватился за ветер бесшовных одежд
как за скорость на споре со злом
***
переходя речь вологду на личности
приходит тяжба в самый центр мой
закат раздет над центром исторический
весна разрух творит капкапремонт
вскрывает ветви истязанье вербное
сюрпризным первородным реноме
промеж друзей лишь сердце межреберное
но эта щель она не мир но меч
все улицы предтеченские запили
но улицы козленские терпи
редактора прицел и цель и табельный
но палец мой на спущенном с цепи
бери смиреньем аварийным здания
молитву штурмом позднюю как бомж
молодческих небес превозмогание
до нашей высоты голодный Бог
***
овощной магазин и общажного тыла дворы
и подталой реки посреди жилдепо островное
сколько было тебе все погибло все скрали воры
ностальгия черна как дыра непонятной виною
вовка капелькин с крыш говорит неужели и ты
вырос будто цена и ее не потянешь урона
я в расплате за всех в отравном ресторане беды
а иначе конторе кто нас отстегнет похоронной
маяковского чтит вовка капелькин льющийся с крыш
но не верит Христу и меня за него не уважит
это рабства напело слепое сияние лишь
но друзей не вернуть и противно от этого даже
это даже не ложной надежды свирель сколопендр
а зачем-то бликует вода обреченного стока
а над мертвой землей из ничто голубого капель
это я имя Бога
Обложка: Арина Ерешко
войдите или зарегистрируйтесь