Юлия Шляпникова: «Через мистику и фантастику проще говорить на запретные темы»

Дебютный роман Юлии Шляпниковой «Наличники» — история о мистическом Татарстане, где герои борются не только с родовым проклятием, но и множеством психологических проблем, которые в том числе вызваны непростой смесью культур региона. Контент-редактор «Альпины» и книжный обозреватель Денис Лукьянов поговорил с писательницей и выяснил, откуда берется непонимание между поколениями, как травма стала главной темой современной литературы, причем тут ЗАГСы и зачем в романе понадобились призраки.

— Позволю сходу такой вопрос: расскажи об истории создания «Наличников» от задумки до бумажной версии. Какой путь прошел текст?

— Я люблю рассказывать, что «Наличники» родились из мысли «что может заставить человека вернуться в родной маленький город». Даже вынесла это в послесловие к книге. Но на самом деле все сложнее.

Все началось с составления семейного древа примерно в конце 2020 года, и за год у меня накопилось очень много фактуры, историй рода, подтвержденных и опровергнутых легенд и просто имен. В какой-то момент захотелось их записать, зафиксировать мифотворчество в тексте. А потом, гуляя по старой части Казани (это была улица Калинина или Волкова, уже точно не помню, но та ее часть, где сохранились деревянные дома с наличниками), я четко увидела образ девушки с фотоаппаратом, которая так сохраняет историю города.

Писать «Наличники» я начала на зимних каникулах 2022 года, пока меня не отвлекала работа. За десять дней я написала что-то около трех авторских листов (один авторский лист равен 40 000 знаков с пробелами. — Прим. ред.), набросала примерный план дальнейших событий и собрала фотографии тех мест Чистополя, которые хотела осветить в тексте. А всего на написание «Наличников» ушло около четырех месяцев с перерывами. К концу апреля я закончила первый черновик, который выкладывала на «Фикбуке», чтобы собирать обратную связь от читателей.

А потом я начала пристраивать текст, потому что очень в него верила и хотела увидеть на бумаге. Для этого понадобился еще год, в течение которого я брала писательские консультации, например, у Яны Лехчиной, рассылала по издательствам самотеком и наконец добралась до презентации у бюро «Литагенты существуют», откуда и попала в «Полынь».

— Кстати, про семейные древа. Я заметил, что не так давно появилась мода — изучать свои родословные. Как думаешь, почему так стало происходить?

— Дело в любопытстве. Всегда интересно, что было до нас. Особенно любопытно, что было с людьми, которые стали нашими предками по крови. Часть архивов стала доступна в конце XX века, вот мы постепенно и доросли до того, чтобы в них копаться. А еще такая мода есть за рубежом, там это вполне нормальная практика. У нас часто останавливает адская бюрократия в ЗАГСах и архивах, которые еще надо найти.

— «Наличники» стали одной из самых продаваемых книг «Полыни» на весенней книжной ярмарке Non/fiction, а еще вошли во множество подборок... как думаешь, почему такой успех?

— В «Наличниках» действие происходит в Татарстане, я часто упоминаю, что прототипы Джукетау и Города — это реальные города Чистополь и Казань, так что при желании можно даже прогуляться по улицам и сравнить впечатления от прочитанного с настоящим. А, как показывает практика, не все знают даже, что это часть России. Так что я списываю успех в том числе и на флер национального колорита. И, конечно, на огромную работу, которую провели ребята из издательства, отдельная моя любовь им за это.

— Кстати о колорите! «Наличники» действительно пронизаны эстетикой Татарстана. Такого рода региональная проза сейчас популярная? Почему?

— Мне кажется, что сейчас начался очень хороший тренд на региональную литературу, в таких книгах авторы рассказывают истории через призму опыта живущих там или с использованием национальной мифологии и истории.

Мне, например, очень приятно читать о тех местах, где я не была, но куда с удовольствием съездила бы. Например, Алтай, Дальний Восток, Мордовия, Архангельская область. У нас очень много регионов, в которых исторически сложились свои особенности и в бытовой жизни, и в мифологическом сознании, и это вызывает интерес, потому что отличается. А сейчас на полках стало все же меньше переводной литературы, за границу путешествовать уже не так просто, и поэтому мне кажется закономерным, что мы начинаем обращать внимание на свою страну и регионы, в том числе и в литературе.

— Было ли сложно сохранить нужную эстетику, но не удариться «в клюкву»?

— Нет, я ведь выросла и живу в Татарстане, так что с этим проблем не возникало. Проблема была в том, как передать местный колорит, будучи русской по национальности. В школе мы учили татарский язык, так что основы у меня есть, но вот с разговорной речью, которая нужна была для некоторых персонажей, возникали проблемы. Поэтому я обращалась за помощью к знакомым, которые переводили и корректировали мои реплики. С бытом было проще, потому что с детства я бывала в татарских домах, да и наши культуры за столько веков сосуществования так тесно сплелись, что и у нас дома было много заимствованного и уже родного. Например, по тексту я упоминаю, как Аня вспоминает мамину губадию. Тут получился реверанс в сторону моей мамы, которая пекла этот национальный пирог по рецепту подруги-татарки.

— А насколько вообще тема многообразия этносов в России и, возможно, недопонимания между ними, сейчас актуальна в нашей прозе?

— Она всегда была актуальна. У нас многонациональная страна, и не всегда удавалось мирно сосуществовать. Эту тему я тоже постаралась отразить в «Наличниках», но как можно аккуратнее — я знаю, что это очень щепетильная для многих тема.

— Я тут на днях прочитал интервью Салмана Рушди, он говорил, что людям нужна максимальная свобода слова во всем, кроме как раз национальных и расовых тем. Что думаешь?

— Скорее соглашусь. Свобода одного заканчивается там, где начинается свобода другого, так ведь? А с такими тонкими темами ты никогда не знаешь, где натолкнешься на болевую точку человека, и свобода все-таки получается ограничена сильнее.

— В Телеграме ты рассказывала, что одна из магистральных тем твоего романа — это травма. Почему именно это становится центром многих литературных произведений сейчас?

— Тут, наверное, стоит остановиться на том, что по образованию я психолог, и в процессе учебы нам всегда доносили преподаватели, что все люди так или иначе травмированы. Вопрос в степени и в том, насколько это влияет на жизнь человека. А XX и начало XXI века в целом были богаты на болезненные события.

Психическое здоровье перестает быть табуированной темой, все больше внимания привлекается к тому, что важно поддерживать не только свою физическую оболочку, что в жизни должно быть больше гармонии. Все это в целом сложилось, и поэтому о травмах стали говорить чаще.

— Про XX век ты хорошо заметила. Как думаешь, такая «коллективная травма» повлияла на мышление и восприятие нас, людей века XXI? В частности — касаемо чтения книг.

— Мне кажется, да, повлияла однозначно. К примеру, моя бабушка не привыкла читать книги — она жила в то время, когда некоторые романы держать дома было опасно. Моя мама уже выросла в другое время, и для нее книги были такой отдушиной. А я уже как наследница традиции собрала свою библиотеку, и там есть книги, которые в бабушкино время прочитать было просто невозможно. Булгаков, например.

Наше поколение больше склонно к подробному и разностороннему анализу и обсуждению текстов, потому что мы росли в то время, когда высказывать свое мнение было безопасно, в отличие от предыдущих поколений.

— Главная героиня романа видит призраков. Зачем в «Наличниках» тебе понадобились фантастические и мистические элементы?

— Призраки — это и необходимость для отражения способности героини, и одновременно метафора отношений между близкими, которые не способна разорвать даже смерть. Фантомы близких остаются рядом с Аней, пока они нужны ей, это ее защита и поддержка. Умение видеть призраков — это знак того, что она может снять проклятие, ведь гер ближе других женщин семьи подобралась к самой смерти.

— Я вижу «Наличники» как своего рода новый взгляд на «семейную сагу», ведь многолетняя история собственно семьи, я бы даже сказал рода, здесь находится в центре повествования, это — главная загадка. Так и было задумано?

— Да, все так. Мне хотелось показать, как история нескольких поколений может повлиять на современность, на одного человека, которому достается весь этот груз событий и травм целой семьи. И еще я очень люблю читать саги, где ты в конце понимаешь, почему все так, а не иначе. Из зарубежных авторов это, на мой взгляд, в женской прозе лучше всего удается Элис Хоффман.

— Вопрос, который обычно не задают, но мне можно, я буду первым: что тебя вдохновило на написание «Наличников»?

— Помимо уже вышеупомянутой Элис Хоффман и ее «Практической магии», это сериал «Говорящая с призраками», фильм «Пенелопа» (там очень хорошо показан механизм прощения и самопринятия). Из книг, наверно, это «С неба упали три яблока» Наринэ Абгарян. Там действие происходит в маленькой деревне, мы видим истории простых людей, и без щепотки магии тоже не обошлось. Вообще сложно собрать все истории, которые в чем-то меня вдохновили на создание «Наличников», потому что это было не одномоментно. А я очень много читаю и еще больше люблю наблюдать за реальными людьми и их поступками, что вдохновляет куда сильнее.

— В романе ты тоже поднимешь тему своего рода непонимания поколений. Насколько сейчас, вроде как в мире «без границ» и «без классовых предрассудков» она ощутима?

— Ощутима, но другое дело, что проявление этого как-то сгладилось, и мы замечаем это только в какие-то острые моменты. Например, в семье мы спокойно обсуждаем религию, но вот тема политики у нас закрыта — слишком разные у всех взгляды, а лишние споры никому не нужны.

— А современной прозе, как думаешь, эта проблема достаточно изучена?

— И в современной, и в классической. Проблемы остаются одни и те же, меняется только контекст. Поэтому младшее и старшее поколение могут говорить об одном и том же, но разными понятиями и словами, от чего и возникает недопонимание и конфликты.

— То есть тогда, по сути, современные авторы пишут все то же самое, просто в «упаковке» из другого контекста и сеттинга? Как тогда вообще придумывать что-то новое?

— Хороший вопрос! Я думаю, нужно переосмыслять и находить новые темы и подтемы внутри старых. Вообще проверенные сценарии хорошо работают, но когда автор следует точь-в-точь по его точкам, становится уже скучно. Нужно что-то необычное, переворачивающее сценарий с ног на голову. Например, книгах в жанре ретеллинга, где переиначивают популярные сюжеты, — дракон из классического становится в новом не злодеем, а жертвой и т. п. А с такими деталями можно развернуть повествование совсем по-другому, и конец будет неожиданным.

— Почему вообще век из века одни поколения «запрещают» делать что-то другим?

— Мне кажется, из собственного жизненного опыта старшего поколения и их желания защитить младших, направить на путь истинный, чтобы они избежали тех же ошибок. Но упускается из виду, что мир меняется слишком быстро, и старые способы решения проблем часто уже не работают. А получается, что благие намерения приводят к конфликтам.

— Ну и напоследок: есть ли какие-нибудь тексты, которые ты бы советовала читать вместе с «Наличниками», в связке с ними?

— Тут я могу просто оставить свой список книг на полке, без шуток! Прежде всего, книгу коллеги по Полыни Снежаны Каримовой «Приплывший дом» — чудесную историю непростого выбора в декорациях затонувшего города Мологи. Если вас привлекла магическая составляющая текста, то вам понравится «А за околицей тьма» Дарины Стрельченко. По татарскому колориту близка недавно вышедшая книга Асии Арслановой «Аул», там действие происходит в башкирской деревне. Из книг с национальным колоритом других регионов я очень жду в бумаге и рекомендую вам книги Анны Бауэр «Слово Вирявы» и Лидии Платнер «Когда засияет Журавль». А если вам интересна именно татарская культура и литература, то рекомендую начать с наших классиков — со сказок Габдуллы Тукая, пьес Карима Тинчурина и стихов Мусы Джалиля.

Фото на обложке: из личного архива Юлии Шляпниковой