Оценка книги: 6/10
Про героя этой книги с самого начала мало что понятно. У него было смутное детство и не менее смутное юношество, множество женщин, он много думает невесть о чем, часто ездит в поездах, а реальность у него смешивается с нереальностью. Подобные романы читатели нередко называют графоманскими, написанными неведомо зачем и для кого — собственно, и эта книга не стала исключением, если судить по немногочисленным отзывам. На такие книги сложно настроиться — у них своя тональность, и ее нужно угадать.
Роман «Русское окно» — сложное запутанное чтение, типичный ре-диез (мне нравится аналогия с черными клавишами вместо белых). Он будто звучит в миноре — достаточно мрачно, чуть более необычно, чем все привыкли. Музыкальные аналогии неслучайны — такой уж действительно музыкальный этот текст: слова складываются в этюд или прелюдию из трех частей — то ли Скрябин, то ли Вагнер, то ли даже Бабич, что было бы более уместно. Трата-та-та — ничего не происходит, покачивая на волнах памяти, прибой выносит куда-то прямо в реальность, в пыльную от отсутствия жизни квартиру, прямиком к чьей-то инвалидной коляске или пустому холсту. Трата-та-та — происходит что-то: где-то фоном идет война, в воспоминаниях буря, гром, смерть. Смена плана — любовь с очередной дамой сердца, уроки жизни и полное бездействие героя. Штиль. Оркестр отдыхает.
Творчество — важная тема романа вообще — в конце концов, один из ключевых персонажей «Окна» художник, другой — музыкант, встречаются то тут, то там упоминаниями композиторов, музыкантов, писателей и художников. Лучше всего то, что ждет читателя, характеризует едва ли не случайная фраза в самом начале романа: «…Жизнь я вижу как идеальную партитуру, на которой не только обозначены ноты и паузы, но и отмечена каждая складка, каждый шум, каждый запах. В этой партитуре записан каждый зевок тимпаниста, движение губ молодой флейтистки, внезапная мысль. Пронесшаяся в голове фаготиста, выдувающего последнюю строку нот блистательного крещендо. В этой партитуре я вижу то, что не видит никто».
Главный герой Руди уезжает из Сербии в конце девяностых, спасаясь от войны. Бежит он все дальше и дальше: на его карте — Белград, Будапешт, Мюнхен, Гамбург. Впереди его ждет путешествие больше экзистенциальное, чем какое-либо другое — и здесь можно предположить, что роман-омнибус — это не привычное «много чего под одной обложкой», а роман-путешествие, не важно куда и не важно зачем. Сели и поехали, попутно вспоминая детство, отрочество и юность, по-толстовски детально увлекаясь, но не по-толстовски отвлекаясь. Через окно, а вернее — форточку (про нее во вступлении хорошо рассказывает переводчик — чего повторяться), сего омнибуса, герой наблюдает за жизнью других людей — ишь ты, везде есть какая-то жизнь, но отчего-то не моя. А моя-то, собственно, где?
В финале нелишним будет вспомнить, что Драган Великич — не просто композитор слов, но еще и, кажется, постмодернист, ломающий стену между реальностями, дающий право голоса собственным персонажам, обращающимся к нему лично, что превращает книгу не в заявленный издателем «остросюжетный роман», а в искусную поделку, трансцендентную загадку, разгадывать которую приходится едва ли не мучительно. Например, я в этом совершенно точно не преуспела.
войдите или зарегистрируйтесь