Упоение катастрофой

• Оливия Лэнг. Crudo. — М.: Ад Маргинем Пресс, Музей современного искусства «Гараж», 2020. — 152 с.

Самая известная книга Оливии Лэнг «Одинокий город» соединила в себе черты автофикшена (предельно честного, хоть и с некоторым кокетством) и качественной, умной эссеистики. Пропорция жанров была идеальной, читатель Лэнг полюбил. Настолько, что даже изданную позже дебютную, гораздо менее удачную работу «К реке» о судьбе Вирджинии Вулф и путешествии по британскому Узу, принял на ура.

В центре повествования Crudo — сорокалетняя Кэти, и на первой же странице автор признается, что героиня являет собой ее собственную проекцию. На самом деле все, конечно, сложнее. Черты героини здесь перемешаны даже не с деталями биографии автора, а, скорее, с цитатами и образом Кэти Акер — американской фем-писательницы и поэтессы. Кэти романная выходит замуж, вспоминает своих любовников, путешествует по городам и весям, ест устриц, встречает прекрасных богемных людей, ест устриц, выбирает платья и покрывает глазурью свадебный торт, ест устриц, читает новости, ест устриц, устриц, устриц.

По сути перед нами классический поток сознания вперемешку со шквалом информации, которая валится на героиню из интернета, СМИ, случайных разговоров и обрывков новостей. Ни от того, ни от другого не спрячешься — и их соединение, наложение друг на друга призвано создать особую глубину.

Почему выбрана именно такая форма, догадаться несложно. В основе предыдущих работ Лэнг всегда лежала определенная эмоция, некоторое переживание ее — так и хочется сказать лирической — героиней. К этому переживанию, будь то ощущение ненужности в бурлящем Нью-Йорке или боль от расставания с любимым человеком, всегда как бы «подключалась» культурологическая база. 

Лэнг никогда не выбирала предмет исследования случайно, он органически вытекал из опыта ее героини и прекрасно дополнял автобиографическую часть. Все это, как и любая хорошая эссеистика, существовало в историческом контексте: «Одинокий город» рассказывает о безумных семидесятых, в меланхоличной «К реке» героиня перемещалась из девятнадцатого века на десять столетий назад. 

Иными словами, уникальность прозы Лэнг стояла на трех китах: некое переживание героини плюс некая мысль, вернее даже, некоторое ощущение мира в моменте, плюс исследовательская база, помноженная на контекст. Например, переживание одиночества — вытекающая из него мысль о том, что все мы одиноки — огромное исследование о великих ньюйоркцах, контекст города. В Crudo китов осталось лишь два.

Они увидели машину на краю поля. Как она сюда попала? Ее окна закрывала полосатая простыня или полотенце. Кэти, часто думавшая о самоубийстве, предположила, что кто-то покончил с собой, но машина была пуста. Они пошли дальше. Раздался выстрел. Пугают птиц, сказала Кэти с уверенностью и увидела, как порхающая пташка замерла над полем и упала вниз. В крепости из тюков сена сидел мужчина с ружьем. Поэтому Кэти ненавидела бывать на природе. Облака над головой как шары с гелием, как дирижабли. Тучный мужчина в черном вел через кукурузное поле ребенка с длинными светлыми волосами. Все казалась небезобидным, не стоило ей ехать сюда.

Назвать какую-то сюжетообразующую эмоцию — как одиночество в «Одиноком городе» или тоска в «К реке» — не получится. Зато здесь очень сильно ощущение героини в контексте настоящего времени, которое, впрочем, без рациональной подпитки превращается в голое ощущение самого контекста. Этим, собственно, и занимается Кэти всю книгу — чувствует мир. Чувствует радость, чувствует боль, чувствует стыд, чувствует надвигающуюся катастрофу, страх, неуверенность и,наконец, любовь...

Все это ужасно, до нелепости не стыкуется с внешними событиями в ее жизни. Как говорится, я поздно встал — и на дороге... Если облекать поток сознания Кэти в более связную форму, то вот он конфликт. В то время, как героиня только начинает новую жизнь, вступает в период зрелости, обустраивает дом, строит новые гармоничные отношения, весь мир будто бы заканчивается, падает в пропасть, исчезает в черной дыре. Этому способствует вся мировая повестка 2017 года. Впрочем, если в 2018, когда роман впервые вышел, ей еще можно было кого-то напугать, то в 2020 читателю скорее смешно. 

Но все же: Северная Корея наводит ракеты, там и здесь голод, на свободе гуляет очередной маньяк-педофил, тюрьмы, войны, смерть. Ощущение катастрофы и того, что мир вот-вот закончится, в последние пять лет только усиливается. В этом смысле Лэнг поймала общее настроение человечества очень верно. 

Проблема вот в чем: при всей безупречности языка, элегантности стиля, некоторой дерзости, за которую так любят Лэнг, здесь нет подлинной боли, переживания, нерва. Не получается и все тут. Слишком прилизанное и благополучное все кругом — от бесконечных устриц с белым вином до аристократической мигрени, которой страдает главная героиня.

Нет здесь и связного сюжета. Героиня выходит замуж, переезжает и... события заканчиваются. Раньше за сюжет отвечала внутренняя форма мысли, ее развитие, которому подчинена эссеистика Лэнг. Там, где мы имеем дело скорее с культурологическим исследованием, события в жизни героев не так важны, согласитесь.

В Crudo за сюжет должно было отвечать движение теперь уже не мысли, но чувств героини. Однако в потоке сознания и, как ни печально, самолюбования подлинный нерв теряется, исчезает в нагромождении красивых деталей. Пространство в романе Лэнг застывшее. Это не кино, а фотография, неподвижная картинка — красивая, написанная дорогой краской, маслом или темперой, со знанием дела, толком, расстановкой. 

Они напились. Ром «Dead Man’s Fingers». Как выяснилось, крабы больше не ядовитые и, очевидно, никогда ядовитыми не были, тем не менее у Кэти оставались опасения. Она разложила клешни на столе и с размаху лупила по ним. Восхитительно, она бы с радостью расколотила еще много чего. Она что есть сил ударила по спине краба. Ничего не произошло. Она ударила еще раз. Появилась сеточка морщин. Она вскрыла их пальцами, вырывая белые кусочки плоти.

Было бы ничего, если бы автор держал дистанцию и сумел выстроить линию обороны, с иронией показать гламурный, богемный, культуроцентричный дискурс. Но нет. Героиня существует внутри него, она его часть, одна из многих sophisticated благополучных белых британок. Интересно, понравилось бы такое трагической Кэти Акер? 

По сути читателя, конечно, обманывают. И не в той части, где вместо привычной ему эссеистики получается поток эмоций и слов. Вовсе нет. Обман лежит в той плоскости, где упоение катастрофой выдают за конфликт. Героиня должна чувствовать мир, должна выстроить некую оптику, должна найти себя в этой якобы распадающейся, разламывающейся реальности. На деле она лишь упивается сытым благополучием, своим видом на шелковых простынях и жует бесконечные устрицы, устрицы, устрицы. Фальшивое ее страдание, фальшива она сама.

Даже на обложке англоязычного издания красуется влажная устрица. Словно символ чего-то гораздо более неприличного, пошлого.

Кажется, в этом есть смысл.