Музей созависимости

• Салли Руни. Нормальные люди / пер. с англ. А. Глебовской. — М.: Синдбад, 2020. — 288 с.

Электронную версию этой и других упомянутых в наших публикациях книг можно приобрести на портале «ЛитРес», поддержав тем самым переживающий сейчас трудный момент книжный бизнес.

Салли Руни стала известна в англоязычной литературной среде благодаря громкому дебюту: «Разговоры с друзьями» — роман, который Руни начала писать еще в пятнадцать лет, — стал бестселлером в 2017 году, права на его издание были проданы в двенадцать стран. Тогда же пресса окрестила Руни ни много ни мало «Сэлинджером поколения “снэпчата”»: на момент публикации ирландской писательнице было двадцать пять.

Совершенно не удивительно, что публика с интересом ожидала вторую книгу: предполагается, что набравшийся опыта автор сможет выдать нечто еще более грандиозное. Ожидание продлилось недолго. Издательство Faber & Faber опубликовало роман «Нормальные люди» уже в сентябре 2018-го вскоре после того, как в июле того же года он вошел в длинный список «Букера» — самой престижной премии в области англоязычной литературы. Теперь книга вышла на русском, и самое время разобраться: не преждевременны ли были восторги критиков или же, говоря языком «снэпчата», оправдан ли хайп? 

Марианна и Коннелл учатся в старших классах школы в небольшом городке в ирландской глубинке. Марианна живет с матерью-юристом и братом в особняке, домработница в котором — мать Коннелла Лоррейн. Коннелл — статный красавец, любимец школы, футболист и фанат классических романов, склонный к сочинительству. Марианна при этом популярностью не пользуется: друзей у девушки нет, а свободное время она предпочитает проводить с книжкой. Не нужно быть опытным читателем, чтобы догадаться: да, Коннелл с Марианной испытывают взаимную симпатию, после чего вступают в двусмысленные отношения friends with benefits, которые Коннелл будет тщательно скрывать от своих школьных друзей. После того как молодые люди поступают в престижный дублинский Тринити-колледж, ситуация меняется: теперь принадлежащая к привилегированному классу Марианна обзаводится массой новых знакомств, пока Коннелл вынужден привыкать к новой роли «богемного буржуа».

В своих интервью Руни любит повторять, что считает себя марксисткой и мечтает написать по-настоящему марксистский роман. В нем под прицел автора попал бы вопрос неравенства в постиндустриальном обществе, проблема того, как на наши взаимоотношения в условиях позднего капитализма влияет рынок, который сама Руни, кстати, рассматривает как инструмент экономического отчуждения автора от собственного текста: проданный, он уже как бы встраивается в рыночную систему и отрывается от изначального замысла.

Учитывая интересы автора, рассчитываешь увидеть раскрытие всех этих проблем в тексте. И вроде бы сюжетная завязка к этому располагает: нам становится любопытно, как общественное положение Марианны и Коннелла повлияет на их отношения? Что предпримут герои, чтобы это изменить? Как персонажей и их окружение заденет финансовый кризис и к каким жизненным выборам он их подтолкнет? То есть для романа о современных людях, которых разрывает от желания быть «нормальными», но которые пытаются сохранить остатки самодостаточности, созданы прекрасные условия. 

Спешу разочаровать: ни одной из представленных возможностей автор не воспользуется. 

Да, на первый взгляд отношения героев подвергаются общественному давлению: в первой трети книги Коннелл встречается с Марианной исключительно втайне, далее простой работяга Коннелл как бы преодолевает общественное давление, ведет себя честнее новых друзей Марианны по колледжу и выручает девушку в трудную минуту. Однако на поверку оказывается, что все эти конфликты не имеют для текста ни малейшего значения. В школе Коннелла и так все любят, даже если он встречается с занудой-недотрогой. Что до трудностей в колледже: нам рассказывают, что Коннелл чувствует себя одиноким и скучает по школе, но из действий и поступков Коннелла это не следует: поведение персонажей противоречит словам рассказчика. Так ли действительно различны условия жизни Коннелла и Марианны? Да, мать Коннелла вынуждена работать на родителей Марианны, но на свое положение не жалуется — собственно, мы имеем весьма смутное представление о том, в каких условиях живет Лоррейн. Коннел накопил на автомобиль, работая в автосервисе, — но повлияет ли это как-то на его поступки, на отношение к нему других людей? Нет. Проблема классового неравенства в романе как бы существует: Коннелл боится попроситься жить к Марианне и беспокоится о стипендии, но все эти нюансы читатель должен додумывать сам — пока текст пролетает мимо с присвистом. Приходится извиниться за банальность сравнений, но даже в «Сумерках» Стефани Майер различия в социальном и — хм! — биологическом происхождении героев играли более значимую роль, чем в книге номинанта Букеровской премии.

Хорошо, но если герои сами не испытывают трудностей, может быть, их волнуют трудности других? Расхождения в политических предпочтениях могут создать проблемы во взаимоотношениях Коннелла и Марианны, выявить разницу в их системе ценностей и взглядах на современность. И здесь промах: да, в паре диалогов проскальзывает тема капитализма, один раз повествователь  вежливо указывает, за кого Коннелл проголосовал на парламентских выборах (спойлер: за кандидата от лейбористов, но выиграли правоконсерваторы — впрочем, эта информация все равно никак не повлияет на сюжет), а потом замечает, что Марианну вроде как волнует арабо-израильский конфликт  (она даже принимает участие в демонстрации против израильской операции в Секторе Газа), — лишь затем, чтобы опять увести читателя в сторону от политической и социально-экономической темы. «Пожалуйста, никакой политики!» — восклицает одна из героинь, словно выражая просьбу текста забить на всю эту «сложную» муть с какими-то там иммигрантами и классовым неравенством.

Итак, на раскрытие политических и социально-экономических аспектов жизни в посткризисной Ирландии текст не претендует. Что же остается? 

А остаются бесконечные диалоги героев о любви, об отношениях, о том, кто с кем сейчас встречается и почему, о вечной усталости и вечном страдании, о решениях, которые не были приняты раньше и почему-то не могут быть приняты сейчас. При этом складывается впечатление, что все эти неправильные выборы делаются исключительно для того, чтобы у Коннелла с Марианной была возможность порефлексировать.

Безусловно, разговоры сами по себе могут создавать сюжет. Например, в рассказах: с помощью диалога мы узнаем, каковы ценности персонажей, и благодаря этому можем судить о решении, которое они принимают. Таков рассказ Руни Mr. Salary: диалоги показывают стремления героини и ее психологическую слепоту, которые приводят к разочарованию в конце. Диалог поддерживает дыхание текста на коротких дистанциях: неслучайно и «Нормальные люди» изначально были рассказом «В клинике», где так же, как и в романе, Марианна с детства страдает от абьюзивных отношений, а Коннеллу недостает уверенности в себе.

Вот только для романа одних диалогов мало. За диалогами мы ожидаем увидеть личности, характеры, которым мы бы сопереживали. Прекрасной иллюстрацией этому служит «Анна Каренина», которую Руни недавно дочитала и вроде бы высоко оценила, или — из относительно свежих примеров — фильм «Брачная история» Ноа Баумбаха, где из-за слабости и эгоизма героев возник тектонический разлом, разрушающий их брак, и все это было показано через диалоги. Даже в культовой комедии Роба Райнера «Когда Гарри встретил Салли», которую с «Нормальными людьми» роднит структурный прием — герои сталкиваются друг с другом как бы случайно спустя некоторое количество времени, проведенного порознь, — разговоры «ни о чем» на самом деле раскрывают персонажей как личностей, показывают, что им по-настоящему важно, как с течением времени меняются их нравственные ориентиры и, в конечном счете, как произнесенные слова ведут к цепочке важных решений.

Ничего из этого в романе Руни нет. Марианна и Коннелл при всей внешней образованности и начитанности удивительно пусты. Слово девальвировано, не несет никакой ценности ни для героев, ни для автора. Все действия персонажи совершают по инерции, без внутренних убеждений; новые мысли приходят им в голову как бы сами собой. Герои совершают ошибки, но их мотивацию, страхи и сомнения должен додумывать читатель. Создается ощущение, будто герои плывут по течению сюжета и в нужных пунктах совершают нужные автору действия, а мотивации раскрывать никто не собирается.   

Книга читается быстро, но скорее из-за легкого стиля Руни: за героями следить совершенно неинтересно. При всей зацикленности на своей внешности и саморазвитии Марианна и Коннелл слепы душевно, будто вообще лишены способности к эмпатии. Их образцовая созависимость, словно черная дыра, затягивает в их окружение все больше людей: новых друзей и партнеров — но эти люди описаны плоско, одномерно, они не интересуют ни автора, ни его героев. Вот эта подруга хочет стать журналисткой, а вот эта помешана на сексе и сидит без работы. На этом всё — мы больше ничего об этих людях не узнаем. Даже отношения с другими партнерами, которые — как утверждает повествователь — оказывают непосредственное влияние на характер и поведение героев, на деле не играют большой роли. Вот, казалось бы, важный эпизод из жизни Коннелла:

Хелен научила Коннелла жить по-новому. С его души как будто бы сняли невыносимо тяжелую крышку, и он внезапно вдохнул свежего воздуха. Совершенно реально взять и написать сообщение: я тебя люблю! И отправить его. Раньше это ему казалось немыслимым, а на самом деле это так просто. Разумеется, он бы очень смутился, если бы кто- то увидел эти сообщения, но теперь он знает: такое смущение совершенно нормально, это обычное желание обезопасить особенно дорогую тебе часть жизни. Он может приходить на ужин к родителям Хелен, сопровождать ее на вечеринки к друзьям, терпеть обмен улыбками и заученными фразами. 

Статус ее официального бойфренда обеспечил ему надежное место в обществе, перевел его в число приемлемых людей с понятным положением, чье молчание по ходу общей беседы воспринимают как задумчивость, не как неловкость. 

Этот отрывок выглядит как пересказ того, что было в предыдущих сериях, разве что предыдущие серии нам никто не показывает. И таких абзацев-конспектов в романе много. Впрочем, все это автору не важно: все равно те же отношения Коннелла с Хелен в рамках сюжета ни на что не влияют. Мы не знаем, почему они сблизились, что у них было общего, почему разошлись, как это повлияло на отношения ключевой пары. Но если это не важно автору, почему это должно быть важно читателю? По-настоящему мы так никогда и не узнаем, как созависимые отношения Коннелла и Марианны влияют на других людей. 

Внешний мир героев не заботит — так может, что-то есть в мире внутреннем? Ну да, у обоих есть психологические проблемы: Марианна выросла в абьюзивной семье, из-за чего склонна к мазохизму в отношениях, а Коннелл при всех своих качествах идеала эпохи саморазвития (напомним: внешне привлекательный, спортивный, начитанный, подающий надежды писатель) не уверен в себе. Но о причинах этих проблем мы так же не узнаем, как не узнаем о том, почему мать Марианны ее ненавидит, а брат испытывает острое желание поколотить. В прошлом им явно пришлось испытать абьюз со стороны отца, но — здесь снова мы можем только догадываться и додумывать за автора, что вредит восприятию текста. В результате у читателя может сложиться впечатление, что сама Марианна — не более чем «дама в беде» со страниц готических романов: она ждет, когда появится спаситель и избавит ее от проблем, но не готова делать ничего, чтобы справиться с проблемами самой. О внутренней же борьбе Марианны со своей скованностью и апатией мы не узнаем.  

В результате текст оказывается удивительно неглубоким, если не сказать — пустым. Роман вроде бы должен быть посвящен проблемам с коммуникацией, невозможности проговорить близкому человеку то, что важно. И это в романе есть, но строго в те моменты, которые нужны автору: систематических проблем с коммуникацией у Коннелла и Марианны не наблюдается, что вызывает у читателя недоумение — если здесь герои говорят друг с другом вполне открыто и доверительно, почему они не могли сделать это в предыдущих главах? 

С точки зрения стиля тексту также нечего предложить читателям. Местами он насыщен подростковым пафосом:

Неужели он действительно может проделывать с ней все эти мерзости и верить, что все это — по любви? Неужели в мире и правда столько злобы, что любовь невозможно отличить от самых примитивных и жестоких форм насилия? На улице изо рта у нее вылетает облачко пара, по-прежнему падает снег, словно непрерывно повторяется одна и та же бесконечно малая ошибка. 

Или:

Да, деньги — это та субстанция, которая придает миру реальность. И есть в этом нечто извращенное и сексуальное. (Марксистский роман, duh. — С. Л.). 

А местами изобилует деталями быта, которые, однако, ничего не добавляют ни к пониманию текста, ни к читательскому впечатлению: 

Найл начинает снимать проволоку с первой бутылки, а Марианна подает Коннеллу штопор. Пегги собирает тарелки. Коннелл обдирает фольгу с бутылки, и тут Джейми наклоняется и что-то говорит Марианне. Коннелл вставляет штопор в пробку, начинает ввинчивать. Пегги забирает у него тарелку, добавляет к стопке. Он складывает ручки штопора, пробка вылезает из горлышка с негромким чмоком.
 

Столь подробные описания замедляют время чтения, заставляют нас напрячься в ожидании столкновения, но… ничего не происходит. Вопрос «и что?» повисает в воздухе: все эти мизансцены тут просто так. Можно, конечно, возразить: а что ты хочешь, Лебеденко, ведь в жизни всё тоже происходит просто так! Конечно, отвечу я, вот только литература не равна самой жизни: она «подсвечивает» важное для конкретного автора, обращает внимание на неочевидные закономерности и заставляет задаваться вопросами, которые могли даже не приходить нам в голову. Но в «Нормальных людях» ничего этого нет. Вы ведь тоже не запоминаете все случаи из своей жизни, когда выходили в курилку или пили кофе с друзьями? Тогда с какой стати мы должны читать о каждом таком случае из жизни героев? Не говоря уже о том, что и в простом разговоре в курилке иногда больше конфликта, чем во всем романе Руни… 

Пресса поторопилась навешать на Руни ярлыки, но при всех сравнениях с Сэлинджером писательница удивительно неряшлива в деталях:

Коннелл засовывает руки в карманы и давит раздраженный вздох, но делает это на достаточно громком вдохе, так что вздох вздохом и остается. 

Что это значит? Разве вздох не является и вдохом, и выдохом? 

Ему часто хотелось уснуть внутри ее тела. Больше ни с кем этого не получилось бы, да он бы и не захотел. Потом они просто погружались обратно в сон, обнявшись, без единого слова. 

Деликатно замечу, что в положении «внутри ее тела» спать было бы не очень удобно — можно себе что-нибудь и сломать.

Отдельно обращу внимание на то, что перевод Александры Глебовской выполнен на достойном уровне. Нарочито прост стилистически здесь оригинал: идеально конспективен для экранизации (которая, кстати, уже на подходе), но при этом пуст примерно в такой же степени, как и его герои. Пуст и старомоден: психологические проблемы и травмы романтизируются и существуют только для того, чтобы Коннелл и Марианна казались «глубже» и «уникальнее» на фоне окружающих их «посредственностей»; созависимость также романтизируется, превращаясь в фетиш, которому нам предлагается сопереживать; главная героиня — безэмоциональная декадентка, пытающаяся достучаться до «того самого», который спасет ее от всех трудностей, ничего не требуя взамен. Это даже для современной формульной мелодрамы выглядит блекло.

В своем эссе, посвященном Руни, писательница Евгения Некрасова справедливо замечает: современные общественные проблемы требуют поиска современного языка и новых способов говорения. Это правда, но неплохо было бы увидеть этот самый язык у автора, которого нам ставят в пример: как было показано выше, у вроде бы современного текста «Нормальных людей» слишком много общего с масскультом эпохи романтизма.

И в развитие темы: кажется, что современным текстам не хватает не только современного языка, но и попытки поставить под вопрос сложившуюся систему социально-экономических отношений. Современная литература станет по-настоящему актуальной, когда задастся вопросом: как на нас и наши отношения влияет жизнь при государственном капитализме и всевластии медиакорпораций? Почему в обществе якобы всеобщего благоденствия такой большой разрыв между богатыми и бедными? Почему в условиях пандемии все преимущества вновь получает политическая и экономическая элита, пока малый и средний бизнесы приносят в жертву? 

Пока писатели не станут исследовать эти вопросы в своих произведениях, нам так и останется довольствоваться небольшим кругом «прорывных» и «уютных» текстов — если, конечно, от книжной индустрии после коронавируса что-нибудь останется.

Напоследок — следует поменять и отношение к рынку: обращать внимание на «неудобные» и «неочевидные» тексты, а не поддерживать маркетинг западных издателей, которые в угоду продажам готовы создавать новых Сэлинджеров, Джейн Остин и так далее. Вместо навешивания ярлыков нужно обращать внимание на сам текст, анализировать его — кажется, для такого медленного чтения и конца созависимости писателя, критиков и рынка сейчас самое время.

Наконец, вернемся к тому, с чего начинали. Если «Нормальных людей» и можно назвать марксистским текстом, то исключительно с той точки зрения, что он иллюстрирует нехитрый механизм капитала: нарастить добавочную стоимость на литературную пустышку за счет труда низкооплачиваемых маркетологов и копирайтеров, чтобы получить сверхприбыль и распределить ее в узком кругу. 

Возможно, дело еще и в том, что от западного читателя ожидается большая осведомленность о проблемах домашнего насилия и непроработанных психологических травм — поэтому текст и видится нам полным лакун, которые нужно заполнять самостоятельно. Но получается, что нам не предлагают ничего помимо «скелета» истории: автор собрала фундамент и каркас, а дальше думайте сами.

Если «Нормальным людям» и гарантировано место на полке «будущей классики», как написано в рецензии The Guardian, то лишь в качестве образцового примера отношений созависимости эпохи десятых. Да, в этом виде «Нормальные люди» окажутся блестящим экспонатом в музее антропологии. 

А пример Салли Руни лишний раз доказывает — рынок выдает репутационные авансы лишь для того, чтобы получить прибыль. Впрочем, с дебютным романом Руни познакомиться мы еще не успели — может быть, там писательница еще не отказалась от принципов, которые сама же и декларирует.