Харуки Мураками. Убийство Командора. Книга 1. Возникновение замысла

• Харуки Мураками. Убийство Командора. Книга 1. Возникновение замысла / пер. с яп. А. Т. Замилова. — М.: Эксмо, 2019. — 416 с.

Обычно разводы случаются из-за измены или усталости супругов друг от друга, но не в этот раз: жена тридцатишестилетнего художника решает уйти от него, потому что ей приснился сон. Но герой уходит первым — и с этого начинается его путешествие к самому себе. Он останавливается в доме известного живописца Томохико Амады, а вскоре находит на чердаке картину «Убийство командора». Таинственная картина, призрак бывшего жильца, колокол, звонящий еженощно, — Харуки Мураками (автор романов «Охота на овец», «Хроники заводной птицы» и «1Q84», имя которого можно смело считать синоним импрессионизма в мире литературы) изящно сплетает реальность со сверхъестественным и предлагает читателю окунуться в мир, полный загадок и мистики.

 

— Извини, но жить с тобой я больше не смогу, — тихо отрезала она и надолго умолкла.

Внезапное заявление моей жены застало меня врасплох. От неожиданности я не знал, что ей ответить, и ждал, что еще она скажет. Вряд ли что-то приятное для меня, но в тот миг я ничего не мог с собой поделать — разве что дождаться ее следующей фразы.

Мы сидели за столом на кухне друг напротив друга. Было это в воскресенье после полудня, в середине марта, примерно за месяц до шестой годовщины нашей свадьбы. В тот день с утра зарядил холодный дождь. После слов жены я первым делом выглянул за окно — дождь лил тихо и совсем бесшумно. Почти без ветра. Но все же он нес в себе холод, — такой, что въедливо пробирает до костей. Он будто напоминал, что до весны еще далеко. За пеленой дождя тускло маячил оранжевый контур Токийской башни. В небе ни одной птицы. Они, укрываясь под карнизами, терпеливо пережидают дождь.

— Только не спрашивай причину, ладно? — попросила она.

Я слегка качнул головой. Ни «да», ни «нет». Я не мог сообразить, какие слова окажутся уместны, и потому кивал машинально.

Она сидела в обтягивающем свитере цвета лаванды, с широким вырезом. Мягкие бретельки белого топа выглядывали рядом с оголенной ключицей. Напоминали они какие-то макаронины, приготовленные по особому рецепту.

— Один вопрос, — наконец сказал я, глядя на бретельки, но не замечая их. Сухо, тоном, лишенным надежды и обаяния. — Если я смогу на него ответить.

— В этом... есть моя вина? Она задумалась, а затем, подобно человеку, который долго нырял, а теперь выплыл на поверхность, медленно сделала глубокий вдох.

— Думаю, непосредственно, нет.

— Непосредственно нет?

— Думаю, нет. Я постарался уловить ее интонацию. Будто взвешивал на ладони яйцо.

— То есть... косвенно есть? На это жена ничего не ответила.

— Несколько дней назад, под утро, я видела сон, — сказала она вместо ответа. — Такой явственный, что я сама не могла разобрать, где грань между действительностью и сновидением. А когда открыла глаза, то подумала... даже не так — отчетливо осознала: все, больше я с тобой жить не смогу.

— О чем был сон?

Она покачала головой.

— Прости, но этого сказать я не могу.

— Потому что сон — это личное?

— Пожалуй.

— Кстати, я был в том сне? — спросил я.

— Нет, ты в нем не появлялся. Выходит, и в этом смысле тоже непосредственно твоей вины нет.

Я на всякий случай резюмировал ее фразы. Это моя давнишняя привычка — резюмировать фразы собеседников, когда не знаешь, что им сказать (чем я их частенько злю).

— Иными словами, несколько дней назад ты увидела явственный сон. А когда проснулась — осознала, что жить со мной больше не сможешь. И также не можешь сказать мне, о чем был твой сон. Потому что сон — это личное. Так?

Она кивнула.

— Да, все так и есть.

— Но это ровным счетом ничего не объясняет.

Она положила руки на стол и посмотрела внутрь кофейной чашки, стоявшей прямо перед ней. Будто увидела внутри этой чашки предсказание и пыталась разобрать его текст. И, судя по ее взгляду, предсказание оказалось очень символическим и многозначным.

Сны всегда много значили для нее. Они нередко влияли на ее решения и поступки. Но как бы ни веровала жена моя в сны, одно явственное видение никак не должно свести на нет всю вескость шести лет нашей супружеской жизни.

— Сон — не более чем спусковой крючок, — сказала она, словно прочтя мои мысли. — После того сна у меня будто все разложилось по полочкам.

— Нажмешь на спусковой крючок, и вылетит пуля?

— О чем ты?

— Без спускового крючка пистолет — не пистолет, и мне кажется, выражение «не более чем спусковой крючок» тут неуместно.

Она пристально смотрела на меня, ничего не говоря. Похоже, никак не могла понять, что я хотел ей этим сказать. Хоть я и сам, по правде, мало что понимал.

— Ты встречаешься с каким-то другим мужчиной? — спросил я. Она кивнула. — И с ним же, выходит, спишь?

— Да. Я виновата перед тобой. Прости.

Пожалуй, мне стоило спросить, кто он — и как давно это происходит. Но знать этого мне не хотелось. Я не желал об этом даже думать. Поэтому опять смотрел за окно, наблюдая, как на улице льет, не переставая, дождь. И почему я до сих пор ничего не замечал?

Жена сказала, прервав молчание:

— Но это — лишь одна из причин.

Я обвел глазами квартиру. Привычное, казалось бы, жилье теперь предстало передо мной, словно пейзаж далекой чужбины. «Лишь одна из причин»? Что это значит: «Лишь одна из причин»? — всерьез задумался я. Она занимается сексом с кем-то... помимо меня. Но это — лишь одна из причин? Какие тогда есть еще?

Жена сказала:

— Через несколько дней я покину этот дом, поэтому тебе ничего делать не нужно. Это на моей совести, и, разумеется, уйду я.

— Уже решила, куда?

Она не ответила, но, похоже, да — уже решила. Вероятно, собралась с духом завести этот разговор, все заранее подготовив. От одной этой мысли я ощутил свою беспомощность, будто оступился в кромешном мраке, сделав неверный шаг. Пока я ни о чем не догадывался, обстоятельства развивались своим чередом.

Жена сказала:

— Я постараюсь не затягивать с разводом и надеюсь на твое содействие. Понимаю, что слишком многого от тебя требую.

Я перестал следить за дождем и перевел взгляд на нее. И вновь подумал, что за шесть лет жизни с этой женщиной под одним кровом я так в ней и не разобрался. Так же люди ничего не понимают в луне, хоть и видят ее на небосводе почти каждый вечер.

— Одна к тебе просьба, — собравшись с духом, сказал я. — Выполнишь ее, а дальше — поступай, как знаешь. За это обещаю не мешкая поставить печать на заявлении о разводе.

— Что за просьба?

— Уйду из дому я. Причем сегодня. Тебя же прошу остаться.

— Прямо сегодня? — удивленно спросила она. — Ну да. Ведь чем раньше, тем лучше?

Она немного подумала и вскоре сказала:

— Ну, раз тебе хочется...

— Да, именно этого я хочу, и больше мне ничего не нужно.

Здесь я не лукавил. Будь что будет. Не оставаться же мне в одиночестве в этом месте, напоминавшем жалкие руины, один на один с холодным мартовским дождем?

— Машину я заберу. Хорошо? Хотя об этом можно было и не спрашивать. Машину с коробкой мне отдали друзья еще до свадьбы. Счетчик спидометра давно перевалил за сто тысяч километров. К тому же у жены все равно не было прав.

— За мольбертом, красками, одеждой и прочими вещами заеду позже. Ты не против?

— Не против. Только «позже» — это примерно когда?

— Пока не знаю, — ответил я. Мне сейчас не до того, чтоб думать наперед, у меня земля уходит из-под ног. И я тут балансирую из последних сил.

— Почему я спрашиваю? Потому что вряд ли... задержусь здесь... надолго, — сказала она, запинаясь.

— Возможно, все улетят на луну, — промолвил я. Похоже, она не поняла и переспросила:

— Что ты сейчас сказал?

— Да так, ничего. Пустяки.

 

В тот же вечер к семи я сложил свои вещи в большую спортивную сумку и закинул ее в багажник красного хетчбэка «пежо-205». Смена белья на первое время, туалетные принадлежности, несколько книг и ежедневник. Какую-то походную утварь, которую брал с собой для пеших прогулок в горах. Альбом для эскизов и набор карандашей. Что еще взять, сообразить я не мог. Пока хватит.

Понадобится — можно пойти и купить. Когда я выходил из дому с сумкой в руке, жена все еще сидела на кухне. И кофейная чашка по-прежнему стояла перед ней. Как и прежде, жена смотрела в чашку.

— Послушай, у меня к тебе тоже одна просьба, — сказала она. — Хоть мы и разойдемся, останемся же друзьями?

Что она хотела этим сказать, я так и не понял. Я обулся, закинул на плечо сумку и, положив руку на дверную ручку, кратко глянул на жену.

— Говоришь, останемся друзьями?

Она сказала:

— Ну, если б мы иногда могли встречаться, чтобы поболтать...

Я пока не мог понять смысла ее слов. Остаться друзьями? Иногда встречаться, чтобы поболтать? Ну, встретимся — и о чем мне с ней говорить? Она будто задает мне загадки. Что она хочет мне этим сказать? Зла на нее я, в общем-то, не держу. Если она об этом.

— Не знаю. Посмотрим.

Других слов у меня не нашлось. Навряд ли я смог бы найти другие, простой там хоть неделю. Поэтому я просто отворил дверь и вышел наружу.

Я совсем не думал, в чем покидаю свой дом. И наверняка не заметил бы, будь на мне хоть халат поверх пижамы. Позже, заехав на парковку в туалет, перед высоким ростовым зеркалом я увидел, во что одет: рабочий свитер, яркий оранжевый пуховик, синие джинсы и рабочие ботинки. На голове — старая вязаная шапочка. Местами на обтрепанном зеленом пуловере белели пятна краски. Из всей одежды одни лишь джинсы были совсем новыми и резали глаз своей яркой синевой. В целом выглядел я весьма пестро, но не сказать, что как-то причудливо. И пожалел я лишь о том, что забыл прихватить шарф.

Когда я выезжал с подземной парковки дома, мартовский студеный дождь все еще продолжал бесшумно лить. Дворники «пежо» так шоркали по стеклу, будто рядом хрипло кашлял старец.

 

Я понятия не имел, куда податься, и некоторое время бесцельно колесил по токийским дорогам, куда глаза глядят. От перекрестка Ниси-Адзабу направился по улице Гайэн-Ниси в сторону Аоямы. Там за третьим кварталом повернул направо и поехал на Акасаку, после нескольких поворотов оказался на Ёцуя. Затем заехал на первую попавшуюся на глаза заправку и наполнил бак под завязку. Еще попросил проверить уровень масла и давление в шинах. Также мне залили жидкость для стекол. Кто знает, может, мне предстоит прямо сейчас выдвинуться в дальний путь. А может, и добираться до луны.